Утро следующего дня принесло мне еще одну радостную весть - я опять в Их строю, я Их земное око: Сочи, строительство олимпийского комплекса к 2014 году. Я нахожусь в виадуке, соединяющем пляжи Черного моря со снежными вершинами Кавказских гор. В шортах и топике, еще не окрепшая, но воинственно настроенная, бегу по его недостроям. За мной с шумом и гамом ватага обездоленных детей. Они с жадностью накидываются на недоеденные шашлыки, выброшенные в мусорные контейнеры. Справа от центральной опоры в виде волнореза идет бетонный парапет. На нем один за другим стоят высокие хрустальные фужеры, изящные широкие емкости из тонкого стекла. В них «дары волхвов» - элитное вино из Абрау-Дюрсо. Вижу, как недалеко от парапета появляется хозяин стройки в черном костюме. Рядом с ним огромный дог. Дог лакает вино из широкого «бокала». Вдруг справа у опоры виадука в небольшой лужице возникает узкая лодка, а в ней, тесно прижавшись друг к другу, один за другим стоят мэр города Москвы, только что отправленный Президентом в отставку с мотивировкой «за недоверие», за ним – сам Президент, потом Премьер, за Премьером тот, кто отвечает за строительство комплекса.

- А-а-а! Вот куда уходит народное добро! - возмущаюсь я. - В то время как дети голодают, люди выброшены с насиженных мест, вы жируете на их горе!

И слышу вслед голос Премьера:

- Галина Ивановна! Вам не идет такое поведение.

Ага, уже и «Ивановна», и поведение не устраивает!

- Не нравится! Думаете, век так будет!

Бегу дальше. На выходе к снежной площадке застаю другую картину: «всяк входящий» получает из рук «хозяина» стройки разовую тарелочку с едой.

- Думаете, этими подачками вы усыпите сознание народа?

А каково оно? - уже очнувшись от видения, рассуждала я. Видения реальнее, чем сама жизнь, когда знаешь и контролируешь, из какого источника они идут. Видение – это та же криптограмма. Кто знает, как ее «читать», тот понял ее смысл. Так что же происходит у нас в стране и каково настроение народных масс? Недоверие к власти – да. Но волнения - местного значения. Народ устал и уже ни во что не верит. И потому действительно, «Галина Ивановна, зря вы так себя ведете».

Возможности тонкого плана резко отличаются от земных. Во-первых, к этим «сильным мира сего» на физическом плане просто не прорваться. А здесь не надо преодолевать препоны в виде секретарей, помощников, охраны с телохранителями и еще бог весть чего и кого. Для такой работы необходимо соединение мира астрального с земным, твои открытые энергетические центры, а в подобном случае - прочные кармические связи. «Связи», «связи» и «связи», и эти связи не купить ни за какие деньги. Придет время, и человечество убедится в преимуществе общения с миром посредством астрала, а не губительной для здоровья техники. Вот вам в подтверждение выдержка от 17 января 1926 года из «Листов дневника» приватной беседы Е.И.Рерих с Учителем Мориа, Махатмой Высокой Обители в Гималаях: «Можно себе представить соединение мира астрального с земным, где, утилизируя материю, можно будет присоединить удобства астрала. Земля должна следовать этой эволюции. Явление закона совершенствования».

Через неделю уже дома, в программе телевидения Первого канала я увидела сюжет хода строительства этого олимпийского комплекса. Тот же виадук, что был в видении. Премьер отчитывался перед народом о проделанной работе. Такая самоотверженность! Так хотелось поблагодарить его за труд на благо Отечества, если бы не знания, полученные в астрале!..

На следующий день и в без того густонаселенной палате невозможно было протолкнуться. Друзья и родственники шли гуськом. Я полностью оказалась в их руках – меня кормили, купали, мне в прямом смысле переставляли ноги. Столько заботы и любви было пролито на меня, и попробуй после этого не оправдать их надежд.

Хирург, прощаясь со мной, сказал:

- Я сделал все что мог. Такого ЖКТ в своей практике я еще не видел. Но я надеюсь, что хоть на столечко, - показывая кончик своего мизинца, - тебе все же будет легче, чем до операции.

- Галина Ивановна! Смотрите, что на вашей ложке! Это же знак Триединства, Знак Шамбалы! - воскликнула Валя М. Она сидела напротив меня на кухне. Я перевернула мельхиоровую ложку. И действительно, на ее выпуклой стороне сияли белым золотом три изящных круга. Это была та самая ложка, что принесли мне в больницу из дома.

Ровно через месяц Знак пропал.

- Ну значит, выполнил свою миссию, – «успокоил» Борис.

- Как жаль, что никто из нас не догадался сфотографировать это, - опять горевала Валя М.

Действительно, жаль. К чуду быстро привыкаешь, будто это само собой разумеющееся.

А вот крестик, что спаялся с образком Николая Чудотворца, так и продолжает висеть у меня на груди, напоминая о том времени…

«В феврале» - услышала я заветный Голос… Казалось бы – одно слово. Но сколько в нем информации!

Ближе к февралю я решила не терять время и подготовить рабочее место. Ящики письменного стола представляли собой залежи двадцатилетней давности. И очень хотелось провести качественный отбор. Три недели я потратила на сортирование всякой всячины. Сколько открытий для себя сделала! Сколько записочек, на которых я царапала видения, указания и советы Учителя! А сколько их осталось в моей памяти! Сколько я из этого возьму в книгу, а сколько не возьму. И не возьму большую часть. Все это просто невозможно втиснуть в рамки одной книги.

Что это? Вот это находка! Ужас!.. Кровь ударила в лицо! Как я могла стереть из памяти это видение?! Теперь, задним числом, понимаю, что держу в руках! Интересно, как поступила бы я в тот судьбоносный день, если бы тогда, тринадцать лет тому назад, 28 апреля 1997 года, осознавала, что держала в своих руках?..

Итак, видение, записанное и зарисованное мною на половинке листочка:

Разъяренный рыжегривый Лев с лицом Л.В., а она по гороскопу Лев, с зажатым в левой лапе ядовитым жалом кобры огромными скачками пытается настичь меня с одним желанием - отравить и растерзать на части. Я же в это время спокойно стою в кассе и рассматриваю уже полученный билет. Лев, казалось бы, добежал до меня, но, наткнувшись на невидимую преграду, встал, как вкопанный, резко затормозив всеми четырьмя лапами.

Билет же выглядел так: длинный прямоугольник по горизонтали. На три четверти слева - картина Н.К.Рериха «Путь на Кайлас». Я зарисовала священные горы и вверх идущих людей. Внизу в скобках написала: «Армагеддон». В оставшейся правой части прямоугольника – фотография льва с лицом Л.В. А прямо под этой фотографией поставила – «84 года».

Тогда я не смогла до конца постичь смысл видения. Если это относится к 1984 году, рассуждала я тогда, то мы с Л.В. даже еще и не были знакомы. Я тогда еще жила в Набережных Челнах. Но, слава Богу, я все же написала, как видела! Далее, вниз, прямо под фотографией Л.В., шел вертикальный купон. На нем в три строчки - фамилия, имя, отчество: Бибикова Галина Ивановна. А рядом с билетом я записала слова Учителя: «Благодаря ей ты проскочила к заветной цели». Вспоминаю, как я бурно среагировала тогда на это «благодаря». Вопреки! - хотелось мне тогда кричать от боли. Именно еще свежая и глубокая рана не дала мне развить изыскания дальше, шире, выше...

«28 апреля 1997 года». Тогда наша семилетняя дружба с Л.В. уже висела на волоске. Непонимание, ревность ко всем и ко всему, пестование моих врагов. Этот хаос вторгся во всю нашу жизнь и отравил своим безумием. Но это не сломило меня. Я по-прежнему относилась к ней с Любовью, понимая, что у нее суровая и кровавая карма. Не раз в наших многочисленных воплощениях она умудрялась уничтожать меня, моих близких и родных. Не раз наше мироощущение не совпадало. И, тем не менее, Любовь покрывала все! Я и сейчас, несмотря на то, что она сделала из меня «персону нон грата», помогаю ей выживать в непростых условиях. Тонкий и физический планы жизни для меня слиты воедино, границ не существует. А разрыв проходит не по сердцу. И что же получается? В 1997 году Л.В. было всего лишь 71. А «84 года» ей стало в июле 2010 года! Года, когда 25 ноября через пятьдесят пять дней после своих «шестидесяти шести» я могла бы быть Там, с Ними! У меня был тот самый билет, «Путь на Кайлас»! Вот почему накануне Учителя якобы оставили меня без внимания! Действительно «якобы»…

Девятого января девятого года задолго до моей несостоявшейся смерти у меня прошло видение, в котором Учитель зажег высоченный факел на выступе горы в Гималаях. Тогда я услышала его Голос: «Новыми знаками уложу твой путь на Восток!» А последний раз 24 марта уже десятого года я увидела себя сидящей на краю скалы и прямо перед собой Учителей Белого Братства. Шло священнодейство – сожжение тьмы! В руках у Мории был ларец с Камнем. Его свет проникал через щели ларца. Все это, оказывается, были знаки моего прихода к Ним, в священную Обитель! И перед приходом Они за полгода якобы оставляют «объект» без внимания. И это я тоже знала! Но, по-прежнему, продолжала знать, не зная! Ведая, не ведать! При всем знании и сознании не допускала такой возможности! Скромность? Ужас! Как толста земная твердь! Господи! Дай этому имя соответствующее!

- Так что же значат эти шестьдесят шесть? – спросила я у Эдуарда Балашова.

- Как? Ты не знаешь? Число Аллаха. Суфийская нумерология. Выражение универсального единства всех религий.

Да. Теперь немного понятно. Да и такое «меню» возможно лишь в статусе: «66» - «99». «Хочешь, живи, а хочешь – не живи»…

«И опыт, друг ошибок трудных.

И гений – парадоксов друг».

А парадоксов в моей жизни хватало. Я вспомнила историческое событие в жизни планеты - 23 ноября 1989 года. В АПН (Агентство печати «Новости») обнародовалось рождение международной организации и общественного музея, созданного по воле Святослава Николаевича Рериха и советской общественности. Зачитывалось Заявление тогда еще Советского фонда Рерихов. На нем присутствовал сам Святослав Николаевич Рерих с Девикой Рани. Они специально для этого прибыли из Индии. До их появления в зале нам дали ознакомиться с содержанием Заявления, подписанного Святославом. И уж очень не понравился мне пункт, где СФР (Советский фонд Рерихов) присваивает себе эту личность раз и навсегда, отметая любую возможность дать ему свое согласие быть и еще чьим-то почетным Президентом, например, детской организации, входящей в жизнь с постулатами Живой Этики. И вот он, Святослав Николаевич, окруженный многочисленной свитой, появился в дверях. Остановился. Оглядел присутствующих в зале. Расцвел в улыбке и, широко расставив руки, пошел прямо на меня. Разочарование же, полученное от «Заявления», не улетучилось, и я не нашла ничего лучше, как отвернуться, причем еще и съязвить в его адрес. Слава Богу, эту ситуацию спасла журналистка. Она вырвалась откуда-то и бросилась ему в объятия. На протяжении всего мероприятия я старалась загладить свой выпад, мы «переговаривались» с ним на языке энергии Любви. Любовь – это жизнь. Я знала, что этот переезд для него не прост. Он только что перенес серьезную операцию. К тому же возраст 85 лет – это не шутка! А под конец торжественного заседания все кинулись пообщаться с ним.

- Ты чего ведешь себя как капризная девочка? Иди, возьми у него автограф. У тебя же «Агни Йога»! - накинулся на меня Николай С.

И вот я стою над Святославом Николаевичем, и вижу, как он размашистым почерком, словно кистью по полотну, пишет: «Святослав Рерих». Затем, помедлив, словно прислушиваясь к чему-то, подчеркивает двумя прямыми линиями. Опять задумывается, потом медленно выводит число 23. Точка. Ставит две палочки. И … его перо зависает. Пауза становится, как мне кажется, невыносимой. И я обрываю ее:

- Правильно, правильно, - говорю ему, как школьнику, плохо заучившему урок. И про себя подумала: неудивительно, что он подписал такое «Заявление».

- А вы уверены? - вскинув на меня свой взор, спросил Святослав Николаевич.

- Да, да! - продолжала я вздорить, - 23 ноября 1989 года. - И смутилась. Было полное ощущение, что он прочел мои мысли.

Прорыв! Вечером в программе «Время» первого канала ТВ на всю страну, которая тогда называлась Союз Советских Социалистических Республик, и во весь голубой экран, впервые за все время и никогда ни до, ни после, была предъявлена народу - «АГНИ ЙОГА»! Сюжет о создании СФР, и во весь экран - АГНИ ЙОГА! Принесенная Рерихами человечеству из Высокого Источника книга жизни, его спасение.

Когда на следующий день, уже подписывая свои деловые бумаги, я написала «24», затем палочка одна, палочка вторая. И … перо зависло над текстом. А действительно, месяц-то одиннадцатый или второй? Как тонко Святослав разыграл меня. И от моего высокомерия не осталось и следа. Только хорошо заученный урок.

А когда я уже работала помощником в этой международной организации, в кабинет Л.В. заглянул Президент МЦР Г.М. Печников. Он с торжественным видом выложил перед ней два экземпляра журнала «Советский Союз».

- Я давно обещал вам принести это. Жаль, что на хинди. Я разорил индийское посольство, забрал, можно сказать, последнее.

И он картинно развернул его. Со страниц разворота я успела увидеть Святослава Николаевича с Девикой и четой Горбачевых. А внизу момент подписания Святославом моего экземпляра «Агни Йоги». Но Л.В. молниеносно закрыла журнал и бросила в ящик стола. Когда Печников ушел, Л.В. вытащила его и стала рассматривать.

- Какая хорошая у меня компания! – мельком увидев фотографии, венчающие статью, воскликнула я. Людмила Васильевна посмотрела на меня с легкой иронией. А я не унималась:

- Вы хотели знать, как я тогда выглядела. Ну вот, теперь смотрите: та, что склонилась над Святославом, и есть я.

По иронии судьбы я оказалась в том же наряде. И я рассказала про события того дня.

- Ну ты как Елена Ивановна. Та тоже фыркнула, когда увидела Учителей в Гайд-парке. Те, видите ли, слишком заинтересованно глядели на нее.

- Ну а кто же составлял «Заявление»?

- Второй Вице Президент – Житенев.

Оценив выражение моего лица, она прибавила:

- А утверждали на Правлении.

Комментарии излишни…

***

Число Аллаха не давало покоя. «Хочешь – живи. А хочешь – не живи»…

А не потому ли еще мне дали право выбора, что в те судьбоносные дни во многих городах страны шла общая молитва о моем здравии. И не только в православных храмах. В самарской синагоге раввин даже не спросил, какой я веры. Пот градом лился с него, так неистов он был в молитве, в устремлении вернуть мне жизнь…

Об одном молили и друзья, и родные в разных концах страны. Национальность была не при чем. Вероисповедание тоже… Бог был един. И имя Ему - Любовь…

***

- «Не стесняйся себя», - услышала я дорогой мне голос, когда, поборов себя, в сотый раз села за работу над этой книгой.

Действительно, стесняться уже некогда. После моих роковых шестидесяти шести – жизнь – в долг… И все потому, что эта книга еще одно подспорье, как считают Учителя Гималайской Обители, в помощь тем, кто решил встать на путь Агни Йоги, Учения Живой Этики. Как «ручками и ножками» в самой гуще жизни вернуть все то, с чем ты пришла на эту планету, то есть жить, соединяя в себе мир земной и Мир Тонкий. Жить и продвигать эволюцию человечества бескровным путем. Путем Любви, о которой всегда говорили святые всех религий. И потому буду предельно честна…

«Первый густой вброс на планету Земля сотрудников

космических начал произошел в «сороковые-роковые»

Е.И. Рерих. Из письма

Самара стоит на широких просторах главной реки России – матушки Волге. Не они ли рождают вольных и сильных духом?

В 1941 году, Самара, тогда еще Куйбышев, в одночасье стала запасной столицей СССР в самое крутое для нее время – время Великой Отечественной войны. Во дворе обкома партии тайно выстроили бункер для ставки Сталина, да так секретно, что жители этого дома даже и не знали об этом. Рыли по ночам, и грунт тут же ночью вывозили. Но Сталин так и не уехал из Москвы в Куйбышев. Он, полагаю, понимал - это укрепит веру народа в то, что Москву врагам не сломить...

В Самару были отправлены оборонные заводы, правительственный эшелон власти с работниками ЦК КПСС во главе с «всесоюзным старостой» М. Калининым, двадцать дипломатических миссий вместе с дипломатическим корпусом страны. Большой театр с такими прославленными мастерами искусства, как Лемешев, Козловский, Барсова, Лепешинская. Переехал Театр оперетт, цирк... В Самаре в 1941 году сформировался Союз композиторов СССР. Здесь впервые, прологом к историческому выступлению в блокадном Ленинграде, прозвучала шестая пророческая, героическая симфония Д. Шостаковича.

Самара - крупный промышленный стратегический город, с разветвленной сетью железных дорог. Она имела особое значение. Неспроста Гитлер в число главных городов, подлежащих тотальному уничтожению, после Москвы, Лондона и Ленинграда, ставил Куйбышев...

7 ноября 1941 года на площади Куйбышева в Самаре, на Красной площади в Москве и Воронеже одновременно прошли парады войск, уходящих на фронт защитников Отечества…

В этом-то городе в октябре сорок четвертого я и родилась...

***

Семья наша простая и не простая. Простая, если бы не мои знания того, какие вековые накопления каждый из нас в себе несет! Как она все время «искрит», выбивая «искры» из тебя! Какая огранка духа при этом!

Одна мама чего стоила! Недаром якобы шутки ради, моя младшая сестра с мужем проверили на аппарате Кирлиана уровень ее психической энергии.

- Такой может быть только у тех, кто в прошлых воплощениях не раз был святым, - отметил оператор.

И это так. С того момента, как мне открылись страницы Акаши, я могу констатировать тот факт, что главным в определении личности стоит не его сегодняшнее происхождение. Когда история веками решает проблему, откуда у этой крестьянской девушки Жанны д’Арк столько смелости, смекалки и мужества, я знаю откуда. Сила и неповторимость характера идет не столько по крови, сколько по духу. И царственность духа оттуда же, независимо от того, кем ты сейчас являешься - царицей-императрицей, простой крестьянкой или «столбовой дворянкой»... Я знаю, кем были большинство моих родственников в Круге Вечности. Знаю, кем были мама, отец, бабушка Катя, тетя Настя и Мария, сестры Тамара и Валюшка, кто был муж, свекровь, братья и многие-многие друзья и враги. Знаю, что сегодняшняя моя семья – почти полностью из пятнадцатого века, времени, когда Орлеанская дева спасла Францию от столетнего ига...

И еще: мой опыт жизни в двух мирах позволяет утверждать, что многие психические заболевания переходят из воплощения в воплощение не столько генетически, сколько кармически… И изжить их можно только силой духа, то есть психической энергией… Но это науке еще предстоит узнать…

***

«Символические сны – импульс свыше».

(«АУМ», 182)

Сколько себя помню, а помню с того времени, когда и годика не было, я летаю во сне. И так захватывающе это получается! Сердце переполняется радостью! Сначала я оказываюсь рядом с одиноким деревом с пышной кроной. Отталкиваюсь ногой… и ракетой взмываю в воздух! Подо мной в мгновение исчезает земля, плотное молочное пространство, и, наконец, становится солнечно-солнечно...

И сны цветные.

Когда я рассказывала маме о своих полетах, она выслушивала, а потом тихонечко просила, чтобы я никому об этом не рассказывала. Мама тоже летает во сне, и сны у нее тоже цветные. В те времена медицина относилась к таким снам, как к чему-то аномальному, подлежащему врачебному вмешательству. Было странно и как-то неуютно слушать такое, но я приняла это, интуитивно поняв, что время, в которое я пришла в этот мир, было не такое уж доброе. А мама добавляла:

- Умный знает, что говорит. А дурак говорит то, что знает.

А дураком быть не хотелось…

Летом мы часто выезжали на Самарку. Мы шли через заливные луга с сочной изумрудной зеленью. Помню первое впечатление от этой прогулки: на самом высоком месте посреди изумрудной поляны я увидала то самое одинокое дерево с пышной кроной. Я остановилась, как вкопанная. Но мама тянула дальше. И я продолжала идти, постоянно оглядываясь на него, как свидетеля моей ночной жизни…

Отец любил рыбачить, сам строил лодки, вязал сети. И по мере того, как семья росла, росло и количество лодок. Приезжали из других городов мамины сестры с семьями, и отец тогда цеплял лодки одна за другую, и так мы отчаливали на песчаный остров реки Самарки.

Нас выгружали вместе с продуктами. Мама тут же бросала все, оставляя на посту старшую Тамару, и бежала к реке. Наплавается, наплавается, и - за приготовление обеда. Отец брал котелок, заплывал с ним на середину реки, нырял и плыл к нам с котелком воды. Первый раз я испугалась, когда он исчез с поля зрения. А когда вынырнул – одной рукой удерживает котелок с водой, а другой гребет - я успокоилась. Отец разжигал костер, вешал котелок на толстенную свежесрубленную жердь, и мама начинала готовить тузлук для ухи. А отец садился на лодку с кем-нибудь из гостей и - за рыбой к щучьей яме. Улов всегда был отменный и уха замечательная. Рыбу разделывал сам, не доверяя никому. И способ разделки был не как у всех. Я до сих пор готовлю уху, как это делал отец, и постоянно слышу от гостей: «Какая вкусная у тебя уха получается, как ты это делаешь?»

Потом отец нарубал веток и строил нам шалаш. Дневной сон был обязателен. Засыпали моментально! Еще бы, столько наплескались и набегались…

Когда солнце уже вот-вот скроется за деревьями, мама моет нас в реке. Это был самый неприятный момент: спина горит от солнца, а здесь колючая мочалка. Но пищать было не позволено, да и бесполезно, все равно мама тебя выкупает, приговаривая:

- Это же надо, сколько песка набрала в волосы!

Ну и какое возражение после такой констатации…

Когда мы уже пошли в школу, у нас у всех было стопроцентное зрение. Это было не типично для тогдашних послевоенных лет.

- Это оттого, что вы вдоволь рыбы едите.

Я помню, как в первом классе мальчик упал в обморок от голода. А у нас такого края не было. Родители трудились, обеспечивая нам здоровье. Несмотря на то, что отец был стахановец, он умудрялся рыбачить, снабжать рыбой не только семью, но и всех в округе. Помню, однажды его долго не было, мама уже волновалась. И тут на третий день появился отец: он едва шел, лицо было бледным, а через плечо висел огромный сом, хвост бороздил дорогу. Сом был на сорок восемь килограмм! Он долго мотал отца по Самарке!

Да еще и подсобное хозяйство было! Отец своими руками сколотил сарай, вырыл землянку, в которой разводили всякую живность. В большой комнате ближе к окну, за огромными фикусами и розанами стояли высокие кадки с солониной. Когда играли, мы прятались за ними. А мама, одним глазом наблюдая за нами, вязала нам пушистые шапочки из кроличьей шерсти. А зимой все были одеты в теплые кроличьи шубки, сшитые руками мамы.

Так и выживали в трудное для страны время.

- Не надо бояться труда, - всегда говорила мама. - Одни ноют, другие приспосабливаются к жизни.

«Приспособление – качество высокого духа» - прочту я потом в «Агни Йоге».

***

В детской, над кроватью в рамке под стеклом, висела большая фотография. На ней мы с сестрой. Ей четыре с половиной, а мне – полтора годика. Тамара серьезная-пресерьезная, а у меня «рот до ушей, хоть завязки пришей». И сияние...

А дети почему-то дразнили меня за это. А когда я пристально смотрела на фотографию, сияние усиливалось, и свет выходил за рамки.

***

Я очнулась от разговора мамы с тетей с добрым лицом в белом халате. Говорили они тихо, но я слышала каждое их слово. Разговор шел обо мне. Оказывается, я слегла из-за очередного воспаления горла. И врач говорила маме:

- Вы должны знать, что у вашей девочки тонкая нервная организация, а горло первое реагирует на все перепады, поскольку первым стоит на защите организма…

***

В полтора годика я «вылетела» с окна второго этажа. Мама вышла во двор, на минутку, оставив меня на попечение Тамары. А ей самой-то было всего ничего - четыре с небольшим. Я забралась на подоконник. Оперлась на окно, а оно не было закрыто на шпингалеты, и полетела вниз!..

А накануне перекладывали печь, и под окнами была груда разбитых кирпичей с венчающей ее чугунной плитой. Плита лежала сверху, ощерившись штырями-крепежами. Казалось бы, еще мгновенье, и я буду нанизана на них, словно бабочка на иголки. Но на глазах двух свидетелей, стоявших в это время на первом этаже у своих окон, я на мгновение зависаю над этой грудой и, непонятно откуда взявшимся порывом ветра, платьице, словно парашют, раздувается, и меня относит в клумбу с мальвами!..

Свидетельница этого чуда выскочила из окна и тут же подхватила меня на руки. А я уже впала в «сон». Тут подоспела мамина сестра Настя. И когда она вошла со мной на руках во двор, мама, не подозревая ничего, возвращалась в дом.

Врач, не обнаружив на моем теле даже царапины, приложила к маминой груди. Я продолжала «спать», но, тем не менее, не утратила рефлексов. Уходя, врач наказала не будить меня, дать отоспаться столько, сколько потребуется.

С того момента и навсегда у меня выработался «рефлекс», каждая стрессовая ситуация заставляла меня уйти в сон. В таких «снах» я вылетала из окна, сердце замирало, но тут же, набрав высоту, наслаждалась свободой… Подхваченная потоком воздуха я летела с удвоенной скоростью, потом неслась наперекор стихии, и … возвращалась домой. Бывало, полеты уносили так далеко, что приходилось опускаться на землю и спрашивать у местных жителей, где я и в каком направлении мой город. После полетов я просыпалась словно заново рожденная!

На третий день мама вывела меня на улицу. Людская молва о чудесном спасении девочки облетела весь район. Во дворе нас уже ждали бабушки-богомолки в беленьких платочках.

- Это та самая девочка, что Бог спас?

И мама по совету соседской бабушки Белевич тут же увела меня домой.

Пока я жила в Самаре и жили свидетели этого чуда, долго еще слышала:

- Дуся, ну как там наша Галина? Что из нее вышло? Все ли в ее жизни нормально?

- Все, все! - с радостной улыбкой отвечала мама.

А в семье, пока мы не выросли, дети называли меня «вертолетом». И я не понимала, надо ли мне обижаться или радоваться тому.

А потом, спустя десятилетия, я узнаю, кому на самом деле я была обязана этим «чудом»…

1989 год. Москва.

В этом видении я опять была маленькой девочкой с белокурыми локонами, и в своем любимом ситцевом платье «татьяночкой» с рисунком из мелких пронзительно синих цветочков. Том самом, в котором «летела» со второго этажа…

У окна за письменным столом, склонившись над рукописью, сидела Елена Ивановна. Она была в черной прямой юбке из плотного шелка и темной полупрозрачной блузке. Волнистые волосы узлом завязаны на затылке. В шестнадцать лет именно так я укладывала свои с такой же волной пушистые волосы, и это тоже была моя любимая прическа. В память об этом осталась фотография на фоне крейсера «Аврора», когда после окончания девятого класса мы приехали на экскурсию в Ленинград.

Балконная дверь была распахнута настежь, и прозрачные почти невесомые занавеси колыхались, обнажая ультрамариновую гладь ночного неба. Оно неудержимо манило нырнуть в бодрящую прохладу беспредельности миров, завораживающих сияньем звезд! Всей душой я готова была уже слиться с ними! Но все подчиняющий, строгий, но мягкий голос Е.И., заставил остановиться у самого порога:

- Галя, рано еще. Ра-а-но!

В горьком рыданье я бросаюсь плашмя на пол, дрыгаю ножками, сучу об пол ручками:

- А я хочу! Хочу! Хочу!

Но Елена Ивановна подхватила меня на руки, вытерла слезы, ласково погладила по голове. И столько на ее лице было материнской любови и безграничного терпения!

Очнувшись, вспоминая до мелочей эдакий пассаж, я краснела от стыда за свое поведение, и сердце мое сжималось от боли. Как это я могла так себя вести, да еще с кем! Откуда столько капризов, мне абсолютно в этом воплощении не свойственных?

И как же я была тогда себе противна!

Так на всю оставшуюся жизнь и легла мне эта «картинка» на сердце: я на руках у любящей свое капризное дитя Елены Ивановны.

И я в том самом платье-«татьяночке»! Стало ясно, кому мы все в мои полтора годика были обязаны тем «чудом». Я всегда была под Их Оком, Оком Всевышнего...

Но того стыда мне оказалось мало! Много позже, уже наяву, я опять, но уже наяву, влипну в «младенчество». И узнаю, наконец, в каком воплощении моей мамой действительно была Елена Ивановна.

***

При каждом удобном случае мама с гордостью рассказывала, как меня с детства любили собаки. Только я выходила во двор, как они окружали меня, виляя хвостами. Я шла, а они за мной: огненно-рыжая Чита со своими щенятами, и дальше все по рангу. Мама частенько выуживала меня из собачьей будки, где я иногда могла уснуть среди щенков.

Многие десятилетия спустя в Мире Тонком я встречусь с Читой. Это будет такая радость! В кармане платья я найду целый рубль с тех советских времен из плотной желтоватой бумаги, замызганный и потрепанный. Я на него куплю Чите вкусной ветчинно-рубленной колбасы, той, что раньше в те годы была на прилавках такая вкусная и ароматная…

Собаки, получается, тоже эволюционируют…

***

Нас, детей, пришел проведать дедушка, папин отец. Вспомнив, как мама жаловалась кому-то, что тот мало того что редко приходит к внукам, но даже и корочки хлеба не принесет, я, глубоко вздохнув, голосом несчастной побирушки изрекла:

- Хоть бы корочку черного хлеба сейчас съесть…

Дед ушел, а мама взяла ремень и, причитая, что я опозорила их с отцом, выдрала меня, «как сидорову козу», а потом еще и пожаловалась отцу.

Вот уж точно: безвинных жертв не бывает.

Урок на всю оставшуюся жизнь.

«Умный знает, что говорит, а дурак говорит то, что знает»…

***

В двух шагах от нашего дома был стадион, а за ним школа с огромным садом. Раньше в дореволюционное время здесь была мужская гимназия.

На стадионе ежедневно проходили тренировки гимнастов, легкоатлетов. Они уходили, а мы, дети, старались выполнить все их упражнения.

Крутить сальто на турнике для меня было проще простого, и бегать быстрее меня никто тоже не мог… И прыгать с дерева на дерево, как любимый тогда герой индийского фильма Тарзан. А стремительность и молниеносность действий я выработала еще в раннем детстве в соревновании с ящерицами. Сначала они оставляли мне свои хвосты. Потом я перехитрила их, научилась хватать за челюсти, как раков. Складывала в баночку, пока мама не усовестила меня:

- А если у них деточки есть! Кто их кормить будет? Ведь умрут. Не жалко?

И потому не на пустом месте в четырнадцать лет я взяла приз на четырехсотметровке в городском забеге, а среди юниоров на трехкилометровке вошла в тройку сильнейших лыжниц Поволжья. А карьеру велосипедистки мне «зарубила» мама….

Накануне российского первенства в Нальчике, возвращаясь с тренировки, на подъеме перекидного моста через железную дорогу я решила посоперничать с грузовиком, хотя механик предупредил, что суппорт не надежен.

Обогнала. И уже на спуске с моста на самом пике он все-таки влетел в колесо, и я пулей перелетела через руль. Грузовик проехал в сантиметрах от меня, обдав горячей струей выхлопных газов солярки. Пришла домой, слава Богу, целая, но с окровавленными руками и ногами.

Команда тогда приехала с призами. Та, что на тренировках «дышала мне в затылок», взяла второе место. А наш тренер, Володя Петров, стал тренером сборной страны, и вывел ее на мировой уровень…

Я благодарна ему до сих пор за преодоление страха.

Жигулевские горы… Я остановилась в оцепенении перед крутым спуском лыжни… А он подъехал ко мне, крепко взял под руку, прижал к себе, и мы лихо спустились. Лишь только ветер свистел за ушами… И на смену страху пришло ощущение полета, уже так мне родного… И следующий спуск я уже одолела сама. И вообще, он воспитал во мне чувство ответственности. На тренировках он ставил меня впереди команды, а сам вместе с чемпионкой России Валентиной Кулаковой позади меня. И тут, хочешь - не хочешь, с лыжни уже не свернешь! Потому я быстро стала завоевывать призовые места.

Но моим первым тренером все же был отец. Это он в мои четыре года поставил меня на лыжи и коньки, и за один световой день я уже соревновалась с мальчишками.

***

Я несла очередное ведро с водой, а оно не маленькое, на восемь литров! Наливала до краев, чтобы не так часто бегать…

Меня остановила элегантно одетая молодая женщина.

- Девочка, я давно за тобой наблюдаю. Если ты не можешь не ходить за водой, то послушай меня внимательно: чтобы тебя не перекосило или не сделало горбатой, для равновесия надо носить два ведра. И не наливай до краев, все равно пока донесешь, расплескается.

С того момента я придирчиво стала следить за своей осанкой, да так, что в старших классах меня называли «сфинксом».

Я до сих пор так благодарна той женщине, и теперь сама, если вижу такую картину, не прохожу мимо.

***

Радиоприемник в нашем доме не выключался. Мы вставали под Гимн страны и под него засыпали. Столько интересных передач было тогда! Оно давало такой диапазон развития! Одна «Радио-няня» чего стоила. А «Театр у микрофона»! Страна строила коммунистическое будущее. И в это будущее были вовлечены и мы, дети, в первую очередь. Сколько героев мы тогда знали. И на всех них хотелось походить… И родители стимулировали этот процесс.

Как-то я застала маму особо задумчиво сидевшей за столом. Ее лицо было грустным и отрешенным одновременно… Тихонечко платочком она вытирала сухие глаза…

- Мам, что с тобой? - рискнула я спросить ее. Она посмотрела на меня долгим взглядом, словно вопрошая, стоит ли, а потом сказала:

- Дочка, чтобы с тобой ни случилось в этой жизни, помни: Родина, как и семья, все в ней случается… Но ты не должна озлобляться и копить на нее обиды. Надо все прощать ей, как матери… Рано или поздно все встает на свои места… Главное - самой знать: ты все делала честно…

Только потом-потом-потом я узнаю, отчего была печаль: наш всеми любимый Венька, дальний родственник, что вернулся с войны и подкармливал нас шоколадом из своего летного пайка, в тюрьме. Как «враг народа»…

Больше мы его не видели.

Да. Родина, как и семья. Ее «не выбирают, в ней живут и умирают» - сконцентрировала я строки поэта Александра Кушнера… Хотя, как я теперь знаю из Учения, как то, так и другое тоже выбирают… И тогда, тем более, не ропщи, а улучшай жизнь, будь примером…

***

Тамара пошла в первый класс. Ей семь, а мне еще четырех нет. Она сидела за столом и делала уроки. Я тоже взрослая, решила я. Я же тоже могу писать. И подошла к ней и протянула листок, на котором написала: «Гала. Вала».

- Правильно?

Тамара посмотрела недружелюбно.

- Нет, - и смахнула листок со стола.

Я опять написала. Опять принесла. Тамара молча прочитала и опять сбросила со стола. Тогда Валя, дочь тети Любы, ласково взяла меня за руку, подняла листок и объяснила:

- Ты в конце слова написала не ту букву. Слышишь? Окончание-то мягкое. А твоя буква «а» твердая. Так что когда слышишь мягкое окончание, то надо написать мягкую букву «я», и получается «Галя», «Валя».,.

Как просто! И как понятно. А сестра вместо объяснений - один гнев и нетерпимость...

А букву «р» я выучила за один день. После дразниловки сестры я влезла на крышу сарая и не слезла с нее пока не «за-р-р-ычала».

***

Семья наша во все времена была читающая. Я научилась читать и писать в четыре года. И потому к школе я прочитала все детские книги. А когда пошла в школу, то каждый день бегала в библиотеку менять книги. Давали в руки даже по три. Мы, дети, читали в любую свободную минуту, даже когда всей семьей садились за обеденный стол. Папа тогда сурово стучал по столу ложкой, и мы прятали книги под стол на колени. Когда отцу надоедало делать вид, что он не замечает этого, он опять сурово стучал по столу!..

Ложились спать тоже с книжкой. И не только мы. На ночь глядя мама умудрялась прочитать отцу в постели всю классическую литературу, что в студенческие годы собирала тетя Настя, мамина младшая сестра.

После «Театра у микрофона» мама приходила в детскую, выключала свет, и мы делали вид, что заснули, а потом забирались с головой под одеяло и читали уже с фонариками. До этого додумались братья Гоша и Женя. Они смастерили их нам с сестрой в радиокружке Дворца Культуры «Мир».

***

В девятом классе я научилась шить. За одну ночь сшила сарафаны и себе, и Тамаре. Мама приехала с дачи, а мы в обновках.

- Слава Богу! Вот теперь и шей дальше.

***

Был жаркий летний день. Мне было четыре года. Я уже освоила гимназический сад, и мое любопытство привело к продуктовым складам. Там постоянно сновали машины, груженные всякой вкуснятиной. И частенько мне чего-нибудь перепадало, особенно, когда поспевали фрукты и овощи. Они сами вываливались на первой кочке из перегруженного кузова.

А за этими складами шла тропинка к железнодорожным путям. Я перешагнула одни рельсы, потом другие, третьи, десятые, пока не оказалась за пределами железной дороги и в «особой зоне», словно «в кармане». Здесь уже не было этих рядов рельс, и никто не мешал. Было так замечательно бродить среди высокой, никем не смятой травы. В траве мелькали яркие головки цветов, а вон и моя любимая «вороняжка». Да какая крупная!

Я так увлеклась сбором, что очнулась лишь от тревожного гудка! Окутанный сердитыми клубами дыма, тяжело дыша, прямо на меня шел паровоз!

Откуда он тут взялся, здесь же кончаются рельсы?!

Гудок повторился еще пронзительнее и длиннее… В полном недоумении, уже перед самым его носом я неохотно уступила колею, все еще надеясь, что он остановится, ведь здесь тупик! Проезжая, машинист погрозил мне пальцем. Перед самым тупиком паровоз остановился. Машинист спрыгнул с подножки, сдвинул рельсы ломом, рельсы гулко щелкнули, … машинист запрыгнул на ступеньки паровоза, … тот запыхтел снова, выпуская клубы белого дыма, … и «почухал» назад, но уже по другим рельсам…

Вот так! «Тупиков нет. Есть крутые повороты», как скажет мне потом в тяжелый момент жизни Учитель… И даже - ход назад!..

Проезжая мимо, машинист грозно крикнул:

- Ты что тут делаешь? А ну-ка, беги быстрее домой к мамке!

Состояние покоя улетучилось, а вместе с ним и желание оставаться тоже...

Развернувшись, я обомлела! Вокруг никого! Глухое место. А на широченном железнодорожном полотне туда-сюда сновали тяжело груженные товарные поезда. Они угрожающе громыхали колесами на стыках и отвратительно лязгали вагонам…. Конца и края не было видно!.. Сердце защемило от тягостного чувства… И тут произошло что-то невероятное: я словно попала в другой мир: движение поездов замедлилось, исчезло лязганье, стук колес… И к моим ногам лег широкий светлый Луч*, наискосок пересекая железнодорожное полотно до того самого места, откуда я начинала свое путешествие. Я юркнула по нему, словно ящерица, и в один миг оказалась на спасительной стороне!

______________

*Уже работая помощником Л.В. в Международном центре Рерихов, в один из трудных моментов, когда казалось, что зашла в тупик, я «увижу» этот Луч. Он вернет меня в мое детство, и придет осознание: нет тупиков, есть крутые повороты, и ты – не одна.

Восходит к правде Красота.

Иди за ней и ты!

Обочь кустится клевета –

Зломыслия цветы.

И тут, и там толпится жуть,

Стращает: поглощу!

Пусть до луча твой сужен путь,

Пройдешь и по лучу!

- Эдуард Балашов.

Ну, разве этот поэт не помазанник Божий?

***

В свои четыре года я соревновалась с директором школы в стратегии и тактике. Он - как меня выловить из огромного школьного сада, я - как незаметно пролезть и «обчистить» его…

В саду из-за меня ничего не вызревало. Не успеют яблони отцвести и только появятся первые завязи, как я их съедала. Также и с малиной, вишней и любым фруктом и овощем…

Я была в саду самой большой гусеницей… Сравнение пришло после встречи с ней на ветке яблони, куда меня занесло, чтобы скрыться от погони. Гусеница была противной толстой коротышкой с твердым коричневым рогом и твердыми коричневыми ступнями. Было не по себе от такого соседства, но деваться было некуда, и я замерла рядом с ней под густой кроной яблони…

- Да куда же она исчезла, я только что видел ее из окна! - недоумевая, говорил директор школы сторожу, обходя с ним дорожки сада.

А вот поднять головы они, слава Богу, не догадались - торжествовала я в очередной раз.

С каждым разом мне приходилось быть все более находчивой. В очередной набег, прикинув, что именно в этом месте директор уже не сможет увидеть меня из своего окна, я вскарабкалась на высокий деревянный забор и спрыгнула в густо растущую траву. И надо же такому случиться, «приземлилась» на донышко разбитой бутылки! Правая ступня развалилась «от уха до уха». На фоне разверзшейся мякоти белело сухожилие! Но единственное, что испортило мне настроение в тот миг, это предвидение гнева мамы! Вот достанется, если узнает! У нее самое лучшее средство от всех таких проблем – ремень!

На удивление, крови не было, будто кто прошелся по ране волшебной палочкой. Я сжала кромки раны. Прыгая на одной босой ноге, сорвала два жирных лопуха, … в мусорной куче нашла грязный бинт, … доскакала до колонки, … постирала, … приложила лопухи… и замотала ступню.

Когда солнце опустилось за горизонт, я развязала бинт, чтобы не привлекать к себе внимания. К моему изумлению на ступне не осталось даже шрама!

- Вернулась, коза! Ты где была? Все тебя обыскались! Быстро мыть ноги, и в постель! - сурово отчитывала мама.

Она так ничего и не узнала!

И только спустя десятилетия я вспомнила этот пассаж!.. Закончилась свадьба сына, и на пороге дома я вдруг присела, словно подкошенная. И уже дома моя тезка, тольяттинская подруга, делая мне массаж, спросила:

- Странно. Внешне нет никаких признаков, а внутри шрам через всю стопу. Тебе когда-то оперировали ее?

- Да нет, не было у меня никакой операции!.. Стоп!.. Вспомнила!

P.S. Спустя годы, когда в мою жизнь войдет Агни Йога, и я буду уже сознательным сотрудником Учителей Гималайской Обители, на этом самом заборе, в этом самом месте я буду награждена видением Знака! Да какого! Устремленного ввысь, сияющего серебром высоченного Ромба, символа духовного устремления, символа преодоления тягот земли и синтеза равновесного обретения мира горнего и земного…

***

В округе дома я перепробовала всю зелень вплоть до белены. И ничего. А тут вот после очередного приема вдруг почувствовала себя как-то странно. И обессиленная, я, свернувшись калачиком, забилась под забор сарая.

Очнулась в комнате. Окна были занавешены. Лампочка тоже, и оттого свет в комнате был неприятный, красный. Я лежала в одиночестве в кроватке посреди комнаты. И тут в комнату входят мама и бабушка Катя. Они внимательно оглядели меня. Я напряглась, полагая, что сейчас мне достанется от мамы. Но, к удивлению, она спросила ласковым голосом:

- Галя, ты чего хочешь поесть?

Тут я поняла, коли мама не ругает, значит, произошло что-то серьезное…

- Яблоко…

- Ну слава Богу! Значит, жить будет, - облегченно вздохнув и перекрестившись, заключила бабушка Катя.

***

Лето. Пяти лет от роду якобы от греха подальше, меня привезли к тете Любе в Подгорную, прекрасную деревеньку в Самарской области.

Нина, одна из дочерей тети Любы, утонченная красавица с густыми пшеничными волосами и большими голубыми глазами, пришла из леса с букетом нежно-голубых с сиреневатым отливом цветов, поразивших меня своей изысканностью. Нина ходила туда с подружками, и из их разговора я поняла, что растут они в «запретной зоне». Все в деревне знали, что там, за пшеничным полем под горой живут волки…

Я напрочь забыла об этом, когда, собрав букет, лоб в лоб встретилась с одним из них!.. Я приняла было его за собаку. «Та» сидела на задних лапах и облизывалась. Я кинулась к ней, захотела обнять, как мою Читу! Но «собака» почему-то оставалась сидеть… Я смутилась… Остановилась… Еще раз поманила к себе… Но «собака» продолжала сидеть… Наконец, сообразив - что-то не то! - я стала внимательно разглядывать ее мощные лапы, … такой же мощный круп, … серо-палевый окрас… Такой собаки в деревне нет... Так это… волк?!.. Тот самый?!.. Конечно! Вон позади него и нора!

Боковым зрением я выхватила высокое дерево. Да-а-а! Если даже я мгновенно влезу на его вершину, хоть кричи, хоть обкричись, никто все равно не услышит! Бежать?.. Волк в два счета накроет меня своей лапищей! И я вспомнила слова мамы: «Главное не показывать своего страха». И я мгновенно преобразилась! Полная равновесия, я погрозила волку пальчиком:

- Тс-с! Сидеть!

Волк замер от такой наглости и даже перестал облизываться! А я, помня мамин наказ, с тем же удивительным равновесием, неспешно собрала вокруг волчьей норы дикую вишню, дошла до того самого дерева, на которое еще недавно хотела влезть, оглянулась, … а волка уже нет! Собрав еще и наших любимых с тетей Любой ароматных «дуняшек», вернулась в деревню.

Конечно, тетя Люба ничего не узнала. Зачем волновать ее? Она же просила не ходить дальше поля! И про волка предупреждала. Хуже от этой правды будет только мне, решила я... К тому же ей и без того нет покоя ни днем, ни ночью: домашнее хозяйство «по полной программе», к тому же работает в бригаде хлебарей, печет им вкусный хлеб, да я еще ей на голову свалилась! Я понимала это и старалась помочь хоть в чем-то. Даже пахтала сливочное масло! Работа очень даже не легкая. Крутишь, крутишь этот шестигранник со сметаной, руки, кажется, вот-вот отвалятся! Тетя Люба, как чувствует, откроет крышку, попробует пахту, с теплотой в синих-синих глазах посмотрит на меня, и скажет:

- Еще немного... Устала?.. Зато узнаешь, как из сметаны получится масло. Помнишь двух лягушек в кувшине с молоком? Одна смалодушничала и пошла ко дну... А другая не сдавалась, била лапками, так и спахтала масло, так и выпрыгнула из кувшина. «Без труда не вынешь рыбку из пруда»!

Мне не хотелось быть похожей на ту малодушную лягушку, и я кручу, кручу… И, кажется, конца и края этому не будет… А она опять откроет крышку и совсем неожиданно скажет:

- Молодец! Вот и спахтала!

И сразу, куда девается усталость! Да нет! Она сразу забывается напрочь, а на сердце радость, радость, что ты выдержала. Потом тетя Люба намажет это масло на кусок свежевыпеченного в русской печи хлеба… Вку-у-сно!..

Утром я просыпалась от неповторимого аромата! Солнце светит в окно, на подоконниках герань всех цветов радуги. Бегу босиком по домотканым дорожкам на кухню, а там на широкой лавке на белоснежном полотенце уже красуется каравай белого хлеба с румяной хрустящей корочкой, высокий-высокий, с меня ростом! Тетя Люба стелет на него белоснежное полотенце, и они с младшей дочерью Валей, не сговариваясь, сажают меня на этот хлеб, и наблюдают, как он оседает подо мной. Потом снимают. И мы уже вместе смотрим: хлеб, как живой, поднимается,… поднимается,… и вот он уже занял прежние размеры!

- Удался! – улыбается тетя Люба.

***

С детских пор странной страницей воспоминаний из сновидений остались встречи с «вождем всех народов» - Иосифом Виссарионовичем Сталиным...

Словно наяву, он держал меня за руку и мы спускались по широким ступенькам в его бункер. Он - в темном кителе, я же в платье «татьяночка», большим бантом в волосах, туфельках с перемычками. В зале бункера все было предельно скромно: невысокие квадратные колонны, подпирающие потолок, квадратные столы со стульями с невысокой спинкой. Стены и колонны обиты карельской березой цвета спелого ореха. Мы садились за стол друг против друга, и он, словно оправдываясь, говорил, говорил, говорил. Я спокойно слушала его, слушала, не перебивая…

После первой «встречи» я поведала маме свой сон, и она опять же на ушко сказала, чтобы я об этом никому не говорила...

Вторая встреча была аналогичной... А в ту роковую для него ночь, мы опять спускались в тот же бункер. Только он был уже в белом кителе, и на мне белое платье, а в волосах - большой белый бант. Он опять говорил, говорил, говорил. Глаза его как никогда блестели от напряжения, и оспинки на потном свекольного цвета лице проступали еще ярче.

Когда я проснулась, из репродуктора лилась траурная мелодия. Вся страна уже рыдала от потери вождя. Мама была задумчива, а сестра плакала навзрыд. Мне было девять, а ей уже двенадцать. Она выросла под знаменами «Ленина-Сталина», с их именами на устах. Гордость района, школы. Отличница, пионерка, вожак.

Через полвека я узнаю причину моих «свиданий» с И.В. Сталиным. Я - «множество жертв его»…

- Абракадабра! Меня приговорили к смерти! За что? За кокетство! Абракадабра! - изумленная таким поворотом судьбы металась я по коридорам Боткинской больницы в поисках выхода. «Я», Лариса Рейснер, «советская Жанна д’Арк, призванная для революционных завоеваний». Так скажет обо мне Учитель Учителей, когда придет «ее» время.

В девяностые, когда архивы страны стали грабить кому не лень, столько негатива вылезло в прессе на первых руководителей страны Советов. Вот тогда-то у моей сестры прошло видение: она едет в трамвае, напротив нее сидит Сталин в белом кителе. Он пристально смотрел на Тамару, опершись локтями о столик меж ними, потом резко подался к ней и сказал:

- Не верьте всему тому, что про меня говорят!

Вот и я основываюсь на том, что вижу своими глазами и слышу своими ушами… как в Мире Тонком, так и земном.

Не изменяю себе…

***

«Символ знания духа – цветок»

- Учитель М.

Я очень люблю сказки. Мама в детстве всегда рассказывала их перед сном, и так выразительно и ярко это делала!

Сказку Аксакова «Аленький цветочек» я могла слушать до бесконечности. Я замирала от счастья, когда Настенька, спасая отца, не побоялась Чудища с дивным голосом и полюбила его за душу добрую и сердечную. И моему восторгу не было конца, когда добро побеждало зло, и Чудище превращалось в доброго молодца. И было это им в награду за их бескорыстную Любовь... И я засыпала зачарованная…

Пятидесятые годы... В первом классе накануне моего дня рождения к нам в школу приехал ТЮЗ, театр юного зрителя, и привез спектакль «Аленький цветочек». Спектакль так вошел в мое сердце, что я увидела его во сне. Причем половину. Следующую половину - следующей ночью…

Эти сны повторились, когда я училась в седьмом классе, в тринадцать лет. И так же в день рождения, и так же в двух частях - ночь за ночью… Какой благодатью отозвался этот подарок в моей душе, стерев накопившиеся к тому времени житейские боли! И мой «Аленький цветочек» схоронится в тайнике моего сердца, чтобы через много лет заявить о себе со всей мощью! «Аленький цветочек» затрепещет нежными лепестками и потянется на тонком стебельке из сердца моего и устремиться к тому Единственному, с кем пламя этого Цветка станет двуязычным… И Его голос, который я услышу через толщу «тридевятого царства» из «тридесятого государства», будет голосом самого-самого на земле Доброго Молодца, видимо-невидимого... Разве я могла подумать тогда, что, пройдя через «тридевятое царство» в «тридесятом государстве», найду Того, кто навевал мне эти далекие детские и юношеские сны! И это станет реальностью! Как и мой «Аленький цветочек», который я до поры до времени постараюсь спрятать от ненужных глаз... И он станет проводником к источникам знания. Только надо «найти этот ключик к этой дверке», как позвал другой автор в другой сказке: «Далеко, далеко за морем лежит голубая страна, в стране той заветная дверца, за дверцей большая страна... Ключом золотым открывают заветную дверцу в стене... Но где отыскать этот ключик, никто не рассказывал мне»...

А вот теперь с приходом в нашу жизнь «Живой Этики» так уже сказать нельзя. Бери. Вбирай. Открывай свою «дверь»...

«Сила психической энергии намного превосходит силу расщепленного атома», - скажет спустя много лет мне тот самый Добрый Молодец из «тридесятого государства», что навевал мне эти удивительные сны…

***

Все «удобства» у нас были во дворе. Туалет на весь наш двухэтажный дом с двумя подъездами был самым отвратительным местом в моей жизни, если учесть, что я вообще не понимала - зачем Бог дал людям такое несовершенство?.. И столько мучений у меня было с неприятием этих потребностей! Я пыталась заглушить их. Особенно, когда превратилась в девушку. Доходило порой до абсурда...

Новый год отмечали всем классом у Сашки Вахрамеева, моей первой любви. Утром бабушка Екатерина Николаевна дала мне полотенце, взяла за руку и повела в туалетную комнату:

- Ты три года ходишь к нам, но я ни разу не видела, чтобы ты зашла в туалет, – она впихнула меня туда и закрыла за мной дверь…

Я постояла, постояла и вышла. Как же! На кухне вповалку спали одноклассники…

Позже тело жестоко отомстит мне за издевательства над ним…

После морозной зимы пришла весна. Весна пришла бурная, жаркая… Окна были распахнуты настежь. И вдруг в них ворвался жуткий запах!

- Мама! Что это?

- Быстро закрой окна! Соображать надо!

А это ассенизаторская машина очищала наш «придворный» туалет от оттаявших зимних «завалов» со всеми вытекающими оттуда последствиями…

«Соображать надо!»

Действительно, ведь все так просто - надо было действовать, а не верещать, зажав нос…

Спустя сорок лет в Мире Тонком у меня будет повод вспомнить этот урок…

***

- Дочка, давай я тебя научу играть на гитаре.

- А я не хочу на гитаре!.. Хочу на пианино!

- Отец, откуда у твоей дочери такие замашки? – недоумевала мама.

И действительно, откуда вдруг с таким отчаянием всплыло желание научиться играть на пианино? Ответ придет не скоро… А тогда я не понимала, как обижаю этим отца и всех ребят во дворе…

На самом деле я очень любила, когда отец играл на гитаре. Играл виртуозно, с большим азартом… Манера была классической - по Иванову-Крамскому. А когда на посиделках объединялись и гитаристы, и балалаечники не только нашего двора, дух от восторга захватывало!.. У всех были прекрасные голоса, и народный репертуар приобретал особое звучание…

В ответ я организовывала концерты детей с песнями и плясками во всевозможных костюмах народов страны, и делали мы их сами. Двор с густой травой в окружении мальв всевозможных оттенков служил нам сценой и реквизитом. И я видела гордость за меня на лицах родителей…

С детства я ощущала заботу отца. В те послевоенные годы, когда народ страдал от недостатка самого элементарного в жизни, отец мастерил для нас всевозможные игрушки. У нас с сестрой для кукол была даже своя резная мебель. У братишек – выточенные ружья, как же – защитники Отечества! На лыжи меня поставил отец. На коньки – тоже. Гитара – отец. Я вместе с ним работала над эскизами резьбы по дереву. Любила рисовать Аленькие цветочки, как в моей любимой сказке и как на страницах жития святых из сверхскромной библиотеки бабушки Кати, маминой мамы…

Я любила наблюдать отца за работой. Все к чему он прикасался, оживало. И дома, и на даче все было сделано руками Ивана! Я гордилась отцом. Его фотография висела на районной Доске Почета. Стахановец. Золотой фонд страны. Его даже не отправили на фронт:

- Автомат все умеют держать в руках, а вот такие руки мало кто имеет.

С какой гордостью на его панихиде, мы, уже взрослые, слушали рассказ главного инженера завода подшипников, бывшего ученика отца! Отец был уже на пенсии, когда его, с двумя классами образования, просили помочь в наладке станков с числовым программным управлением! И он делал это!

И на самом деле, какой редкой радостью для него было общение с нами, детьми. Послевоенные годы были не менее напряженными, отец уходил ранним утром, а возвращался в полночь. Иногда он не выдерживал и поднимал нас с постели под веселый перезвон гитары:

- Галина!.. Тамара!.. Плясать!..

Я быстренько и с удовольствием вылезала из кроватки, опять же сделанной руками отца, путаясь в длинной ночной сорочке, сшитой мамиными руками... Белокурые локоны лезли в глаза, но я азартно кружилась в танце. Тамара же недовольно терла глаза кулачками. И мама возмущалась:

- Ты портишь нервную систему детей!

Почему портит? – недоумевала я, - в данном случае это она ее портит! Ведь так весело было! Не лучше ли плясать вместе с нами?

Такая «правота» маме не нравилась, и за мной с ранних пор прочно закрепилось звание «отцовской потатчицы».

Отец и вправду выделял меня. Отца я любила, но никогда не выказывала этого, о чем сейчас жалею. Он прочно вошел в мою жизнь светлой стороной своей жизни, словно и не было погромов и Бог знает еще каких страстей. С отцом мне было спокойнее. За всю жизнь, в отличие от матери, он не поднял на меня руки, хотя мне приходилось не раз, защищая ее, вступать с ним в рукопашный бой. И это с тем, кто, играючи, десятерых мужиков сбрасывал со своих плеч…

Много лет спустя, когда отца уже не было в живых, мама затеяла разговор, где опять отец у нее был такой-сякой, и я, в очередной раз защищая его, услышала сказанное ею в сердцах:

- Ты вот за него горой, а он знаешь, какой был жестокий! Он хотел твоей смерти!

- Никогда не поверю, - не дрогнув, парировала я, прекрасно сознавая, что двигало ею… Ей не нравилось, что я всю жизнь якобы не понимаю ее, как ей трудно, порой невыносимо было с ним.

- Ты знаешь, что он сказал, узнав о твоем «полете»? «Дуся, давай заплатим врачу, пусть он усыпит ее».

Да, отец мог быть жестоким! Но это не тот случай. Вот почему, узнав о таком «секрете», я рассмеялась.

- Мама! Ведь отец сказал это не от сердца. И ты это прекрасно знаешь. Он просто жалел тебя. А вдруг я оказалась бы какой-нибудь калекой? Тяжесть по уходу за мной на всю оставшуюся жизнь легла бы тогда на твои плечи!

Так подрыв авторитета отца не состоялся…

P.S. А потом, когда придет время, и «всплывут картинки» из Круга Вечности, я увижу средневековую деревушку, все тех же родителей, бабушку и многих других, что были причастны к тому времени… А мамин рассказ ляжет на мое эзотерическое знание о себе из жизни в Круге Вечности…

«Впервые Жанна услышала Их голоса, когда ей было тринадцать лет. Потом они стали появляться постоянно… Они принадлежали тем, на кого ей всегда велели уповать. Это был святой Михаил, святые Екатерина и Маргарита. Все они говорили от имени Бога». Так написал в своей книге о Жанне А. Левандовский.

Семнадцать лет! Именно столько было Жанне из французской деревушки Домреми, когда Голоса привели ее на тот Путь. Ее прихода народ Франции ждал давно… Тому предшествовала легенда, что Францию спасет Дева. Порабощенный и изнасилованный чудовищными набегами своих и чужих, он из поколения в поколение передавал эту легенду. Инквизиторский суд, приговоривший ее к сожжению, на протяжении двухмесячного процесса с суеверным страхом взирал на ту, что выиграла победу у англичан, сделала то, что за сто лет не смогли сделать маститые полководцы, Жанну, так просто и складно отвечавшую на все их вопросы.

Теперь-то мне известно, что простая крестьянская девушка была одна из сестер Высокой Гималайской Обители, призванная своим рождением выполнить эту миссию…

Жанна появилась на свет в один из таких набегов на ее родную деревню. И это чуть ли не стоило ей жизни…

Обремененный ответственностью перед селянами и семьей отец готов был жестоко избавиться от только что родившегося дитя:

- На помойку!.. Не до нее, - бросил он матери. - Еще нарожаешь…

- Да ты только взгляни! Смотри, какой радостью сияют ее глаза, как она улыбается тебе, - и протянула ему Жанну. Лицо отца просветлело, и он махнул рукой:

- Тебе же хлопот больше.

Так в пятнадцатом веке решилась судьба Жанны из деревушки Домреми…

Так решилась и в этом воплощении…

***

Это было как гром среди ясного неба! На пороге моего деревенского дома в Захарьино появились друзья. Они были взволнованны...

- Галина Ивановна! Мы знаем, что Зеленая Тара - ваше воплощение. Вы не раз нам рассказывали свои видения об этом... Теперь знайте... Вы успели прочитать Зинаиду Фосдик «Мои Учителя»?.. Так вот: Жанна и Зеленая Тара одна индивидуальность! Так что Жанна – ваше воплощение!

- Запомните! Это вы сказали, - фраза выскочила из меня, словно давно приготовленная.

Не успела я осмыслить эти навороты судьбы, как Учитель принес мне утверждение этих знаний…

Видение. Деревенский дом. Я стою, упершись руками в длинный деревянный стол с длинными лавками вокруг. Толстую деревянную столешницу поддерживают сбитые крест-накрест подпорки. Я стою в напряжении и смотрю на входную полуоткрытую массивную дверь, где вдоль нее стоят мои братья: первый, что уже готов вылететь из гнезда и, судя по его строгому выражению лица, вслед за сестрой защищать Отечество. В нем я узнаю нашего Президента страны - В.В.П. Второй, чуть моложе, - бывший одиозный Премьер-министр и экс-министр атомной энергетики - Кириенко. Он очень горд собой, как всегда напыщен и торжественен. На нем строгий костюм гимназиста с ослепительно белым воротничком. По всему видно, ему очень хочется походить на старшего брата, и он ждет этой оценки от меня... Третий, лет четырех – в нем я узнаю Николая Константиновича Рериха… Мы все в молчаливом диалоге… И еще я ощущаю присутствие в доме своих сегодняшних родителей… А в соседней комнате я вижу бабушку Катю. Она, как всегда, в белом платочке на голове, темной длинной юбке и белой простой кофточке... Дверь в ее комнату нараспашку, и она тоже, как и я, стоит за своим столом, опершись о столешницу и взирает на мальчишек… По всему видно, что она понимает все происходящее в доме, и только молчаливо благословляет выбор своих внуков…

- Галина Ивановна, что с вами? - спросила меня коллега по управлению внешних связей КамАЗа, когда я вернулась из Самары после похорон отца. - Ваши глаза уже так не горят.

Так что с потерей отца я потеряла важную для внутреннего освещения «батарею»…

Отец… С ним ушла в мир иной часть моего сердца… Ведь мы не раз проходили с ним в круге Вечности…

***

Мама была красавица, строгая. Большая мастерица на все руки. В доме даже шторы на окнах были вывязаны ее руками. И такая тоска меня сразу брала, когда она снимала все это стирать! Дом становился сиротским приютом. Вот что значит творчество, красота и мастерство!

- Что такое кружево? – несколько иронично спросил меня Учитель. Как поняла, я его тоже «достала» своим увлечением.

Я пожала плечами, разглаживая очередное приобретение, и только ответила:

- Красота…

И только потом до меня дошел истинный смысл...

- Кружево?.. Вся наша жизнь!

Родив меня, мама сразу же заболела малярией. Температура резко поднималась до сорока двух.

- Я ношу тебя на руках, чувствую, что теряю сознание, и уже будто и не ты на руках, а дрова... Подхожу к печке, открываю дверку, хочу бросить их в огонь… А ты, словно чувствуешь, сразу начинаешь плакать. Бабушка, почувствовав беду, прибежит, выхватит тебя из рук. И тут я, наконец, прихожу в себя… Отец откуда-то приносил хину. А кормила-то тебя грудью!.. А что оставалось делать? Или обе выживем, или нет!.. И ты сосала это молоко!.. Я вот часто думаю, а не отразилась ли на твоем здоровье моя малярия?

А в свете сегодняшних знаний, задаю себе вопрос, а не заразила ли я тебя этой малярией, мамочка? С чего это вдруг, едва разрезали пуповину, как малярия тебя одолела? Пришла-то я к тебе из предыдущего воплощения, трагедийно закончившегося в 26-ом году, когда вкололи мне сыворотку брюшного тифа, мне, и без того постоянно жестоко страдавшей малярией!..

- Как рано сейчас матери отнимают детей от груди! Вот от того и аллергии всякие, и у самих целлюлиты и проблемы с грудью… Все фигуру берегут! Я кормила вас всех до тех пор, пока сами не откажетесь. Ты уже большая была, побегаешь, побегаешь на улице и опять к груди! Что я только ни делала! Суну за пазуху щетку. Ты ее выбросишь! Намажу грудь горчицей. Ты скомандуешь – иди, помой!.. И бабушка над тобой подтрунивала, и Тамара! И только когда родился Гоша, я спросила:

- Будешь титю? - а ты засмеялась и сказала:

- Не-ет. Пусть братику теперь все достанется.

- Я никогда не отпускала вас во двор нагишом, - спицы в маминых руках мелькали, мелодично звенели, выводя кружевной рисунок.

- А вот и не так! Я помню, как от стыда за свою наготу пряталась за колесом «полуторки» дяди Васи.

- Не может этого быть! Ты была тогда совсем маленькой…

- Да ты и не переживай! Это и было-то по недосмотру! Я помню, Тамара привела меня домой. А ты в это время стирала, и приказала снять с меня трусики - «постирать заодно»… Снять-то сняли, а надеть не надели!.. И в таком виде она вывела меня во двор. А на дворе столько ребятни, солнце светит, яркая зелень! От стыда я прижимаюсь к колесу, чтобы меня не заметили… До сих пор помню запах гудрона, прогорклой смазки и дорожной пыли…

- Яркая зелень..? Это же май месяц… Да тебе тогда было-то не больше восьми месяцев! Как ты могла это помнить?

- Такой позор трудно забыть!

Мама любила вспоминать разные случаи из нашей жизни. Они лились из нее как из рога изобилия…

- Приехали крестьяне с товаром. А у меня оставались не докрашенными две половицы. Я отставила в уголок банку с краской и побежала покупать продукты… Ты сидела в кроватке, тебе и годика-то не было. Вернулась и застала такую картину: половицы докрашены и ты вся измазанная!.. Потом пол-литровой бутылки масла растительного не хватило, чтобы оттереть тебя от краски…

- А вот с Тамарой что учудили… Одна другой сообразительней! Ты только научилась ползать. Прихожу с базара и вижу мусорное ведро, полное крупы. А это ты вытащила из шкафов мешочки с крупой, все развязала и высыпала на пол. Тамара испугалась, что я буду ругать, не нашла ничего лучшего как собрать и выкинуть все в помойное ведро... Да еще водой залила...

Мне было не более годика, когда я получила от мамы первый жестокий урок…

Двор нашего дома гудел от детворы. Мама иногда позволяла себе оторваться от домашних дел, выходила к крыльцу и садилась вместе с другими женщинами на скамейку. И тогда Тамара из няньки вновь становилась ребенком и беззаботно бегала по двору со своими сверстниками. Запыхавшись, подбежит к маме, уткнется лицом в подол и замрет! И глаза у нее становились при этом счастливыми-счастливыми!

Я тоже захотела испытать такую радость, хотя внутри меня что-то говорило - не надо этого делать. Но я не послушала себя, подбежала к маме и уткнулась ей в подол. А она как швырнет меня с колен:

- Как вы мне все надоели! Отдохнуть матери не даете!

Я приземлилась на «пятую точку». Но она словно не заметила этого. И с того момента я уже старалась не влезать в «чужую воронку». Не изменять себе!

«…И с глубоко детства

Ощущаю в себе,

Будто мать моя рОдная,

Как малышка при мне…»

- напишу я, повзрослев.

Второй урок я получила уже лет в пятнадцать…

Весна… Я стою - стул на стуле, чищу окно…

Мама готовит обед, и «вся на нервах». Об нее хоть спичку зажигай! Опять что-то не так у них с отцом. Опять я «отцова потатчица», опять не принимала участия в их с сестрой «голосовании» против отца. Я не выдержала и что-то вякнула. А она словно только и ждала этого! В миг подбежала, стукнула меня полотенцем так, что сооружения подо мной развалились, и я, падая, ударилась грудью о край спинки стула… Потеряла сознание, очнулась… Мама продолжала готовить обед и сокрушаться, какие у нее неблагодарные дети… Она так и не повернула головы.

Вот так!.. Не перечь… «Соображать надо»!..

И воспитывали нас не «нюнями»! Мама никогда не причитала, если кто-то вдруг упадет. Улыбка и радостный возглас:

- Какой герой!.. Молодец! И не заплакал!.. Настоящий герой!

И куда сразу у моих братиков пропадает желание нюнить!

Как умели одеваться женщины конца сороковых годов! Стиль был таков, что даже некрасивая становилась неотразимой. Мастерские руки швеи делали женщин соблазнительными и обворожительными… Статные, с замысловатыми прическами, тонкими талиями, крутыми бедрами и высокой грудью! И высокий каблук! Даже на резиновых ботиках! И откуда чего бралось! В магазинах ничего не было. Ни одежды, ни еды!.. Но какова была жажда жизни!.. И не просто жизни – красивой жизни!

Мама шила и вязала. Я глаз не могла от нее отвести, когда она надевала платье из тончайшего кашемира небесного цвета… А по нему такие красивые веточки незабудок. С плечиками, на кокетке, широким поясом по талии, с завязывавшимся сзади бантом над летящей от ладных бедер юбкой!.. Прическа, каблук! Сумочка-«ридикюль»!.. Красота!

- Мам, а когда ты умрешь, платье кому достанется, мне или Тамаре?

И… подзатыльник!

- Ты же сама все время говоришь: «Вот когда умру…»

Еще подзатыльник…

Вот так и постигалась народная поговорка: «Умный знает, что говорит, а дурак, говорит то, что знает!»

Она гордилась, что я всегда была смелая и ничего и никого не боялась.

- Отец наловит раков. Вывалит целый мешок в корыто. Ты выберешь самого большого и идешь с ним во двор. А все дети врассыпную. Рак изворачивается, пытается достать тебя клешней! Но тебе все нипочем!.. Все только дивились!..

- Стоим все на крыльце под навесом. Гроза. Дождь как из ведра, и сразу лужи… Огромные! Тебе и годочка еще нет, держу за руку. А ты вырываешься, и бегом по лужам!.. И плясать! И плясать!.. Ливень! Гром! Молнии сверкают!.. А ты пляшешь, словно дитя Ильи-пророка!..

- А в электричке! Держу тебя на руках. Напротив такой благообразный старичок с длинной белой бородой... Ты сначала так серьезно смотрела, смотрела на него, потом как вцепишься в бороду, и давай ее трепать, и давай смеяться!

- Мам, а что же старичок-то?

- Да он сам вместе с тобой смеялся! Только и сказал добродушно: смелая у вас девочка!

Мама и сама была очень смелая. Однажды она пришла на базар и застала такую сцену. Народ толпится у входа полукругом, а там, в центре - поножовщина! Дерутся не на жизнь, а на смерть!.. И ни одного милиционера! Мама, не долго думая, раздвинула толпу, и встала меж ними:

- Что же вы это делаете, сыночки! Для того вас мать родила, чтобы вы поубивали друг друга?

И они опустили кинжалы.

- Прости нас, мать!

Ей потом растолковали, что у них на Кавказе такой обычай. Если между двумя дерущимися встает женщина, на этом война кончается.

- Ну и как же ты не побоялась? Вон даже милиционеры сбежали! - спрашивали меня.

- Мам! А действительно, как?

- Да я в тот момент о себе даже и не думала. Мне их жалко было…

- А я ведь девушкой пела в церковном хоре «на крилосе»…

- Мам, не « крилосе», а клиросе…

- Могла бы и промолчать, уважить мать. Ведь поняла же... - спицы в ее руках сурово застучали...

- Хороший у нас был хор! Я была свидетелем, когда у нас в деревне церковь сожгли. Перед этим нашего священника куда-то забрали… Ну мы-то все поняли, куда… А вместо него пришел другой… Оборотень. Обновленец… Молодой такой, морда лоснится, глазки черствые бегают... «Красный» поп, как мы его прозвали. В округе-то почти все церкви уже посжигали. И вот назначили день… Собрали нас всех перед церковью… Вышел этот «красный поп»:

- Бога нет, - срывает с себя рясу, крест в дорожную пыль и топчет все ногами... А приспособленцы да голытьба всякая, те, что работать не хотели, стали вытаскивать иконы из церкви и бросать в костер... Кто мог, выхватывали их из огня, прятали по домам… А потом и церковь спалили… А церковь!.. Какая была красавица!.. Кому все это мешало? Какая это была ошибка власти! Слава Богу, Сталин во время войны понял это! Открыли церкви… Вот и победили потому…

Притчи народные, Христа, Соломона я услышала в детстве от мамы и бабушки Кати... Они рассказывали их так, словно сами были рядом с ними в тот момент… Я вспомнила о них, когда в моей коллекции появились записи этих притч Светланы Копыловой… Я была так рада их возвращению в народ, да еще в таком талантливом и проникновенном исполнении!.. Без переполняющей тебя радости их невозможно слушать…

Ходить за водой надо было далеко и часто. Семья большая, каждый черпнет из ведра по кружке, и ведра нет. А мама приходит с работы, и бац кружкой по голове! Потому к ее приходу я старалась следить за ведрами. Но это не приносило желаемого результата.

Однажды мама берет ремень и ни с того, ни с сего, начинает стегать меня, приговаривая:

- Я тебя отучу жаловаться! Я покажу тебе «Золушку»!

Опять наговоры! Никому я и не жаловалась. Все и так во дворе видят, кто какую ношу несет… Вот, оказывается, женщины у подъезда и спросили ее, а не падчерица ли тебе Галина? А то «Золушка, Золушка»…

Конфликты родителей часто переходили все дозволенные и недозволенные границы, словно они были одни…

Мне, совсем еще в «два вершка от горшка», приходилось учить маму, как нужно вести себя в доме, где куча детей, а муж иногда приходит навеселе. С раннего детства помню сцены: отец приходит с получки «под шафэ», обвешанный огромными кульками из толстой бежевой бумаги… А в них орехи, мандарины, конфеты!.. Ноги заплетаются за порог, и он падает вместе с кульками на пол!.. Все рассыпается по всей комнате! Мы собираем, а мама голосит:

- Да когда это кончится, такой-рассякой!..

И понеслось!.. А я пытаюсь остановить маму, «а то хуже только всем будет»…

Это «хуже» загоняло нас под кровать, и мы дрожали там от ужаса, пока бабушка с дедушкой не освободят нас. Гошка уже и заикаться стал, и Женя на нервной почве приобрел не лучший диагноз! Но мама не слушала. «Отцова потатчица» - единственный вывод, который она делала из моего отчаянного желания помочь ей осознать ответственность перед нами и применить другие методы воспитания отца!

Отец в очередной раз разбушевался. Никто в такие моменты не в состоянии справиться с ним. Дверь в доме внизу им забаррикадирована, а мама заставляет меня вызвать милицию…

Я, как Тарзан, прыгаю из окна второго этажа на дерево. Милиция приезжает и увозят Ивана «в кутузку». А наутро мама освобождает его. А я опять «отцова потатчица»…

То, что мама не выносит меня, мне стало очевидно, когда я стала совсем взрослой и давно сама уже стала матерью. Меня это стало занимать. Неужели только оттого, что ей приходилось терпеть мои нравоучения, даже когда Иван уже лежал в гробу?..

Она была тогда особенно красивая, одухотворенная. На ней был такой изысканный наряд. И когда она успела связать его, вплоть до тонких ажурных чулок?..

Каждого входящего в дом она встречала, словно тот пришел не проводить отца в последний путь, а на ее день рожденья. Я не выдерживала и отводила ее на кухню.

- Мама, я понимаю тебя, ты отмучилась, наконец. Но ты вдова. Потерпи денек. Веди себя соответствующе.

Но мама только сердито сверкала глазами… Потом после похорон подведет итог и «приклеит» мне очередной ярлык «отцовой потатчицы».

Мама почему-то никогда не замечала моего участия в семейных делах, хотя мне приходилось с ранних пор таскать воду, а в четыре с небольшим босиком в одних трусах через железную дорогу или трамваем бегать на базар с зажатой в кулаке двадцатипятирублевой бумажкой. Поднявшись на цыпочки, положив подбородок на прилавок, на удивление деревенских продавщиц умудрялась выбрать зелень и мясо. И поскольку появление такого покупателя, как я теперь понимаю, было в диковинку, крестьяне с уважением относились ко мне, давали лучшее, дешевле и больше.

С раннего детства я готовила обеды и мыла полы… Повзрослев, колола дрова, стирала белье и мыла посуду. За все недостатки в семье доставалось мне, мама придумала мне прозвище «бабка Таня», только за то, что мои глаза блестели, словно северное сияние, как ни у кого из детей ни дома, ни во дворе. А дети дразнили меня с большим удовольствием еще и «вертолетом» за «полет» в детстве со второго этажа. Мне так хотелось тогда убежать из дома и больше не возвращаться! А когда, в раже, мама в очередной раз беспричинно проклинала меня, и я убегала из дома, ночевала где-нибудь в сарае или у одноклассников, она никогда не беспокоилась за меня, и не разыскивала…

Много лет спустя я спросила ее, а почему?

- А зачем? Мне и так докладывали, где ты.

- Не думаю, чтобы ты не искала бы Гошку или Валюшку с Тамарой. Это нам с Женей только такая доля досталась.

- Да не было причин их искать! Они другие были.

А когда мама уже была давно в мире ином, я узнала, что в обеденный перерыв, не переодеваясь, в рабочей спецовке она заходила в школу, тихонечко открывала двери в классы, где мы учились… Ага! Все на месте. И только тогда спокойно возвращалась на работу… Об этом сестре Тамаре рассказал тогда наш знаменитый директор школы Немцов Георгий Иванович, орденоносец Ленина… А у мамы была «Медаль Материнства».

Какая разница в ее отношении к детям! А то «все мне одинаковы». А вот и нет! Мать - есть мать! Она сердцем чувствует, как и где надо поступать с каждым из нас. Равенства нет и быть не может, поскольку у всех нас разный потенциал накопления прежних воплощений и разная кармическая привязка друг к другу, то есть - судьба. И мама интуитивно это хорошо понимала, хотя и уверяла, что ей все равны, как пять пальцев на одной руке. Я не соглашалась, резонировала: пальцы-то все разные… И опять получала подзатылник… Вот Тамаре отмечают день рождения, а мой забывают. И, тем не менее, мама объясняет это тем, что к первому числу в семье денег уже нет, словно у Тамары не первого числа тоже. А когда пошла в школу, я так надеялась, что ко мне тоже будут относиться с уважением, как и к старшей сестре. Но, в первый же день получила:

- Где ты шляешься? Все одноклассники уже давно дома. Целая гора посуды из-за тебя выросла!

- «Из-за тебя»!? Меня нет, гора посуды выросла без единой моей тарелки, а я виновата.

- Ты еще и рассуждать будешь!

Подзатыльник!

И почему она так не любит меня? Этот вопрос мучил меня очень долго…

Мне за пятьдесят. Мама серьезно больна, разыгралась печень. Она только что вышла из больницы. За ней ухаживать из Москвы на смену Тамаре приехала Валюшка. Спустя неделю приехала я. Сама валилась с ног от очередного кровотечения, но кому об этом скажешь?

Мама встретила меня хмуро. Не успела Валюшка закрыть за собой дверь, как она стала выживать меня. Все, по ее разумению, я делала не так: и воду не так подогрела, и тыкву не так приготовила, и рыбу не ту купила и не так почистила. В конце концов, мама швырнула в меня кастрюлю с не так подогретой водой, и я поняла, что мое присутствие для нее только разврат души, и со мной она никогда не поправится…

Рыдая от обиды, я ушла возвращать Валюшку…

Л.В., взглянув на портрет мамы, изрекла:

- Капризная она у тебя…

А я вдруг осознала, как они похожи! Только мама круче. И не ревнивая. Ее бы «волки» не сломали. И поняла, если бы не было у меня такой мамы, я не смогла бы выдержать ни свекрови, ни мужа, ни Л.В.

Москва, девяностые годы. Маму привезли к нам от любимой доченьки, поскольку та взмолилась и попросила меня забрать ее к себе «хоть на недельку», так как и дочь, и зятя она раздражала скрипом раскладушки в проходной комнате, съемной челюстью в стакане, не там развешанным нижнем бельем и еще многое чем…

Мне было стыдно за сестру, когда та перечисляла эти «доводы»…

- Ну если я брезгую, брезгую, когда вижу челюсть в стакане!.. Мама об этом знает, она на меня не обижается, - приговаривала она, не осознавая того, что же она «лепит»? Словно, «мама знает» - может быть оправданием, а не еще большей виной… И какое отношение со стороны своей же дочери она хочет иметь к себе в будущем!

- Да что же она у вас на раскладушке, да в проходной! Мы с Борисом ведь вам отдали самарскую квартиру за комнату для нее! Вам с Юлькой не стыдно?

- Ну я так и знала, что вы попрекать нас будете.

- Не попрекать, а констатировать факт. И то потому, что в вас ни в ком нет почитания Иерархии, словно и не православные вы. Бабушки Кати на тебя не хватило в детстве!

Мама сидела в нашей комнате, и вязала.

«Сначала мать научись уважать!»… - это в мои уши влетают ее горькие мысли. Они шипят, словно пирожки в кипящем на сковороде масле…

Я открыла дверь в ее комнату, и тихонечко обняла сзади за плечи:

- Мам, чем же я так тебя не уважила?

Она от неожиданности встрепенулась:

- Я тебе этого не говорила!..

- Ну как же! Сидишь, вяжешь, а сама опять «вся на нервах»!.. Все перебираешь и перебираешь в голове всяческую ерунду… Вот твои «нервы» мне уши и прожгли!

- Я не виновата, что ты влезаешь, куда не надо!

А ведь она права! Надо учиться сортировать энергетические потоки, к тому же не тебе предназначенные…

Я приехала в Самару навестить маму. С упоением рассказала ей о встрече с «Агни Йогой», новыми друзьями. Рассказала ей о позиции «русофобов». Так «демократы» в конце восьмидесятых называли группу писателей во главе со Станиславом Куняевым, Кожиным, главным редактором журнала «Москва», моими друзьями писателями и поэтами Балашовым и Сидоровым. И тут мама перебивает:

- Не будь попкой! Если ты утверждаешь, что Агни Йога от света, то там не может быть деления на русских и евреев. Куда же ты денешь из своей жизни Елену Наумовну с Мариной и Женей? А Иду Моисеевну? Как они тебе помогали жить!

Меня аж оторопь взяла!.. Вот тебе и крестьянка, и пролетарка с двумя классами образования!

По приезду в очередной раз делаю в ее квартире генеральную уборку.

- Мам, что же это ты так запустила чайник?

- Дочка, да я же уже мало чего вижу, - совсем несвойственным ей тоном, словно прося прощения непонятно за что, ответила она так, что сердце мое дрогнуло от щемящего чувства той покорной безысходности, читавшейся в голосе... Я оторопела. Как так произошло, что я даже не заметила, что мама, такая крутая, красивая и строгая, подошла к краю? Старость, беспощадная и бескомпромиссная диктует ей свои условия жизни... Мама состарилась, а я даже и не заметила этого, привыкла всегда быть начеку с ее вечной неприязнью ко мне. А тут передо мной стоял совсем другой человек!.. Стыд за свою невнимательность, сосредоточенность на своих обидах, жалость к матери, охватили меня, мгновенно перетряхнув душу...

Двухтысячные… Наконец-то, мне удалось «увидеть» причину ее патологической, как мне казалось, «нелюбви» ко мне:

Египет. Отец – фараон. Мама его супруга. Я их дочь. Уходит ли из жизни мать, или что еще происходит в этом царстве Богов, мне сегодня неведомо, но меня призывают на трон вместо нее…

Брачный церемониал закончен. Все разошлись. Я в своей спальне… Стук в дверь... Это отец… Гневу моему нет предела, сжав кулаки, цежу сквозь зубы:

- Ну пусть только посмеет тронуть меня!

И сквозь дверь вижу, как отец, прислонившись усталой спиной к косяку, пытается почесать ее... И, к своей радости, слышу привычное с детства:

- Доченька, почеши мне спинку, - так я снимала с него усталость, когда он приходил с работы…

Так вот откуда такая сила энергии, знаний и умений у этого Ивана?!.. Накопления прошлых воплощений!

Накопления накоплениями, но, получается, он тоже пришел на эту землю «улучшать породу»?! Это же Египет, «до новой эры»! Царство Богов... И мама тоже!.. Суровая и сильная. Красивая и неординарная… Я даже рассказала ей об этом видении. И, как это ни было странным, она восприняла все как само собой разумеющееся… Тонкий Мир для нее был тоже родным. Многое из моих «снов» она часто помогала правильно растолковывать, знаки Гермеса ей были хорошо известны…

А тогда неприятие и раздражения друг другом сразу куда-то исчезли…

2002 год. Зима. Самара.

Для ухода в мир иной мама «выбрала» меня. Я приехала в Самару из Москвы, не ведая, что это время будет для нас с ней последним...

Мама уже давно спокойно приняла от меня, что смерти нет, а есть переход из одного состояния в другое. И как трудно родиться, так и не менее трудно уйти. Знала о бессмертии души, перевоплощениях, о карме. Мне стали доступны «архивы» Акаши, и мама опять не удивилась и тому, что ее мать, бабушка Катя - это святая преподобная княгиня Озеронежская, первая христианка на Руси. Не удивилась, что они с отцом тогда, в пятнадцатом веке во Франции были родителями Жанны и сегодняшних водителей России, и бабушка Катя тоже была Жанне бабушкой. Она не удивилась всем моим рассказам о «родословной» каждого из нашей семьи, словно и без меня это всегда знала…

За эти последние полтора месяца мы перебрали с ней все конфликтные ситуации в нашей жизни. И чем глубже мы окунались в эту реку, тем ровнее становилось ее состояние души, и речь обретала другие обертона…

В острые минуты я задавала себе вопрос: стоит ли ее мучить дальше или все-таки «прочистить все нарывы», чтобы никогда они больше не вставали на нашем пути в этом Круге Вечности? В один из таких моментов разборка достигла такого апогея, что у меня самой перехватило дыхание! Я хотела было увести разговор в другую сторону, но мама упрямо шла дальше!

- Ну так я выполнила твою просьбу? Поменяла лекарство?

- Нет… Не поменяла… А могла бы… Заведующая аптекой была тебе подругой… И ты могла бы ей объяснить, что случилось с этим «мономицином». Ей его заменить не составляло бы особого труда. А для меня было вопросом жизни и смерти. Не говоря о том, что были попусту затрачены деньги. И не малые!

- Значит, я была плохой матерью, - она сказала это, не столько вопрошая, сколько констатируя. Сердце мое замерло, но я, все взвесив, сознательно не стала лукавить:

- Да, мама... Плохой… Но ты моя мама. ... И я люблю тебя такой, какая ты есть. И благодарна тебе за все уроки. Если бы ты ко мне относилась как к Гошке или Валюшке, я не стала бы такой… И не смогла бы тогда выдержать всего того, с чем в жизни пришлось столкнуться…

- А ты откуда столько знаешь про мою «болячку»?

- Ты же приблизительно знаешь, какая мне досталась бабья доля. Да еще эти ветра тольяттинские! Я же год истекала кровью. Из-за этого и из редакции ушла.

- А как же ты вылечилась, если и я тебе не помогла с твоим лекарством?

- А Борис «помог»… «Клин клином вышибают»… Помнишь, я к тебе приезжала, просила прописать к себе? А ты мне сказала: «Мы тебя замуж за него не выдавали, сама себе выбрала судьбу, потому не приходи и не жалуйся». И еще прибавила: «Чего же ты хочешь? Уезжаешь каждый раз на месяц на сессию, а он остается один. Так что скажи спасибо той женщине, что его приютила».

- А я и сейчас это повторю. Семья это труд. И ее надо сохранять, иначе дети будут обездолены, однобокое воспитание не на пользу… Так как же ты все-таки вылечилась?

- Я же сказала, Борис «помог»… Он же тогда собрался уйти из семьи. Я долго мучилась, чуть ли не отправила себя на тот свет, и все из-за уязвленного самолюбия. Да-да! По-другому я это сейчас не называю. Я-то решила, что загсовская бумажка - индульгенция от всех бед. Вот и поплатилась… А потом топнула в сердцах ногой, и сказала: «Я еще буду здоровая и счастливая! И в отличие от тебя… - ты никогда не узнаешь, сколько раз в этой жизни я тебе изменила. Но к старости твои рога так загнутся!»… И уехала на море. Там попала в потоп, ходила по колено в холодной воде, купалась по ночам. И все как рукой сняло!

- А что же ты так про «рога»-то?.. Это же большой грех!

- Да не бери в голову! Это, как ты любишь говорить, «пужалка». У меня в жизни одно кредо: себе не изменять. Тем более, «Бодливой козе Бог рогов не дал»…

Болезнь мамы прогрессировала. Муки страдания уже отразились на ее лице. Из писем Е.И. Рерих я уже давно прекрасно знала, что наркотические обезболивающие - это преступление перед уходящим в мир иной. К тому же знала это уже из практики. Мой визит в конце девяностых в Набережные Челны совпал со временем ухода моего бывшего коллеги по управлению внешних связей КамАЗа… Когда я приехала, он уже две недели лежал в бессознательном состоянии, и ни туда, ни сюда! Ночью я «навестила» его. Память сохранила все подробности моей работы. Оказалось, его душа, отравленная сильнодействующими обезболивающими препаратами, застряла меж ребер. Вместе с ним пришлось решать эту проблему. Он кивнул мне в сторону стола с вдруг оказавшимися там ножницами... С большим трудом я разрезала ему диафрагму… Душа вылетела…

Утром я получила информацию: ночью отошел-таки в мир иной… Все славили Бога, наконец-то, отмучился…

Потому я так внутренне напряглась, когда предложила маме эти уколы. Мама замерла посреди комнаты, на какое-то мгновенье ушла внутрь себя, словно к кому-то прислушивалась, а потом, резко взмахнув рукой, словно что-то отрубив для себя раз и навсегда, сказала:

- Нет ничего такого на белом свете, чего человек не в состоянии был бы выдержать.

- Какая ты у меня молодец! – только и сказала я в восхищении…

И разве могла у меня быть другая мама?..

Только все та же...

Память не оставляла ее до конца. Она вспоминала, как работала на стройках штукатуром-маляром и переживала, что сегодня не берегут здоровье людей, строят из тех материалов, что раньше, при советской власти, считались вредными…

Мама помнила всех коллег по именам, отчествам и фамилиям. Она рассказывала, кто и в каком году построил наши дома на Безымянке. Как фамилия, имя и отчество прораба. И какой орден тот или другой получил за ударный труд, и в каком году. Она помнила всех наших одноклассников, все наши «подвиги», всех наших поклонников. Она еще раз рассказала мне, как встретилась с отцом.

Это было интересно!

«Раз в крещенский вечерок девушки гадали»! И гадали они с подружкой над колодцем. В полночь мама заглянула в него… И увидала отца! Лик ей был не знаком. Такого лица в их деревне не было!.. Ночью во сне он явился к ней, как наяву, вместе с тем парнем, что уже давно «обтаптывал» ее порог и все шло к свадьбе. Оба парня стояли с двух сторон у закрытого колодца, а ключ был у нее, и они ждали, кому из них он достанется... И она бросила ключ! Отец ловко перехватил его налету!.. И когда она приехала в Самару на стройку и поселилась в общежитии, то вечером на танцах увидела Ивана и узнала! Отец сразу влюбился в нее. Проходу не давал! Ей все девчонки завидовали. Отец был «на все руки», к тому же красивый, смелый, сообразительный! Сколотил бригаду парней, и всех бандитов разогнал от их общежития. Те за версту обходили его…

Вскоре сыграли свадьбу. А тут и мы появились на свет один за другим! Нам дали квартиру в «стандартных» домах в одном доме с мамиными родителями. Стандарт состоял в однотипности двухэтажных деревянных домов с печным отоплением и «всеми удобствами во дворе».

- Я вот еще что думаю, Галина, - мама взволнованная лежала в постели, ставшей для нее последним пристанищем, и рассуждала, - а не расплачиваюсь ли я за то, что нарушила свои обещания Николаю Чудотворцу? Ведь когда в полтора года ты упала из окна, я боялась, что ты умрешь или будешь какой-нибудь ненормальной или калекой… И я пообещала ему - если оставит тебя жить, буду рожать всех, кого Бог пошлет… Родились и Гоша, и Женя, и Валюшка. А потом нарушила обещание… И вот вижу сон: иду мимо помойки, а на ней на самом верху стоит маленькая девочка, а кожи на ней нет!.. Содрана! Плачет, тянет ко мне ручонки, зовет: «Мама, мама!»… Я остановилась в ужасе! Рыдаю и не понимаю, почему она меня мамой зовет? А рядом на чурбачке сидит старичок весь такой благообразный, с белой бородкой, весь в белом… Я сразу узнала его… Это был Николай Чудотворец. Он и говорит мне:

- Чего смотришь? Бери, бери! Это твоя!

- Как же я ее возьму? У нее же вся кожа ободрана?

- А о чем же ты раньше думала?..

Я проснулась тогда вся в слезах!.. И только тогда поняла, что натворила!..

В один миг я ощутила: это видение прожгло ее сердце так, что никто уже не в состоянии был ни заглушить, ни замолить эту боль!.. И вот сейчас на исходе дней, когда ей уже восемьдесят четыре... И поняла - как бы мы нм убаюкивали ее сознание, она в глубине души догадывается о своем истинном диагнозе…

А мы только молили всех Богов, чтобы не настиг ее этот беспощадный и жестокий пожиратель «во всей своей красе»!

И Бог услышал!

Десятого декабря принесли пенсию.

- Все. Теперь я могу умирать.

Я пыталась пошутить:

- Мама, ты полагаешь, что твоей пенсии хватит на похороны? И чего ты торопишься? Нас пожалей. Ведь пока ты у нас есть, мы дети!

Она ушла через два дня 12 декабря 2002 года в восемьдесят четыре года в день для России знаменательный, как и следующие ее традиционно поминальные дни…

И маму принимали Наши…

- Я умираю, - сообщила она мне в четыре часа ночи.

- Мама, я должна позвонить Тамаре.

- Не надо! - сказала она грозно и властно.

- Но Тамара мне этого никогда не простит!

А потом не нашла ничего лучшего, как сказать ей:

- Прости, мамочка, за все мои вольные и невольные…

Она посмотрела на меня с недоумением: разве мы уже не простили друг друга?

- Вызвать священника?

- Зачем?.. Зачем он мне после тебя нужен?

Я видела, как она не отрываясь смотрит Туда на Того, Кто был уже здесь…

- Тебя уже встречают?

- Да, - сказала просто, не отрываясь от процесса. И, привстав на правый локоток, левой рукой быстро осенила себя двуперстием!.. Так крестился сам Сергий! Но почему левой?..

Потом легла, вытянулась, сложила на груди руки, и всем сердцем устремилась к Ним… Она «пе-да-ли-ро-ва-ла»!.. Я не знаю более подходящего для этого процесса слова! Пе-да-ли-ро-ва-ла!.. Так во время соревнований по велоспорту я называла тот момент, когда, казалось, уже сил нет, и ты не вытянешь подъем, но появляются какие-то запредельные силы, и ты жмешь на педали… И вот, наконец, ты уже одолела!.. И вот теперь «Они» помогали ей! «Они» ей были род-ны-е! И она шла к Ним с удивительным внутренним вдохновением, шаг за шагом одолевая последний порог жизни!..

Наконец, солнце осветило окна квартиры… Его лучи играли в них, перетекая в замысловатые узоры непревзойденного художника-Мороза. Они прорывались к ее постели! Я ждала этой картины, поскольку уже вчера сделала акварельный набросок ее времени ухода – около полудня… Лучи солнца наконец, прорвались к ней в постель…

Без двадцати двенадцать ее не стало…

Когда после всех длительных формальностей я надевала на нее платье, тело уже одеревенело… Кто-то предложил разрезать платье. Но я категорически отказалась, зная, что ей это не понравится. Предстояние Там, перед Ними, для нее не было мифом, и внешний вид не пустым местом. И я внутренне взмолилась:

- Помогите!

В один миг невидимая сила втянула тело мамы в платье!

Мама лежала в гробу красивая, одухотворенная…

- Ну прямо Царица Небесная! - шептались соседки.

Эту ночь я провела в ее постели. Не успела заснуть, как словно наяву передо мной появился отец! Он сидел напротив, скорбно положив руки на стол…

- Галина! Э-э-эх! И ты тоже! - словно Цезарь Бруту, выдавил он из себя... Горечь и глубокое страдание были на его лице… От отчаяния, чуть ли не рыдая, отец со стоном уронил голову на руки…

- Это не мое решение! И ты это знаешь! - хотелось крикнуть ему в свое оправданье…

Мама задолго до своего ухода объявила о своей воле быть захороненной в одной могиле с сыном. В не полных шестнадцать лет Женя погиб при трагических обстоятельствах…

Он был отчаянно смелым парнем. Как-то поздно я вернулась домой, все спали, и обратила внимание: брат во сне стонет, и лицо белее полотна. Оказалось, сломана рука в запястье. Мне тогда пришлось бежать Бог знает куда за обезболивающим средством и скорой помощью. Ведь телефонов-то тогда не было и в помине… А на следующий день он, одной рукой управляя, другая в гипсе, уже летел мимо меня по мосту на гоночном велосипеде, чтобы успеть опередить мой приход. Этот ниппельный велосипед доверен был мне тренером перед ответственными соревнованиями, и он хорошо знал, что такое самоуправство мне не понравится!..

А эта трагедия врезалась мне в память своей жестокой реальностью!..

В свое последнее лето Женя пропадал на реке Самарке. Лето выдалось грозное, с бурями, ливнями. Мама переживала из-за него, эти его «тарзанки»…

Женя был отчаянный экстремал, она это уже хорошо знала, потому стала уговаривать его приехать вместе со всеми нами на дачу собрать урожай вишни… А Женя решил прихватить с собой еще и друга. Утром пораньше побежал за ним, предупредив маму, что приедет той же электричкой. Ехать решил как всегда на крыше, не осознав, что ночью прошел сильный ливень. Теоретически из уроков физики и тех знаний, что давали в кружке «радиодело» Дворца Культуры, он хорошо знал, что это смертельно опасно…

- Женя уже сидел на крыше. «Давай поднимайся», - сказал он мне, - рассказал тогда его друг. - Я только стал подниматься, как раздался сухой треск! И словно молния прошла через его тело. Женя стиснув зубы, откинулся навзничь… И только запах жженого мяса…

Друг нашел в себе силы разыскать в поезде Гошу. Тот молча отдал маме ведра «под вишню», и сам перешел в тот роковой вагон. Мама слышала по громкоговорителю обращение к пассажирам, искали врача… Мама сошла на своей остановке, сетуя на сыновей - ни того, ни другого, тоже мне, помощнички… Не подозревая, что Женя лежит на крыше той же электрички бездыханный, и только на следующей остановке его снимут и отправят в морг...

Мама перенесла инсульт… Так она и таскала всю оставшуюся жизнь эту тяжесть на своем сердце. И мы давно знали, с кем после своего ухода она хочет лежать в могиле. И это аксиома.

- Менять ничего не будем. Как мама сказала, так и будет!.. Сам виноват! Надо было при жизни к ней лучше относиться! - выслушав мое видение, сказала, как отрезала, Тамара.

Так закончилась в этом воплощении земная жизнь мамы.

Но до сих пор вина, что я ослушалась ее, тревожит сердце… Как же! О себе, любимой, была первая мысль: сестра, видите ли, не простит!

А возможно ли до конца изжить карму? Полагаю, вряд ли. Какие-то «хвосты» да останутся, и настигнут тебя где-нибудь на другой планете… А ты опять будешь недоумевать: да за что мне это?

P.S. Я еще не закончила этот рассказ, как мы встретились с мамой в Мире Тонком. И впервые по душам поговорили. Она была опечалена моей личной жизнью…

- Но ее уже не изменить. Да и не надо, - успокоила я маму. - И потом, она лишь малая часть моей жизни, и ты это как никто другой уже знаешь...

Но до сих пор мучает одно - «Тамара мне этого никогда не простит»...

Я думала не о маме, а о себе – «Тамара мне этого не простит»...

Стыдно до сих пор...

И уже ничего не изменить... Ничего...

***

Годы спустя мы с сестрами вспоминали трагедию брата.

- Галина, а ты знаешь, я хоть тогда была еще маленькая, но помню… Накануне смерти Жени где-то за неделю, я увидала такой страшный сон, до сих пор мурашки по телу! – начала младшая сестра Валюшка. - Ты помнишь, у нас на даче был высоченный бак с водой?.. Отец еще в нем ступеньки снаружи и внутри приварил, чтобы нам удобно было залезать…. Я влезла в бак и поплыла… Доплыла уже до противоположной стороны, и тут в бак залез Женя. Он успел сделать только пару саженей, как вдруг из угла бака появилось что-то страшное… От него во все стороны шли щупальца. Оно искрило и трещало… И приближалось к Жене... Я оцепенела от ужаса и ничего не могла сделать! А это чудовище обвило тело Жени щупальцами... Короткая вспышка, и словно молния! Женя мгновенно откинулся на спину, зубы сжатые оголились…

- Что же ты молчала до сих пор?

- Сон был такой страшный! Я не стала тогда его никому рассказывать.

- А я вообще знала об этом за два года, - сказала Тамара. - Помнишь, они с Гошкой ходили в кружок радиофизики во Дворец Культуры?.. Они возвращались тогда домой мимо телефонной будки, и Гошка ничего лучшего не придумал, как предложить срезать трубку: «Представляешь, сколько проводочков мы из нее вытянем!» Гошка стоял «на стреме», а Женю заставил резать. Их увидел проходящий мимо добровольный патруль. Гошка-то убежал, а Женю привели в милицию. А Гошка нам ничего не сказал. Мы с мамой искали его полночи, обскакали всех друзей. А ночью мне снится сон: передо мной какая-то женщина стоит во всем черном, и спрашивает: «Вы Женю ищите?.. А он на платформе в гробу лежит». Я вскочила как ужаленная! А утром мы нашли Женю в милиции. Он вышел оттуда белый, как мел, на нем лица не было! Мне его так жалко было! Представляешь, чего он там натерпелся? Вот, Гошка гад! Сказал бы нам сразу, не пришлось бы Женьке ночевать в этом ужасе среди пьяни… Я пришла домой, схватила отцовский ремень, и так тогда отстегала Гошку!

Что это?.. Клише твоей жизни сложено?.. Кому суждено утонуть, тот в огне не сгорит?.. Или все-таки вещие сны хотят нас предупредить, чтобы мы могли изменить клише событий? Или дать нам силы встретить такой поворот жизни вооруженными?.. Знание – это сила!.. А она всегда нужна… И для того, чтобы придти в этот мир… И чтобы уйти из него…

Да. Как трудно расставить в жизни знаки препинания – «Казнить нельзя помиловать»…

Я освежила в памяти страшную картину из жизни моей подруги. Вначале я не поняла, что это за видение меня посетило? Она сидит в дельтаплане, безучастная ко всему… А с боков, подпирая ее, держась за стропы, стоят двое неприятных молодых мужчин – один высокий, другой толстоват и кудряв. А я, с риском для жизни, повисла у нее на ступнях, и из последних сил притягиваю ее к земле...

Я едва выдержала паузу до ее дня рождения… Первого сентября я позвонила. И услышала – убит сын…

- Я приеду.

- Не надо! - неприятно резко ответила она мне, - я никого не хочу видеть!

От такого жесткого тона я вначале растерялась... Но потом взяла себя в руки:

- Пространство так распорядилось, что я должна быть…

И была!

В итоге Н. призналась: неизвестно, как бы все обернулось, если бы не мой приезд… Мужа схоронила, теперь сын... смысл жизни утрачен...

А те двое на дельтаплане были убийцами ее сына, и смерть матери была бы им на руку... Ведь они все подвели под якобы самоубийство, и не в их интересах было расследование этого дела. Следственные органы надругались над ее горем… Н. думала, что из гуманных соображений ее отправили под надзор участкового в другую комнату… А это, оказывается, ради того, чтобы подтасовать положение тела сына под самоубийство… Но «система своих не выдает». Так сказал ей очередной следователь при открытии очередного уголовного дела по требованию очередного нашего Президента страны за время пятилетней борьбы Н. за доброе имя сына…

- Почему и за что?.. - причитала подруга. - Десять лет назад муж... Теперь сын.

И вот… видение… По-че-му…

Конец лета, солнечный день, внизу Волга, плещется о берег волна за волной… На высоком берегу стоит врытый в землю сколоченный из дерева столик и видавшая виды скамейка… Очень знакомая картинка! На такой же скамейке и за таким же столиком мы любили с Анной Ивановной, хозяйкой дома, к которой мы приезжали на Бахилову поляну, сидеть за самоваром, за чаем, с только что выкаченным медом, и любоваться закатом... Но на этот раз картина была другая - из времени революционных завоеваний, восемнадцатый год двадцатого века! А место – все то же, и та же скамейка, и тот же столик!..

Я и еще двое молодых женщин веером лежим на земле, наслаждаемся редким покоем. Пряный запах полыни щекочет ноздри, заливается в траве кузнечик… Хорошо!.. Но тут по другую сторону стола вырастает фигура подруги. Это - Н.! Она в кожаных брюках и кожаном пиджаке с портупеей через плечо... Раскуривая папиросу, смотрит сначала на Волгу и тут резко разворачивается в нашу сторону… Ее зрачки расширены, она невменяема… Она выхватывает револьвер… И начинает палить сначала в ту, что слева от меня… Потом, что справа… Я не успеваю среагировать, как она наводит дуло на меня… И тут я кричу, пытаясь привести ее в чувство:

- Н.! Это же я! Что же ты делаешь?

И Н. опускает револьвер…

Очнулась в поту!

Что это? Ответ на наше с ней «почему»?!..

Так что, не спрашивай «за что», и «почему», а спроси, что должна сделать… За все человек расплачивается рано или поздно. Как ты живешь сейчас - исходит из твоего прошлого. И как ты проживешь в следующем воплощении, складывается тобой сегодня… Жестко. Невыносимо жестко… Но… Законы Космоса беспристрастны…

И ведь при всей его жесткости он предупреждает… Знание дает силы и смягчает удар судьбы… Вспоминаю рассказ Н. задолго до этих трагических событий:

- Я рассказала сыну, что часто вижу отца во снах. И даже замечала его присутствие в спальне. Точно знаю, покрывало на его кровати тщательно разгладила, прежде чем лечь спать. А утром опять вмятина от его тела. А сын мне говорит: «Мама, а я вообще его встретил на Аничковом мосту. Да-да! Он шел мне навстречу в своей любимой куртке… Мы еще обнялись, он постучал ладонью по моей спине и сказал: «Скоро встретимся»…

В последний раз сообщение о муже она получила во сне от странного «инопланетянина», как она его назвала, поскольку он не был похож на нас. Прочитав ее мысли, что он пугает своим видом, моментально принял образ «гомосапиенса» и сказал:

- Ваш муж сейчас в другой системе миров, занимается разработкой сверхсекретных устройств.

А потом добавил:

- Сверх-сверхсекретных, и сверхважных. Так что не тревожьте его и не ждите свиданий в ближайшее время.

Ее муж раньше был разработчиком и испытателем ракетных двигателей под руководством легендарного изобретателя советских времен Николая Дмитриевича Кузнецова. Великий Кузнецов ценил Юрия и пытался вернуть его, когда после закрытия отдела, по распоряжению Хрущева, тот уехал из поселка «Управленческий» в Тольятти и стал заместителем главного конструктора Волжского автозавода.

Но это было отступление от темы… Женя опять появился в моей жизни, когда Мир Тонкий окончательно стал для меня домом.

Я нашла брата среди заброшенного полуподвального помещения в кругу таких же, как он, отчаянных парней, ушедших в Мир иной при разных трагических обстоятельствах.

Но Мир иной оказался для них той же ловушкой. Правильно пишется в Учении – «Как внизу, так и наверху»… Нечесаные, грязные, в каких-то немыслимых лохмотьях, они сидели вокруг едва тлевшего костра. Увидав меня, они в злобе вскочили. Женя погнался за мной. Типичный ку-клус-клановец! Глаза в прорезях капюшона из грубой мешковины не предвещали ничего хорошего! Он не бежал, он летел за мной! Летел! Да так стремительно, что ему мог бы позавидовать любой йог! В его руках блестел нож. Тот самый, каким при земной жизни он оставил мне шрам на запястье правой руки. Я тогда никому не сказала об этом. Боялась, что отец в очередной раз выпорет его «как сидорову козу»…

Жизнь Жени в семье была не лучше моей. У мамы была отвратительная манера заполнять рассказами промежуток времени отца за ужином. Может быть, ей хотелось поделиться трудностями в своей не менее тяжелой работе многодетной матери? Но по мере того как мать шептала, лицо отца становилось все краснее и краснее! И вот он уже не выдерживает, подскакивает, хватает сына за шкирку, и широким ремнем начинает стегать нещадно! Мама тут же понимает, чего натворила, висит у него на руках! Женя извивается, вырывается и убегает из дома! В полночь мама выпроваживает меня искать его…

И вот мы сидим с братом на пригорке и молчим об одном. Безысходность?..

И так не раз. Мне было очень жалко Женю. Меня отец хотя бы не бил, как бы мать ему на меня ни жаловалась!

И вот теперь Женя среди тех, от кого я защищала его при жизни…

В послевоенные годы в Самаре орудовали банды не менее матерые, чем «Черная кошка» из сериала гениального режиссера Станислава Говорухина «Место встречи изменить нельзя». И в нашем районе среди бараков их тоже было немало. Мне не раз приходилось отбивать брата от местных «кандидатов на нары». Те беспрекословно подчинялись.

Я с детства отвоевала себе это право. Это от меня зависело, кого брать, а кого не брать в дворовые игры. А в школе любому хулигану так давала сдачу, что мало не покажется! И защищала других. А когда стала девушкой, в которую были влюблена половина парней нашего района, а другая половина восхищалась, меня тем более не трогали. Еще бы! В меня безответно был влюблен их кумир, нападающий футбольной команды «Крылья Советов» Толик Жуков. Все стены и перила нашего дома были изрезаны его признаниями в любви.

Однажды это меня спасло…

Не хватило ниток закончить пошив юбки сестре. Она была уже замужем и жила недалеко от нас. Но добираться к ней в ночи значило вынести себе приговор: дорога шла через овощные базы, картофельное поле и железную дорогу местного значения. А сбоку стоял огромный стадион «Труд». Словом, если что, хоть ори, хоть оборись! Никто не услышит….

И я побежала! Сбегаю с железнодорожной насыпи, пою, чтобы не пугаться черной ночи, и попадаю прямо в руки двух молодчиков. Моментально сообразив, что эта встреча ничего хорошего мне не сулит, перехватила инициативу:

- Как хорошо, что у меня теперь есть провожатые! А то иду и дрожу! - и подхватила их под руки.

Один из них выдернул руку, и мрачно уставился на меня:

- Не для того мы тебя поджидали…

- А вы знаете Толика Жукова?

- Конечно, знаем! - радостно отозвался другой.

- Ну тогда вы должны знать и меня, и его предупреждение: «Если волос с моей головы упадет…», и так далее!

Первый круто развернулся и исчез в темноте. А другой пошел провожать. Я взяла нужные мне нитки, сказала маме, чтобы она не беспокоилась - за дверью меня ждет провожатый - и мы пошли опять через те же безлюдные склады овощной базы и картофельные поля, и ту же железную дорогу со стадионом...

Когда я пришла к сестре, то в изнеможении шлепнулась на первый подвернувшийся стул. Ноги дрожали…

Следующий мой «приход» к брату был другим…

Ребята уже были опрятно одетые, и мы мирно беседовали, сидя на бревнышках вокруг того же костра, но он уже не тлел, а пылал. Потом со временем мы «переместились» в Самару в наш район и привели в порядок сначала наш дом, потом и все остальные. Наши «стандартные» дома стали похожи на коттеджи западного типа. Встречались за партами в нашей квартире, откуда мы все давно разлетелись, и этих домов уже давно нет. На этом месте теперь метро-депо. И только стадион и гимназический сад со школьным зданием напоминают о прошлой жизни...

Пришло время, и в Тонком Мире я «проводила» Женю в институт…

А в середине девяностых Женя воплотился…

Я «увидела» брата в четырехлетнем возрасте…

Ужас! Он сидел на куче мусорного бака во дворе «Шанхая», так мы называли самый большой дом на Безымянке, куда я три года бегала к Вахрамеевым…

Женя опять был такой несчастный, опять оборванный и чумазый, и горько рыдал, протягивая ко мне худые и грязные ручонки. Его «выбросила» на помойку уже новая страна!

И опять я разыскивала его в Том мире. И опять направляла. И только с третьего захода он надежно воплотился! На сегодняшний день я не вижу его в том мире. Значит, встал на тот путь, который мы для него торили, как и другим его сверстникам, раздавленным действительностью нашей перестроечной жизни девяностых годов.

А действительность девяностых была зверская…

Я «обнаружила» в эти годы в отдаленном районе на юго-западе Москвы подземную лабораторию, работавшую над созданием «эликсира молодости». Эта лаборатория была создана еще во времена Берии. Первую группу биологов расстреляли, и вот теперь эту возглавляла женщина на вид лет сорока-сорока пяти восточного типа с короткой стрижкой волнистых смоляных волос. Она еще с советских времен начинала работать над этой темой. И вот теперь, наконец-то, добилась успехов. Еще бы! Перестройка выбросила на улицы столько «дармового материала»!.. И все это в получасе езды от Кремля!

Женщина сидела напротив меня. Карие с прищуром глазки испытующе буравили меня. Откинувшись небрежно на высокую спинку стула, она картинно тянула паузу. Тонкая, в мелкий цветочек трикотажная кофточка на крохотных изящных пуговках туго обтягивала грудь. Одной рукой она ритмично постукивала длинными ярко крашеными ногтями по поверхности лабораторного стола с оцинкованной столешницей. Рядом с ней стоял высокий, узкий с тонкими стенками стакан, наполненный до середины густой, цвета граната, жидкостью. Она смотрела то на меня, то на этот стакан… Потом резко толкнула его в мою сторону. Стакан заскользил по поверхности стола, словно по льду, и остановился напротив...

- А докажи-ка, что ты своя… Пей!

Меня внутренне затошнило. Перед моими глазами пробежала подобная проверка…

Те же девяностые. Пробегая мимо телевизора, я перехватила сюжет «Шестисот секунд» Александра Невзорова, в те годы очень популярных. В очередной раз там кипели страсти. Репортаж шел из крематория. Сюжет об обманутых клиентах. В поле моего зрения попало рядом стоявшее угловое здание красного кирпича дореволюционной застройки с полуовальными наличниками на высоких окнах… И той ночью я «оказалась» там…

Я стояла на выступе здания второго этажа рядом с окном и наблюдала такую картину: во двор этого дома въезжали крытые грузовики, их освобождали от «груза» из крематория, двое грузчиков складывали тела одно на другое... А дальше работники «освежевывали» их, филейные части отправляли на изготовление колбасы. Позже уже в ночных сумерках подошел другой грузовик, забрать уже «готовую продукцию»… И тут я попала в их поле зрения. Что с ними стало! Они готовы были и меня закатать в колбасу! И что я им там всем говорила, стоя среди них уже во дворе, в чем уверяла, только они решили устроить мне проверку, дали мне эту «краковскую» на «дегустацию»… Я помню до сих пор этот омерзительно склизкий срез и тошноту, которую я еще должна была скрывать...

И вот теперь опять проверка…

Я взяла стакан в руки, с циничным видом стала рассматривать содержимое на свет, оттягивая время по Сомерсету Моэму. «Чем длиннее пауза, тем талантливее актер»…

Все!.. Дальше я оказалась уже в своей постели деревни Захарьино…

Вскоре пресса заговорила о таинственных исчезновениях бездомных детей и бродяг, и что стоит за этим исчезновением. Появился даже художественный фильм...

Больше эта лаборатория не мелькала в моей «работе»…

Подоспела очередь идти в школу рожденным в сорок четвертом…

- Евдокия Андреевна, отдайте Галину в первый класс, - обратился к маме Георгий Иванович Немцов, заслуженный педагог, Ленинский орденоносец. Тот самый директор школы № 99, который не раз ловил меня в саду и перед которым мне не раз приходилось краснеть, стоя в одних трусах и босиком на огромном красивом ковре кабинета, испытывая ужас и стыд не из-за своего поступка, а из-за «дресс-кода»!

- Да ей же нет семи!

- Это не важно. Я получу разрешение в районо. Она давно готова. Вон как все заборы ею расписаны!

Я оглядывала вместе с ними свое «творчество». Действительно, трудно не заметить. А почему меня не спрашивают? Я согласна! Со-глас-на!

- И самостоятельная, и активная. Вон какие концерты устраивает во дворе! А Тамара примером будет.

Так начались мои школьные годы…

Отличница. Но «вертихвостка». Обидное прозвище мне приклеила первая учительница Ксения Глебовна. Ну почему у меня не Елена Сергеевна Гулевская, как у Тамары! У той добрые-добрые глаза, а над головой сияние как у Царицы небесной! А на лацкане ее пиджака - орден Ленина. Вот такая бы никогда не посмела обозвать никого, она бы разобралась, что я вовсе не «вертихвостка», а справедливо даю сдачу Кольке. Тот исподтишка так и норовит в очередной раз уколоть меня в спину перышком. Считай, объяснение в любви. Это мы выяснили с ним уже после окончания школы. Какие мальчишки все же тупые! И он еще надеялся так завоевать мое сердце?! И потому каждый день в моем дневнике были замечания: «Вертится на уроках» и двойка за поведение. Но когда заканчивалась четверть, я все равно оказывалась отличницей. За это меня недолюбливала соперничавшая со мной, особенно по чистописанию, Валя Руднева. Я это всегда хорошо чувствовала. Хотя в школе мне постоянно приходилось защищать ее.

- Галина пусть проходит. А Вальку не пропустим.

И я, размахивая налево и направо портфелем, тащила ее за собой через кордон местной шпаны:

- Только троньте!

И шпана пасовала. С Валей Рудневой мы пройдем до одиннадцатого класса. Потом вместе будем готовиться в институт на ее даче. Валя сорвется на первом экзамене и больше не решится на поступление. Для меня же это было только стартовой площадкой, осознанием действительности - просто так, набегом, редко чего можно достичь…

Спустя десятилетия Валя странно проявится в моей жизни. Часто будет присутствовать в тех видениях, где моя работа в тонком плане будет связана с секретными объектами. Она якобы лишь промелькнет в них, и все. Что, а вернее кто за этим стоит, я только могла догадываться, поскольку знала к себе пристальное внимание со стороны определенных органов. Когда вылетала в очередной раз на задание по определению надежности защитных объектов города, новобранец, увидав мое тонкое тело на радаре, взволнованно закричал:

- Смотрите! Смотрите! Неопознанный объект!

- Да это наша Галина Ивановна полетела, - ответит подоспевший командующий ПВО.

Так я и поняла, что мои полеты для них давно стали рядовой работой, и они нашли способ, как применить их в мирных целях. И что сама являюсь «зенитчицей», как во время войны моя легендарная тетя Мария, сестра мамы, защищавшая Куйбышев. А потом столица наконец-то выстроит достойный себе щит от посягательств любопытствующих «друзей». Так что наш с Учителем труд не пропадет даром, мы вложим нужные сведения в тех, чей сосуд оказался достаточно надежным для внедрения знания, опережающего знание других стран мира в области обороны…

***

В пятом классе у нас появился новый преподаватель, огромного роста, толстый, неопрятный. Он вооружался деревянной метровой линейкой и «вбивал» ею знания в головы учеников. Перепадало всем. И потому к его уроку мы сдвигали парты, чтобы он не мог пройти меж рядами. Тем не менее, он умудрялся доставать очередную жертву.

«Пусть только тронет!» - стиснув зубы, решала я, когда он останавливал на мне свой тяжелый взгляд. Он словно обжигался о мои глаза. И, тем не менее, время «ч» настало…

Когда его «орудие» нарисовалось над моей головой, я перехватила его, вскочила на парту, и - откуда только взялись силы! - переломила линейку о коленку. Потом схватила портфель, прошлась по партам к окну. Открыла его при звенящей тишине, наклонилась, взяла свою спортивную форму, хотела было развернуться и уйти через дверь, но поняла, что все ожидают другого, и, перешагнув через окно, встала на рельсу, идущую под ним. Прошлась по ней к пожарной лестнице и спустилась…

На двух этажах школы, как это потом поняла, это не осталось незамеченным…

Больше этого учителя никто не видел.

Мама даже и не подумала ругать меня. Она уже давно знала и гордилась тем, что я умею постоять не только за себя.

А одноклассники на мой день рождения - благо, что это было в школе, дома никто не вспоминал о нем - пели «Песню про Галю»:

«На пятерки я учусь, я учусь.

Я мальчишек не боюсь, не боюсь.

Я умею нырять с берега любого.

Если я побегу, обгоню любого».

И так далее.

«Все умею. Все успею. Все сумею сделать!»

***

В пятом классе наша классная руководительница ушла в декретный отпуск. И вместо нее пришла другая - молодая женщина, архи-скромная на вид.

Она с трудом владела дисциплиной в классе. И мне всегда было жаль ее. Заканчивались уроки, и она нерешительно, тихим голосом, в котором уже был заложен провал, обращалась к нам:

- Дети, кто хочет остаться мыть полы?

Ну, а кто вообще хочет мыть полы?.. Смешно!..

Все дружно разбегались, хлопая крышками парт. Мне становилось неудобно за них, и я принималась за работу. Мыла полы, таскала воду, дрова, передвигала тяжелые дубовые парты. Делала все быстро, так как дома надо успеть сделать не меньше, да еще приготовить уроки, сбегать в какой-нибудь кружок и дочитать интересную книгу. И так каждый день. Иногда мне составлял компанию кто-нибудь из мальчишек.

Закончился год. Нам выдали характеристики. Я читаю... Краска стыда заливает мое лицо! «Любит мыть полы»…

Я-а-а?.. Люблю мыть полы? Она что, совсем ничего не поняла? Не поняла, что рядом с ней была просто общинница?!.. Может, она и вправду решила, что это мечта моей жизни, и вдруг я не пройду конкурс на должность уборщицы?

***

Январский день 1956 года потряс не только Самару. Прошло столько лет, но память об этом в народе свежа.

Это было в страстную неделю перед Рождеством…

В тот день, казалось бы, ни с того ни с сего родители отчитали нас с Тамарой «по полной программе»:

- Если вы когда-нибудь… как те хабалки… - и т.д. и т.п., - «На одну ногу встану, другую оторву», - упреждающе заключил отец своей любимой «пужалкой».

Мы тогда с сестрой едва сдерживали смех, глядя друг на друга, но, тем не менее, поняли - неспроста, видимо, кто-то опять в нашем районе испортил себе девичью биографию.

Опасения оправдались…

В частном строении почти в центре Самары на улице Чкаловская была новогодняя вечеринка… Молодежь веселилась, танцевала...

Все были парами, а к одной парень по имени Николай не пришел. И та не нашла ничего лучшего, как, подставив табурет, взять с иконостаса святого угодника Николая Чудотворца и пойти с ним танцевать, приговаривая, что теперь он ее жених…

И тут грянул гром! Засверкала молния! Среди зимы!

- Ну Илья Пророк перепутал зиму с летом, - вспоминая эти события, отметила тогда медсестра городской больницы, куда потом привезли Зою...

Всех присутствующих же на вечеринке разметало по стенам комнаты странной энергией, как они говорили… А подруга – замерла в одной позе – ни туда, ни сюда! Глаза открыты, а смотрят куда-то вдаль! Словно живая, но как вкопанная, она осталась стоять с иконой Чудотворца!..

Ее пытались сдвинуть! Бесполезно!.. Пытались забрать икону – бесполезно!.. Она окаменела!

Вызвали скорую. Та приехала, врач пыталась сделать укол, но иголки гнулись одна за другой… В ужасе все друзья разбежались. Участковый милиционер, увидав эту картину, поседел в одночасье: зрелище жуткое – не живая и не мертвая, глаза открыты и от нее исходят едва уловимые звуки. Она была больше жива, чем наоборот… Только каменная! Решили оставить ее в покое, мол, сама отойдет...

Весть об окаменевшей девушке Зое молниеносно облетела город. К дому потек народ.

Пока власть соображала, как поступить и что делать, народ шел в дом увидать это чудо, и потому свидетелей этого стояния оказалось немало! Потом сообразили, выставили милицейский кордон, пытаясь разогнать толпу. Но с каждым днем она только увеличивалась.

Вопреки родительскому запрету, сестра тоже вместе с одноклассниками поехала к месту разыгравшейся трагедии. Но подойти к дому им так и не удалось. Уже и конная милиция стояла в оцеплении и никого не пропускала к дому. А толпа не убавлялась. И тогда власть стала «забалтывать» это чудо. Это же было время процветающего безбожья, когда Н.С. Хрущев - главный человек в стране Советов - обещал народу в 1980 году, когда якобы наступит коммунизм, «показать последнего попа». Проходили собрания на заводах, институтах, подгоняя это событие «под происки вражеских сил», якобы все это ложь. Свидетели-друзья по пирушке куда-то исчезли в одночасье. Народ шептался: отправили «в места не столь отдаленные». Пострадал и второй секретарь обкома партии. Его сняли с работы за отсутствие надлежащей пропаганды.

- Как же так? - оправдывался он. - Ведь все наоборот! Она же безбожницей была.

К бабушке Кате ежедневно приходили ходоки, докладывали. Они разговаривали шепотом. Но мы все равно слышали: Зоя продолжает стоять.

Приходили один за другим священники, читали молитвы, и ничего не помогало. Как стояла, так и стоит. Глаза при этом живые, тлена нет. А все стоит и стоит! Пытались оторвать от пола. Не могут! Свалить – не могут! Стоит, в пол вросла. Пытались подрубить под ней пол, бесполезно, топор отскакивает и на половицах проступает кровь. А она стоит, прижав к груди икону!

Это стояние продолжалось 128 дней. Дом по-прежнему был оцеплен милицейским кордоном.

Запахло весной. Приближалась Пасха. И тут, как свидетельствуют очевидцы, во дворе появился старичок небольшого росточка с беленькой бородкой, в телогреечке. Охрана не успела среагировать, как он юркнул в дом. Подошел к девушке, взял из ее рук икону, девушка глубоко вздохнула и ожила. А старичок исчез. Никто его больше не видел. Как входил, видели, а как ушел – нет. Потом стали спрашивать друг у друга, кто это был? По описанию признали в нем Николая Чудотворца. Ни у кого не оставалось сомнения - это действительно прямо или косвенно дело рук самого Чудотворца.

А первыми словами Зои было:

- Бойтесь Божьего суда! Молитесь! Молитесь! Земля качается, как колыбель! Кресты надевайте! Кресты надевайте! Бойтесь Божьего суда!

Ее спросили, как же она от голода-то не умерла? А она ответила:

- Меня голуби белые кормили.

Зоя стала звать народ к вере. И это в то безбожное время, когда даже такой памятник культуры - величественный, красивейший храм Святой Софии - еще до войны был взорван по указке Троцкого, а на его месте построили Театр оперы и балета, а на площади поставили «каменного идола», как называл народ памятник В.В.Куйбышеву.

А после этого чуда сила антирелигиозной установки партии и правительства была таковая, что даже мы с Тамарой пытались учить уму-разуму нашу бабушку Катю:

- Бабушка, Бога же нет, зачем ты в церковь ходишь? Там же одни продажные попы с мошной до пят, чтобы больше денег туда насовать.

- А откуда вам знать, что Бога нет?

- Но ведь его никто не видел.

- Никто, это кто? Те, что взорвали храм? Так они черти. И смерть их будет чертовская. Бога видит только тот, кто верует. А в церковь я хожу, чтобы к иконам приложиться, да свечей подкупить с лампадным маслом. А попы? За свои карманы они пусть сами отвечают перед Богом.

Антирелигиозная пропаганда приняла чудовищные меры – священники записывали фамилии тех, кто приходил в церковь, а потом предавали эти списки «куда надо». И тех исключали из партии, комсомола, снимали с работы. Моя младшая сестра Валюшка забежала с другом в храм, чтобы погреться. И это увидала классный руководитель. На следующий день было комсомольское собрание, и все бы это закончилось печально, если бы не вмешательство мамы. Классный руководитель потом пожалела не раз, что вызвала ее на собрание.

А девушку Зою потом замаяли в «Тамашево». Так называется безымянская психиатрическая больница.

Сегодня на улице Чкаловская, в том месте, где произошли эти события, стоит часовенка в память о божьем чуде.

Но этого события для Самары оказалось мало! Такое чудо вскоре повторилось в частном доме городской округи уже в другую страстную неделю. Но широкой огласке это не было придано. Люди помнили, куда подевались друзья Зои. Этот факт обнародовали только в январе 2016-го в связи с шестидесятилетием стояния окаменевшей Зои, благодаря Малахову в программе первого канала «Пусть говорят».

И опять это случилось в «страстные дни», перед Пасхой. Девушка со своими ровесниками закрылись в бане и «резались» в карты. Когда к вечеру она вернулась домой, мать стала ругать ее. Та стояла, наклонив от стыда голову. Мать уже и себе наскучила своими «проповедями», а дочь все продолжала стоять все в той же позе. Когда она тронула ее за плечо, пришла в ужас! Она была каменная!

Что только мать ни предпринимала, и кто только ни пытался привести дочь в чувство! Долго отмаливал ее священник из села Богдановка. И только на Покрова Богородицы 14 октября девушка ожила.

Вот такой Божий купол над нашей Самарой, и, как любила повторять мама:

- Святая наша Самара! Святая!

***

Наш седьмой класс оказался последним для 99-ой школы из-за поредевшего состава. Все было предопределено демографическим провалом военных лет. Нас, родившихся в сорок четвертом, было считанные единицы.

Была середина сентября, когда, наконец-то, пройдя по всем близлежащим школам, мы через районо добились перевода в 141-ую.

Школа была новая, четырехэтажная, во главе с прогрессивным директором - Карлинским Иосифом Мироновичем. Ему было тогда лет сорок пять: высокий, с горящими глазами, крутым лбом в обрамлении смоляных, волнистых и густых волос, импозантный, всегда выдержанный, без показухи и излишней декларативности. Словом, замечательный директор! И не любить его было невозможно.

Добираться в школу теперь приходилось не просто. Один путь - на трамвае, но очень затратный по времени. Другой шел через железнодорожную линию самой оживленной ветки страны – Казанской. Он-то и был короче. На этом пути я чувствовала себя как рыба в воде. Понимала ли я, что создаю экстремальную ситуацию? Конечно. И потому очень хорошо контролировала себя. Еще с раннего детства я знала ее как свои пять пальцев, где и в какой момент можно было проскочить меж проходящих поездов, а то и под ними, когда состав сбавляет ход и тормозит перед светофором или только набирает ход. В детской памяти застрял дворовый разговор взрослых: кто-то оказался между двух встречных поездов, и его засосало вихревым потоком под поезд со всеми вытекающими отсюда последствиями.

- Надо было в таком случае быстро лечь на землю. Не сообразил, - рассудил один из мужиков.

После чего я решила проверить себя. Я стояла на железнодорожных путях навстречу летящему паровозу. В последний момент под пронзительный гудок выпрыгивала из колеи и ложилась пластом на землю. И, конечно же, «согласно инструкции», испробовала себя между двух поездов. И вот теперь мои навыки пригодились.

Когда мама узнавала про мое «геройство», она устраивала мне выволочку. На короткое время я «степенела» и добиралась в школу трамваем.

Но этот путь был самый неудобный, длиннее в два раза. И чтобы сократить его, я и здесь находила выход: спрыгивала на ходу трамвая сразу под мостом напротив дома своего одноклассника, несмотря на то, что именно в этом месте он шел на предельной скорости. Опять же, безрассудства не было. Еще один урок детства врезался в память нелепостью случившегося с соседским парнем. Тот на ходу спрыгнул с подножки трамвая на проезжую часть, попал под машину и остался без ноги. Меня такой исход не вдохновлял, и я четко просчитывала ситуацию.

Конец моему «геройству» положила Екатерина Николаевна, бабушка одноклассника. Однажды в тот самый его момент она оказалась на балконе…

Екатерина Николаевна открыла мне дверь. Лицо ее было сурово, в руках зажат ремень.

- Дай слово, что больше этого не повторится!

И тогда пришлось опять бегать в школу через железнодорожные пути. Даже на выпускной вечер не изменила себе. До сих пор моя минская сестра вспоминает, как я вернула ей светлый пыльник, что ей родители привезли из Польши, с мазутом на плече, - не освоилась с новыми «габаритами», когда «ныряла» под поезд.

С нашим приходом в школу возникла интрига. Классный руководитель Татьяна Николаевна, талантливый историк, но недальновидный перестраховщик, на первое собрание пригласила родителей тех учеников, что до нас составляли класс, и настойчиво рекомендовала им внушить, чтобы те не вздумали дружить «с теми, кто пришел из бандитского района».

Сразу скажу, что из этой затеи ничего не получилось. Но установку получили учителя. И мы, отличники и хорошисты, пришедшие из «бандитского района», стали получать заниженные оценки. Я настолько привыкла к этому, что терялась, когда меня вызывали к доске, к тому же всерьез стал занимать вопрос: а что преподавателю от меня нужно, ответ он знает лучше меня, а больше тройки все равно не поставит. Самолюбие мое при этом не страдало, и глупо было бы возражать. Я сидела на четвертой парте в среднем ряду с симпатичным однокашником Николаем. Он успевал почти по всем предметам, особенно по математике. Зато по литературе брала верх я. Зое Васильевне, как звали нашу очаровательную литераторшу, вдобавок артистке народного театра, импонировала самостоятельность суждения. Она одна из немногих была далека от деления учеников на «своих» и «чужих». Мое сочинение по «Евгению Онегину» она зачитывала во всех трех восьмых классах. В нем я «пригвоздила» Онегина к позорному столбу безо всякого компромисса и без ссылки на программную позицию «лишних людей», якобы «умных, сверхтонких». Онегин так и остался для меня вздорной личностью с необузданными страстями, для которого жизненные постулаты - верность, порядочность, дружба - всего лишь пустой звук. Так же я потом не согласилась и с трактовкой образа «Анны Карениной». И каково было мое удивление уже в институте услышать то же мнение из уст маститого профессора. На первой же лекции тот разбил в пух и прах хрестоматийный образ этой якобы героини, поставив ее в разряд женщин с необузданными страстями, забывшими свой материнский долг!

- Ну кто такая ваша Анна Каренина? Проститутка! Бросила сына ради…

Вот так все вставало на свои места, рано или поздно.

А на уроке истории я умудрилась задать Татьяне Сергеевне вопрос: почему надо было расстреливать царскую семью, она и без того уже была безвредна. Ответ меня не удовлетворил, и я пошла дальше:

- А зачем надо было расстреливать жену, детей? Чем они виноваты?

Закончились дебаты вызовом мамы в школу. Когда она вернулась, то вместо нравоучений сказала:

- Я тоже задала ей этот вопрос. И ответ тоже не убедил.

В девятом классе нас объединили в один. Не каждая семья могла позволить себе кормить выросшее дитя. И из трех восьмых осталось лишь «девятнадцать злодеев», как называли нас преподаватели.

И неспроста. Послевоенные дети быстро становились самостоятельными, ответственными, и имели на все свое суждение! Везде успевали. Волейбольная команда района состояла из наших парней, и призовое место по городу было за нами. Один был чемпион по боксу, другой по гребле и конькам, третий по легкой атлетике, четвертый – по акробатике, пятая, то есть я, - по бегу на длинные дистанции, лыжам и велосипеду, к тому же редактор стенной газеты и вожатая в младших классах. Среди нас были призеры математических олимпиад. А мой давний вздыхатель еще с начальных классов Витька Соколов даже попал в школу космонавтов.

Выпуск стенной газеты класса готовили вдвоем с Галиной Новинской в ее квартире.

Остался в памяти острый момент – в комнате появился мужчина лет сорока пяти. Лицо – открытое, радостное, редкого мужского достоинства и природной интеллигентности. Русые, волнистые волосы зачесаны назад, опрятно одет - беленькая хлопчатобумажная рубашка с воротником «апаш». Он сидел на сбитой деревянной платформе с колесиками-подшипниками, подобрав под себя пустые брючины. На таких самокатах после войны передвигалось пол-страны. Мы поприветствовали друг друга. Он внимательно и дружелюбно разглядывал меня. Когда он «удалился», Галина попросила никому не говорить об отце, иначе его сошлют на Соловки, как и других инвалидов, пояснила она.

Вот, оказывается, куда вдруг в одночасье девались эти инвалиды! Вот как распорядилась власть их судьбами, как отблагодарила страна за Победу! Краска стыда залила тогда мне лицо.

Как-то до полуночи я задержалась у них из-за оформления стенгазеты. И мать Галины с тревогой в голосе спросила:

- А мама не будет волноваться, время-то уже к полуночи?

- Да она даже и не заметит моего отсутствия. У нее нас много.

И бежала потом в ночи через железную дорогу, овощные склады, уснувшие дома района.

Мама потом при каждом подходящем случае напоминала мне об этом: «У нее нас много»!

А Безымянка, наш промышленный район Куйбышева, действительно был пролетарский и резко отличался от центра, куда мы попадали словно на другую планету. Ее быстренько создали в конце тридцатых годов в связи со стратегическими задачами страны. Туда перевезли более сорока оборонных заводов. Рабочие этих заводов имели статус особо охраняемых государством. Мой отец и дедушка Андрей, бывший Чапаевский конармеец, принадлежали к их числу. Это они ковали оружие Победы. Поднимались с заводским гудком, когда мы, дети, еще спали. Приходили домой, когда мы уже спали. Здесь собирались самолеты, потом в конце пятидесятых космические ракеты под руководством Генерального конструктора Сергея Королева. Иногда мы становились невольными свидетелями издержек производства. А во времена Горбачева-Рейгана безвозвратно исчезли живописные берега Самарки. Сплавлять космические ракеты они удумали самым «дешевым» путем: через Самарку, потом по Волге, потом дальше, дальше, и … в Америку. Словом, перепахали под эту затею берега, а потом оказалось, что все это «бред сивой кобылы». Стоят до сих пор эти безжизненные, причудливые котлованы, заваленные мусором, словно декорации к фильму Андрея Тарковского «Сталкер».

Труд, труд, и труд был главным в жизни наших семей. Своим отцом я гордилась. Его фотография, как и фотография моей старшей сестры отличницы Тамары, висела на районной Доске Почета. Дедушкина тоже, он был литейщиком. Мама, старшая из дочерей, вышла замуж и каждые три года пополняла семейство, за что была награждена Медалью Материнства, и пока всех не подняла на ноги, на работу выходила только летом, когда у нас были каникулы, по так называемым аккордным работам. Она была лучшим штукатуром-маляром, ее к тому же ценили за качество и оперативность в работе. И никто из нас никогда не был унижен своим социальным положением и пролетарским происхождением.

Но это отклонение от рассказа о школе.

То, что у нас «бандитский район», я впервые осознала после окончания школы. Вот уж действительно, когда другой машины не знаешь, то «Запорожец» - вот такая машина! Большой палец устанешь держать!

В начальных классах девяносто девятой школы впереди меня сидела Светка Кременицкая. Пройдет время, и ее вместе с дружками посадят в тюрьму - за Волгой они сожгут на костре главаря банды, отца ее ребенка, которого она потом родит в тюрьме. Об этом я узнаю из городской газеты.

И в нашем доме был свой криминальный «герой» - отец Веры Журавлевой, девушки с красивыми голубыми-голубыми глазами и пушистыми ресницами. Он был вор. Помню, как его поутру тихонько забрали. Там, в тюрьме его и убили свои же. Веркина мать так и осталась вдовой, молодой и красивой. И все мы, дети этого района, росли на одной дворовой площадке. А ведь действительно, в дворовом кругу, как и в школьном, кого только не было! Мама пыталась повлиять на меня:

- Не дружи с Нинкой Плохотниковой! Она сквернословит!

- Мам, а я ни разу не слышала, чтобы она так вела себя в моем присутствии. А вообще, как ты себе это представляешь – «Не дружи»! Мы живем в одном доме. В школе она сидит впереди меня. Ей хочется дружить со мной. Она, в принципе, хороший человек. Так почему я должна шарахаться от нее?

И «корона с моей головы не упала».

- Надо уметь ладить с соседями, - сказал мне Учитель, когда в Переволоках мы решили выкупить соседний пустующий участок земли ради одного - избавиться от неизвестно какого еще соседства. Даже отдали задаток. Но после этого одумались. А этот участок пустует и по сей день.

«Уметь ладить…» Самая главная задача, с которой ты приходишь в этот мир, как утверждает Агни Йога…

***

Историк и классный руководитель Татьяна Сергеевна все-таки упорно не оставляла надежды избавиться от пришлых. И это не способствовало хорошему отношению к ней, к тому же ее нравоучительные беседы совсем не ложились на наше представление о дружбе, любви, семье. До сих пор недоумеваю, как можно было так приземлять самые главные жизненные ценности, сводить их к каким-то справкам о состоянии психического здоровья и прочей чуши, когда нам четырнадцать и страна строила коммунизм, где все друг другу братья и сестры!

В результате дискуссий Люсина, Прошкина, Бибиков и я получили тройки по поведению. И класс восстал во главе с комсомольским вожаком – Ритой Люсиной. Мы предложили Татьяне Сергеевне сложить свои полномочия. Добровольно не получилось, и мы пошли в районо.

Там поняли нас. Три месяца мы оставались без классного руководства под надзором директора школы. Никто из преподавателей не рисковал взять на себя эту ношу, вероятно, еще и из-за солидарности. Да и не было среди них такого кандидата! Здесь нужна была харизматичная личность. Иосиф Миронович это понимал, к тому же, мы были первыми в стране, кто перешел на одиннадцатилетку с производственным обучением.

Наконец, эта личность появилась. Анатолий Иванович Белов, учитель физики – молодой, высокий красавец. Он умудрялся незаметно направлять нас, хотя мы уже были со своими методами правления, и еще до его прихода поняли, что свобода это, прежде всего, ответственность. И, тем не менее, его широкая спина служила щитом от многого.

Жили мы дружно и интересно. Начатая директором школы культурная программа обучения продолжилась. К нам в школу приезжали солисты оперного театра, филармонические коллективы, нас учили бальным танцам, этике и эстетике, не считая разнообразия кружков и спортивных секций. А из периода стиляжничества в стране мы взяли только то, что согласовывалось с нашим эстетическим вкусом и возможностями наших родителей. Мы не напрягали их своими «хочу-не хочу». Понимали житейскую мудрость «по одежке протянивали ножки», к тому же шить я уже давно научилась... Зато лучшей «бабетты» не было ни у кого в нашем районе... И вообще не это было главным, мы уже были устойчивы к любым вбросам субкультуры своей самостоятельностью...

В летние каникулы у Анатолия Ивановича стало традицией вывозить нас то на реку Сок, приток Волги, то на остров Волги в районе поселка нефтяников Зольное. Мы прошагали не один километр по Жигулям до самой крупной тогда в стране Волжской гидроэлектростанции. Словом, летнее время у нас, подростков, было на глазах у классного руководителя. А потом мы разбредались по родительским дачам, благо что советская власть уже позаботилась об этом, и кто не был ленив, дачу имел.

Конечно же, не всегда Анатолию Ивановичу было легко с нами. Одна я чего стоила! То среди ночи уйду ночевать в камыши. Видите ли, меня не так поняли! И меня ищут всем лагерем. А после десятого класса вообще убежала с острова...

Зная симпатию ко мне со стороны классного руководителя, девчонки использовали меня, чтобы я уговорила его отпустить нас на берег Волги на танцы и вечерний сеанс кино. Я пошла на это, но при одном условии – «Вы на танцы, я в лес». Но Анатолий Иванович приплыл на лодке раньше времени, а меня в зале не обнаружил. Вот тут-то мне и устроили обструкцию! Не кто-нибудь, а те самые, что меня использовали! Несмотря на их «щедрость» решения, я не нашла для себя ничего лучшего, как покинуть лагерь.

- Да иди на все четыре стороны, - сказал в сердцах Анатолий Иванович, - куда ты денешься с «подводной лодки»?

Так думали они. Остров же! Поброжу, поброжу и вернусь. К тому же дождь. Да не тут-то было! На конце острова оказался рыбак. А рядом с ним узенькая долбленка. Волгу здорово штормило. А я вот чего не умела, так это хорошо плавать, как наши ребята и Вера Прошкина. Они переплывали Волгу запросто в самом широком ее месте.

Я с трудом уговорила рыбака перевезти меня. Пришлось дать расписку на «тот» случай. Провожал безнадежно влюбленный в меня Левка Зилес. Он успел сунуть мне свой свитер. И очень кстати!

Волгу мы переплыли благополучно. И даже успела на последний «Метеор». Подплывая к городу, была очарована его ночным видом на всю оставшуюся жизнь. «Нет худа без добра»! Красивее наших волжских берегов нет! Если бы не мой побег, я так и не смогла бы этого увидеть и оценить!..

Так что Анатолию Ивановичу доставалось!

И как невыносимо больно было узнать о его трагической кончине! Это случилось уже после нашего выпуска…

Тот май выдался теплым, город благоухал сиренью. Он с другом, нашим преподавателем по автоделу, приехал с рыбалки, и в чем были они зашли в вокзальный ресторан. Сидят, а официант не подходит и не подходит. Тогда Анатолий Иванович поманил его пальчиком:

- Вы думаете, если мы в фуфайках, то неплатежеспособны? Ошибаетесь.

И он, в своей пижонской манере, откидывает полу фуфайки, залезает во внутренний карман и шелестит там пачкой экзаменационных билетов. Это было в преддверии выпускных экзаменов в школе.

Они хорошо посидели, друг вызвал такси и стал настаивать подвезти Анатолия Ивановича домой. Но Анатолий Иванович отказался, он жил в пяти минутах ходьбы от вокзала.

Его отсутствие обнаружили не сразу. На носу экзамены, а Анатолия Ивановича нет.

Его нашли изуродованного в сточном колодце во дворе вокзала...

Двое таксистов видели демонстрацию «денежных купюр», и подкараулили его.

***

Борис Бибиков и Левка Зилес пришли к нам в девятый класс из той школы, где прежде директором был наш Иосиф Миронович Карлинский. В первую же неделю после уроков всем классом мы пошли в кинотеатр. Когда мы с Валей Рудневой бежали на сеанс, лоб в лоб столкнулись с Борисом. Он был в такой же рубашке в крупную клеточку - «шотландке», как и мое платье! Наши глаза встретились, и ... я остолбенела! Словно молния пронзила меня! Я с ужасом «увидала» - лечу в пропасть! И это – неизбежность!

И каково было облегчение, когда Борис стал дружить с Ритой Люсиной, моей подругой, а я с Сашей, тоже одноклассником, еще и чемпионом города по боксу. Тот был влюблен в меня еще с восьмого класса, и теперь загадал: если я соглашусь придти на свидание, то не пойдет со своими дружками на «дело» - ограбление гастронома. Чем это закончилось для его «друзей» - нетрудно догадаться. Так встреча со мной изменила ход его жизни, на радость семьи особенно.

Мы единодушно выбрали его старостой. О нашем классе писали в центральной прессе, и о нашей дружбе с Сашкой в частности, как о примере личности, способной измениться в другом окружении. Его мама Этильрида Александровна была необыкновенной красавицей, она так напоминала мне «Незнакомку» кисти Крамского! Работала на оборонном заводе ведущим инженером. Отец Сашки не был родным, но очень хорошо относился к нему и усыновил. Кроме него была сестра – Таня, взбалмошная особа, таковой и осталась. И няня. Она следовала за бабушкой от самого Петрограда! В Самаре они оказались после того, как бабушку в тридцать седьмом году сослали из Москвы как врага народа.

У Левки отец был директором нашей Безымянской ТЭЦ, позже его назначили первым руководителем всей энергосистемы Поволжья.

Левка сразу же проникся особой любовью к моей персоне. Я же уже давно научилась «не вкручиваться в воронку» очередного воздыхателя. Тем более что место в моем сердце уже занял Сашка. Но Левка еще много лет будет стоять на моем пути, проверяя всех на прочность, и женится в тот год, когда Борис, можно сказать, решит уйти из семьи. В связи с этим свекровь на некоторое время переменит ко мне отношение. А я «вдруг» получу от Левки письмо, в котором он сообщит, что женился на однокурснице и взял ее с ребенком. Удивление мое рассеет свекровь. Это она разыскала его. Мое удивление будет еще большим, когда она добавит:

- Тебя никто так не любил, как Левка.

Я вспомню, как она устроила «поход» против меня, когда мы стали дружить с Борисом. Она пришла с Левкиной матерью к Этильриде Александровне в надежде услышать из ее уст хоть что-то порочащее меня.

- Лучшей снохи нам и желать было не надо. Мы до сих пор переживаем, что их пути разошлись, - все, что услышали они в ответ.

- Это вы о ком говорите? О нашей Галочке? Что вы! Она пример для нашей молодежи! - так ответит матери Бориса профсоюзный лидер «Почтового ящика 81», в котором я буду работать после окончания школы. Об этом я тоже узнаю спустя много лет.

А Екатерина Николаевна, узнав, что я вышла замуж, сказала внуку:

- Ты должен вернуть ее.

- Но она замужем.

- Это не имеет значения.

И не приехала на Сашкину свадьбу, назвав ее ошибкой.

Сашка после окончания института вернется из Ленинграда в Самару тренером сборной города по волейболу, придет ко мне в редакцию и заявит, что темой защиты кандидатской диссертации взял психологию победы. Сделает команду непобедимой и выведет ее на международный уровень. И все это в мою честь, как он сказал, и в жизни я всегда буду для него «звездочкой».

Сделал. Вывел. Получил звание заслуженного тренера РСФСР.

Ушел в мир иной в сорок два года. Как я поняла, понаблюдав за ним однажды на соревновании, - перерасход психической энергии. Гроб несли студенты, друзья и поклонники через весь город на руках, перекрыв движение транспорта. До сих пор в Поволжье проходят соревнования памяти заслуженного тренера Российской Федерации по волейболу Александра Игоревича Вахрамеева.

***

Бабушка Сашки, Екатерина Николаевна Озерская, пенсионерка Всесоюзного значения, была не только верной соратницей Ленина, но и одним из его оберегов в прямом и переносном смысле этого слова: она была медсестрой, стояла на страже его здоровья, а значит - жизни. Именно этой миссией она была облечена, когда в восемнадцатом году сопровождала Ленина и Правительство во время их переезда из Петербурга в Москву в роковые для власти моменты.

Внук служил в армии, когда Екатерины Николаевны не стало. На торжественном построении командир части зачитал телеграмму о кончине великой дочери России. И в ее честь были даны залпы из всех орудий. Только тогда Сашка и узнал, кто была его бабушка. Из рассказов матери Саши и няни, которая по всем горьким этапам прошла с ними всю свою жизнь, знаю: во времена «ежовщины*» ее трижды ставили к стенке. Пули свистели над ее головой, но она не сломалась, никого не оговорила, и не подписала никакого «признания». При вскрытии у нее на сердце насчитали восемь рубцов!!! «Гвозди бы делать из этих людей. Не было б в мире прочнее гвоздей»!.. Значит, тогда, когда она нас, школьников, воспитывала на примерах жизни вождей революции, с которыми она работала бок о бок, а мы об этом, к сожалению, тогда толком и не знали, она делала все это со всей искренностью, всем своим огромным, любящим и умным, сильным и все вмещающим Сердцем.

________________

*Ежов Н.И. –«ежовщина», символ сталинских репрессий в 1936-1938 годы. В 1937 году Ежов работал в должности главы НКВД. Сам лично принимал участие в пытках.

Так что не все в НКВД были отпетые мерзавцы.

После двадцатого съезда КПСС началась реабилитация репрессированных... На какое-то время в квартире Вахрамеевых поселилась гнетущая тишина. Придя в очередной раз к ним домой, я увидела прямую спину Екатерины Николаевны, стоящей у окна. На мое приветствие она впервые не повернула головы. Сашка отвел меня в сторону и тихонечко сообщил, что звонил ее родной брат из Ленинграда, профессор, доктор наук. Просил разрешения приехать, объясниться. На его письма Е.Н. не отвечала, рвала. Он умолял простить его за то, что отрекся от нее в те страшные годы...

Представляю, что творилось у нее на душе! Брат даже не приютил малолетнюю дочь и няню, когда суровой зимой власть выбросила их из квартиры на улицу... Как я знаю на сегодняшний день, Е.Н. простила. Но встретиться - отказалась.

Небольшая группа соратников Е.Н. собиралась у них в доме. Все они прошли через ГУЛАГ и были проверенны временем. Все они искренне верили, что время коммунизма придет. В рядах своих единомышленников Е.Н. имела особое уважение и колоссальную притягательность. К тому же редкий дар – она умела не подменять идею коммунизма субъективизмом ее воплотителей. По старой конспиративной привычке они всегда говорили вполголоса. И, тем не менее, иногда до моего слуха доносились известные из истории имена и фамилии, такие как Крупская, Ульянов, Глеб Кржижановский, Бонч-Бруевич... При моем появлении они стихали и внимательно наблюдали за мной, словно вопрошая, кто я и на что способна? В такие моменты мне становилось неуютно, холодок пробегал по спине, и хотелось кричать: да своя я! Своя!

- Ваше поколение советских людей будет жить при коммунизме, - искренне утверждала Екатерина Николаевна на школьных собраниях.

Она не была многословна и не была сентиментальна, но то, что она говорила, запоминалось, и мы верили в это. Небольшого росточка, с прямой спиной, гладко зачесанными седыми волосами, собранными в пучок, ровный свет пристально смотревших на тебя строгих серых глаз - все заставляло благоговейно склонить перед ней голову.

Рейснеры - та моя семья - были дружны с вождем. К тому же у них с отцом было единое мировоззрение. Отец вступил в партию большевиков в непопулярном семнадцатом году, хотя и ранее революцию он приближал всеми силами. Когда немецкие войска, воспользовавшись временным смятением новой власти, весной восемнадцатого года подошли к Петрограду, вместе с Лениным выехал в Москву. Там, в Москве, он заведовал отделом Наркомата юстиции, был председателем исполкома, написал декрет об отделении церкви от государства, работал в комиссии по составлению первой Советской Конституции.

Я обожала отца, и это обожание перешло и на Владимира Ильича. У нас с ним были очень теплые, можно сказать, родственные отношения. Он даже знал мои романы и понимал меня. Это я узнала из видения. Я зашла по обыкновению в кабинет Ильича и встретилась там с давним другом Радеком К.Б. Радека смутило мое дружеское объятие, и это не осталось не замеченным Лениным. Его сердце реагировало на все искреннее.

Да, Лариса, как звали меня тогда, всегда боготворила Ленина. Потому с самых ранних лет сама была ярким создателем и защитником Новой России. Трагически оборвавшаяся жизнь тоже должна была запомниться Екатерине Николаевне. Лариса, «советская Жанна д’Арк, призванная для революционных преобразований», как резюмировал Учитель М., - прототип героя «Оптимистической трагедии» Всеволода Вишневского. Ее, писателя и журналиста, хоронили вслед за Сергеем Есениным из того же Дома печати. И, конечно же, Екатерина Николаевна, возможно, была на тех моих пышных похоронах. Тогда они планомерно «устраивались» ради того, чтобы уже никто не мог помешать Сталину утвердиться в своей власти. Вот почему в тех детских снах Сталин все время в чем-то оправдывался и оправдывался передо мной. Ему тоже, видимо, было непросто смириться с моей трагической участью. Но «лес рубят, щепки летят».

Это отступление. «Картинки» же предыдущего воплощения и, в частности, моего отношения к Ленину, позже не раз посещали меня. Все оттуда же, помню, как в составе немногочисленной группы я стою позади Ленина на дощатой, сделанной наспех, трибуне. Народу – река широченная! И с обожанием слушаю Ильича...

Вот почему наша встреча с В.И. Лениным в Мире Тонком оказалась такой домашней - на кухне в квартире бабушки моей первой любви...

На всесоюзной конференции, которую организовал в конце восьмидесятых годов Казначеев, академик с мировым именем, первопроходец в области неопознанного, моя тезка, тольяттинская подруга познакомила меня с одним прытким молодым человеком, как она сказала, «с сильнейшей энергетикой». Его еще пригласили на Новый год на ТВ, чтобы он вызвал на улице снегопад. Не получилось. Окинув меня взглядом, молодой человек сказал:

- А вы умеете закрываться. Я не могу проникнуть в ваше поле.

- Я?.. Умею закрываться?.. Интересно! Я вообще не знаю, что это такое. Ну а коли закрыта, значит, не следует лезть, куда не надо, и кому не надо. Им, Там, Наверху - виднее.

При очередной встрече уже у меня дома он рассказал видение, прошедшее у него накануне. Из него было ясно: прозвучал «Зов», ему протянули руку подняться из «сэнсов» на агни-йогическую «планету». И я подняла тему «Зова» - «много позванных, да мало дошедших». Накануне этой встречи у меня уже был пример того: прошло интересное видение – встреча с Владимиром Ильичем Лениным...

Раннее утро, Владимир Ильич, такой родной, заботливо наливает мне душистого свежезаваренного чая в чашку тончайшего фарфора. На столе кнедлики, кулинарное изделие изумительной нежности и белизны из муки давно уже несуществующего в природе помола. Между чаепитием, со всем своим бескомпромиссием я задаю ему вопрос:

- Владимир Ильич! Как же так получилось? Ведь Вас же вели Махатмы?

В.И. сел в позу роденовского «Мыслителя», надолго замолчал, словно прослеживая что-то в своей памяти, а потом, тяжело вздохнув, сказал:

- Да... Но не всегда это было, - он опять сделал паузу, и с горечью продолжил: - Я помню, на Пражской конференции на меня нашла «черная туча»…

Вернувшись из Мира Тонкого, я сразу же полезла в энциклопедический словарь. «Пражская конференция», «Пражская конференция»… Да! Пражская конференция РСДРП... 1912 год. Именно тогда партия разделилась на «большевиков» и «меньшевиков»…

Произошла подмена понятий?! Коммунизм, как ребенок, вместе с водой был выплеснут из ванны?!.. Но носители-то идеи остались! Именно их впоследствии «выстригал» Сталин, чтобы утвердиться в неограниченности власти...

Конференция имела значение съезда, на ней был избран большевистский ЦК во главе с Ильичем. Так что Ленину, действительно, пришлось, как я поняла, уже с больной совестью «жить и работать среди чуждых ему людей. Но несомненный подвиг Ленина», как констатирует Махатма М., в том, что «он сдвинул народное сознание»*.

Спустя двадцать лет мне на стол лягут «Листы дневника» Е.И.Рерих. Из них я узнаю, наконец, что Н.К. Рерих готовился осуществить самый дерзкий план Учителей – создать Новую Россию, в основу идеологии которой должны были лечь этические постулаты Будды и Христа, буддизм в слиянии с коммунизмом. И это неизбежный ход эволюции, с нами или без нас.

________________

* Е.Рерих, Листы дневника,1925-1927г.г., стр. 261, Рассанта, Москва.

Когда Учитель готовил Рерихов к встрече с наркомом иностранных дел Чичериным и Сталиным, он предостерегал их: «Придется встретиться с людьми, которые будут смеяться при каждом непонятном для них слове. Их воспринимательный аппарат покрыт мозолями невежества. Например, если им сказать – «Шамбала», они примут это реальное понятие за фетиш суеверия. Не так поступили Маркс и Ленин. Уже говорил, что наши представители посетили Маркса в Лондоне и Ленина в Швейцарии. Явно было произнесено слово «Шамбала». Разновременно. Но одинаково оба вождя спросили: «Какие признаки времени Шамбалы?» Отвечено было: «Век истины и Мировой Общины». Оба вождя одинаково сказали: «Пусть скорее наступит Шамбала». Словами вождей измеряем наследников. Не можем включать в марксизм и ленинизм узость невежества. Если невежда дерзнет называть себя марксистом или ленинистом, сурово скажите ему: «Явное предательство основ общины». (стр. 261, Л.Д.1925-1927. Рассанта, Москва.)

«Современное понимание общины дает прекрасный мост от Будды Гаутамы до Ленина. Произносим эту формулу не для возвеличивания, не для умаления, но как факт очевидный и непреложный. Закон бесстрашия, закон отказа от собственности, закон ценности труда, закон достоинства человеческой личности вне классов и внешних отличий, закон реального знания, закон любви на основе самосознания делают заветы Учителей непрерывной радугой радости человечества. «…» Но из всех насилий самое преступное и уродливое зрелище являет насильственная коммуна»...

Как едины устремления Екатерины Николаевны и ее друзей с тем, что сеяли в умах народа Махатмы!

«Насильственная коммуна...» Идею коммунизма довели до абсурда… Вот на этом и погорели якобы строители коммунизма…

И сколько времени опять должно пройти, чтобы все встало на свои места… И «Владимир Ильич», уже просветленный, встал бы у руля такого общества.

***

В девятом классе директор школы Карлинский Иосиф Миронович с нашим учителем по литературе Любовью Семеновной повезли нас в путешествие по маршруту Самара-Москва-Ленинград-Выборг-Кронштадт-Самара.

В Кронштадте мы пришвартовались к острову Неизвестному. Сашка решил, что мы должны на этом святом острове, на котором пролито столько крови тех, кто защищал нас во время войны и погиб, поклясться, что после школы мы обязательно поженимся. В память об этом мы взяли по камешку. Но что-то внутри меня подсказывало, что этого не будет и никакие камешки не спасут нас...

Все наше путешествие прошло под неусыпным оком Левки. Он был лакмусовой бумажкой в наших с Сашкой отношениях и моим личным фотографом. Так и хранятся в моем альбоме эти фотографии, на которых мы с Сашкой все время держимся за руки.

Наши отношения были настолько просты и искренни, что ни у кого не было сомнений в том, что это будет первая семейная пара в классе. Но, увы, Сашка не выдержит постоянного присутствия Левки в нашей жизни, и «сойдет с дистанции». Я уже тогда знала, что он одумается, но будет поздно! Судьба уже вершила свой сценарий. Сашка поступит в Ленинградский институт физвоспитания имени Лесгафта. Из института его призовут в армию. Накануне моего похода с Борисом в загс Сашка пришлет письмо, в котором он будет сожалеть о разрыве и попытается вернуть отношения. Но поздно, как я и предвидела. «Передислокации» не произойдет. За это время мы с Борисом прошли такие испытания, что другого пути не было - только в загс.

- Ты же Сашку так любила? Почему ты выходишь замуж за Бориса, ты же в школе всегда презирала его? - чуть ли не рыдая, спросила меня мама, держа в руках Сашкино письмо.

- Мама, он же фактически предал меня! А Борис уже столько выдержал.

Когда Иосиф Миронович увидел нас с Борисом на центральной улице, остановился как вкопанный:

- Так ты с Вахрамеевым или с Бибиковым дружишь? Ты что, с ума сошла! Может, за него и замуж пойдешь? Ты знаешь, кто у него мать?!.. Я замучился разбирать на товарищеских судах ее истории с коллегами!

Иосиф Миронович раньше был директором той школы, где преподавала математику мать Бориса. Прекрасный педагог, но характер!..

1962 год. Позади школа. Я отправилась устраиваться на работу на не так давно открывшийся радиолокационный завод. То, что выпуск телевизоров «Экран» был его прикрытием, в районе хорошо знали, как и истинное назначение других заводов нашей Безымянки.

Безымянка после войны не утратила своего статуса главного оплота оборонной промышленности страны, а лишь увеличила за счет выпуска космических ракет. И не только. В вечернее время этот цех особенно привлекал внимание. Он возвышался над всеми строениями района и таинственно люминесцировал.

Меня внесли в список претендентов и отпустили до первого сентября. И кто бы мог подумать - в тот день нас соберется уйма! Отбирали по аттестатам. И каково было мое изумление, когда начальник отдела кадров выбрал меня первую. Скользнул взглядом по аттестату и посадил рядом. Так и просидела я до самого конца под «обстрелом» претендентов, краснея при каждом не принятом. Я же знала, что аттестат у меня далеко не лучший.

А краснеть, как оказалось, было незачем. Внешность внешностью, но я недооценила тогда первый в стране выпуск одиннадцатилетки с производственным обучением. Практика на заводе началась с девятого класса. Распределяли «портфели»:

- Специальность слесаря-инструментальщика требует мужской силы и хватки, потому девушкам предлагаем стать фрезеровщиками или токарями, - пояснил руководитель.

- Это что? Дискриминация?.. К тому же, смотря какая девушка!

- Так я правильно вас понял? Ваша фамилия?

Так я и оказалась одна слесарь-инструментальщик не только в школе, но и на весь район. И еще меня единодушно выбрали старостой группы. Так уже в четырнадцать лет я зарабатывала деньги. А на экзамене мне дали кусок металла - выточить пассатижи. Выточила. И получила удостоверение слесаря-инструментальщика третьего разряда. Так что отношение ко мне начальника кадров было вполне резонным.

Началась моя рабочая биография. Ученица-монтажница.

Портрет наставницы висел на Доске Почета завода.

- От твоей работы может зависеть судьба конечного изделия. И ты знаешь, какого. Пайка должна быть аккуратная и красивая, как жемчужинка. И главное - проверяй, чтобы не была ложной. Ложная пайка – это как человек. На вид бывает так красив и вроде бы надежен, а на деле... Так и здесь - ткнешь в нее иглой, а там - пшик!

Не прошло и двух месяцев, в планах министерства что-то изменилось, и нас предупредили о сокращении штатов. Но судьба опять торила путь. Меня приняли технологом соседнего экспериментального бюро совсем сверхсекретного производства.

Цех только формировался. Инженерное руководство цеха было со стороны московского предприятия с главным конструктором этого «изделия» во главе. Мы воплощали в жизнь его сверхсекретную программу. Только что отстроенный сборочный цех внушительных размеров сверкал белыми свежевыкрашенными стенами с огромными светлыми окнами. Ни грохота станков, ни запаха горюче-смазочных материалов, ни такелажа, ничего из того, с чем нам, школьникам, пришлось в свое время столкнуться на производственной практике двадцать четвертого завода. Девушки в ослепительно белых халатах и шапочках, словно в образцовом хирургическом отделении, сосредоточенно сидели за столами под светом настольных ламп, и только мельканье рук говорило о процессе.

В этом же цехе оказались и двое моих одноклассников – Олег Шацких и Витька Родионов. Они работали стендистами в особо «зачехленных отсеках». Там собирали и испытывали самую сверхсекретную часть «изделия». Мне было очень интересно, как все это выглядит. Слово «волноводы» и их конструкция так запали в душу! И не менее - система контроля качества. Мало того, что каждый ее сам перепроверял, а некоторые еще имели и свой «Знак качества», потом нещадный контроль со стороны отдела технического контроля, и перекрывал еще больший - со стороны военпредов! Те дотошно вгрызались в «узлы», придирались к каждой, казалось бы, малости. В это время все с обеих сторон - и сдатчики, и приемщики - забывали о своем личном времени, могли сидеть ночами. Мы роптали: как нам казалось, количество проверяющих можно было бы сократить. Еще бы! «Летел» план, а значит и премия! И, тем не менее, даже при такой многоступенчатой системе проверок, трагедии все же случались - на стендовых испытаниях на Байконуре, и не только, гибли люди… Об этом мы тоже хорошо знали, поскольку наши друзья Эдик Г., Виктор М. работали под руководством Козлова, правой руки Сергея Павловича Королева, родоначальника ракетостроения в «кафэцэкабэ» - КФЦКБ.

Как-то в доме Наташи Курбатовой всей нашей компанией мы решили позабавиться сеансом спиритизма, «покрутить блюдце». И вызвали дух недавно погибшего космонавта Николая Комарова…

- «…Лечу …я … пионер… Вселенной… Сбит люк десять… Душно… Жарко… Погиба…»

На этом блюдце встало. Эдик с Виктором переглянулись, неспешно раскуривая очередную трубку. Мы же с вопросами, что это за «люк десять»?

- Есть такой…

Все. Больше мы от них ничего не добились, они только по-хемингуэевски, с трубкой в зубах, поглядывали на нас снисходительно.

- А то вы не знаете, как у нас назначается время запуска...

Этого было достаточно, чтобы понять: «сработал» тот самый «человеческий фактор» в предпраздничной спешке и гонке двух сверхдержав в борьбе за Космос. И сгорел космонавт…

Знания, что я приобрела на этом радиолокационном заводе, очень пригодились мне в будущем при сотрудничестве с Учителями Гималайской Обители и не только. «Как внизу, так и наверху», отвечаю я словами из Агни Йоги, когда меня спрашивают, как Там.

«Шамбала – это силовое поле, наполненное энергией Любви», - спустя годы сказал мне Учитель Учителей Махатма Мориа, чтобы дать понять, как проходит наша с ним связь. Энергия Любви стоит во главе угла этого сотрудничества. Подобное притягивается подобным. Связь намагничивается по «волноводам», от сердца к сердцу. А сам инженерный процесс производства космических изделий создал основу знания и умения сотрудничества в Мире Тонком, в проверке надежности космических кораблей как у нас в стране, так и в НАСА, особенно после гибели американских космонавтов на «Шаттле».

***

Из дневника:

1989 г. «Видение: я внутри корабля, «прозваниваю» «пайки» в платах, цепях проводов, прикрепленных рядами по всему корпусу. Обнаруживаю «ложную». Предлагаю выход:

- Я сейчас слетаю домой и принесу недостающую нить.

Проснулась. Включила телевизор. Сообщение НАСА о задержке запуска космического корабля по техническим причинам.

И только на следующий день старт благополучно состоялся.

***

Из дневника:

(1989 г.)

Видение: при стыковке корабля с грузом для космической станции «Мир» с космонавтом на борту произошла частичная разгерметизация стыковочного «рукава». Я в рабочем костюме и белой косынке на голове, значит, радиационный фон зашкаливает. Перетаскиваю на своих руках одного за другим участников реабилитации проекта, включая и академика Казначеева. Эта фигура как распознавание того, что делаем. Нам необходимо на месте определить и устранить дефект. Конечно, это не так прямолинейно: вот взяла на руки академика и понесла его. Нет. Не физические их тела, а другие, тонкие, сохраняя и увеличивая их способности для реализации в деле, не требующем отлагательства. «Эврика!» - должно быть воскликнул кто-то из них, не зная, кто на самом деле «подключил» его к этим каналам знания. Тогда был впервые применен экстремальный способ сварки при выполнении монтажных и ремонтных работ в открытом космосе.

Уже из сообщения ТВ узнаю об устранении неполадок и благополучном завершении стыковки корабля со станцией «Мир». Нет худа без добра. Это послужило началом разработок новейших космических технологий. Впоследствии был создан универсальный инструмент сварки, пайки, резки, напыления, а еще была разработана и электронно-лучевая «пушка». А тогда к станции «Мир» должен был пристыковаться «Шаттл», и из-за его габаритов надо было перенести солнечную батарею в другое место корабля... 

***

На заводе я быстро перезнакомилась со всеми вокруг. Столько красивых девушек после окончания школы пришли на завод в одно время со мной и растопили сердца закоренелых холостяков!

В тот день на работу, можно сказать, я летела на крыльях:

- Какой я сон сегодня видела! Слава Безлюдный 28 декабря женится на Лене Ежелевой!

Мертвая тишина… Красный как рак начальник отдела смотрел на всех, беспомощно моргая ресницами, словно его поймали с поличным.

- Мы же с ней договорились никому не говорить раньше времени! - нашелся он, наконец.

- Да нет же! Говорю, во сне увидела.

На лице Славы долго еще были следы недоверия. Хорошо разыграли, решил он. Так и пришлось мне потом в качестве «наказания» - в то время-то, уходил 1962 год, да еще и зимой - разыскать в городе букет живых цветов для невесты.

Никаких «УЗИ» еще не существовало в то время, когда, прибежав на работу, я опять ошеломила всех:

- Что я сегодня видела во сне! У Безлюдных родилась дочь! Крепенькая такая, сразу по-хозяйски села и произнесла целую фразу! Жаль, что не запомнила!

Родилась. Назвали ее Галей.

Следом женился еще один закоренелый холостяк. И дочку тоже назвали Галей. А потом даже вредный начальник техбюро, что меня попробует «прокатить» со вступлением в партию, тоже назовет свою дочь Галей.

- А это чтобы была такая же устойчивая в жизни, как и ты, - признался он.

С первых же дней работы у меня образовался хвост поклонников. Меня называли Кассандрой. Один даже ходил с записной книжкой, вносил туда мои афоризмы, «мудрые» мысли и предсказания. Если бы мы знали тогда, что я и есть та самая Кассандра…

Вот так каждый раз, якобы неожиданно, я буду получать «Оттуда» весть, погружаться в свой внутренний мир, скапливая в нем, якобы необъяснимые, события.

***

Наше техбюро располагалось на втором этаже, внизу – рабочий цех. При спуске туда в поле моего зрения каждый раз попадал сверхзастенчивый смешной молодой человек с торчащими, как у ежика, густыми непослушными, словно выгоревшими на солнце, волосами. Он смотрел на меня украдкой из-за стенда во все глаза, полные восторга и изумления. Смотрел и молчал. Коллеги объяснили мне, кто этот смешной человек. Тот самый главный конструктор нашего секретного изделия. Москвич, холост.

Спустя месяц он не нашел ничего лучшего как прислать мне в качестве свата своего друга. А мама вообще ужаснется - мне восемнадцать, ему тридцать три. Ну конечно же, я лишь посмеялась. К тому же в это время Борис ворвался в мою жизнь, прервав это «броуновское движение» претендентов. И вроде бы ничего не предвещало скорого замужества. Но, если хочешь, мама, женить своего сына, устрой гонение на его девушку!

Мы договорились собраться всем классом, чтобы почтить память нашего классного руководителя Белова Анатолия Ивановича. Но на встречу кроме нас с Борисом «почему-то» никто не пришел. И этот вечер стал прологом к нашей дальнейшей судьбе. Все лето мы провели то на Самарке, встречая рассвет, то на Волге, провожая закат. Мы работали на разных заводах, но когда бы ни заканчивалась его смена, днем ли, ночью, в окна моей комнаты летел букет цветов.

Я ввела Бориса в круг своих друзей. Все они были старше нас лет на десять и больше. Хозяйкой дома была Наташа Курбатова. Она ведала кадрами в нашем цехе. Натура была творческая. У нее было музыкальное образование, прекрасный голос. Наш цех готовился к заводскому конкурсу художественной самодеятельности, и Наташа была художественным оформителем и режиссером моего душещипательного монолога «Площадь Маяковского, третий пролет справа», автора, к сожалению, уже не помню. В нем я не только рассказывала, но и пела и даже плясала. После такой славы пришлось еще больше уплотнить время, стать еще диктором и чтецом заводского радиовещания.

Друзья Наташи - Эдик Гальперин и Виктор Маркелов работали в Центральном конструкторском бюро того завода, где собирали те самые космические ракеты под руководством Сергея Павловича Королева. К тому же Виктор был бессменным капитаном в походах на шхунах по Волге с ее притоками. Борис потом войдет в его команду. Его жена, потомственный лингвист, Валя Маркелова преподавала английский в институте. Ее отец владел пятнадцатью языками. Валя потом очень помогла мне с «языком» при поступлении в институт. В школе нам его благополучно «завалили»:

- Ну я, конечно, понимаю, что с нашим «железным занавесом» знание языка не будет востребовано. Потому занимайтесь, чем хотите, - говорила нам преподаватель английского. И это в отличие от другой группы – немецкого, в которой учились Борис с Левкой. Я даже хорошо помню их преподавательницу – Раису Андреевну. Она-то потрудилась, дала им знания, и, как жизнь показала, очень даже востребованным оказался язык в нашей жизни! И «установка» «англичанки» сыграла в моей дальнейшей жизни отвратительную роль.

Наташа жила в частном доме на «Кирпичной», где со времен Сталина поселилась самарская интеллигенция. Отчим Наташи был архитектором, и сам спроектировал этот дом. Там при свечах мы и прослушали всего Окуджаву. Он был записан на огромных «заезженных» бобинах, их тайно передавали из рук в руки вместе с проигрывателем. Двумя техбюро летом мы частенько выезжали на Мастрюковские озера, где сейчас из года в год собирается народ на песенный фестиваль памяти нашего ровесника Валерия Грушина, с которым Борис учился в одном институте.

Ночевали все вместе в одной палатке, набившись, словно сельдь в бочку, и наш дружный смех сутками летал эхом над волжскими просторами. Потом мы «соборуем» Наташу на «кастинг» на только что образовавшееся самарское телевидение. Со всего цеха я собрала тогда самые модные вещи от и до! Народ в тот день так и не дождался возвращения Наташки и вынужден был идти домой в ее шмотках. Мы так хохотали, когда Эдик рассказывал, как у входа на ТВ ожидал Наташу:

- Сижу на ступеньках. Вижу, выходит элегантно одетая дама. Залюбовался, вот бы мне такую. И вдруг она идет ко мне. И это моя Наташка!

Ей сегодня уже давно за восемьдесят, но она продолжает работать. «Визитная карточка самарского телевидения», называем мы ее в шутку.

- Если тебе скажут - за вход на работу надо платить, ты согласишься?

- Безусловно!

Спустя сорок лет я «увижу» нашу кармическую страничку: Египет. Мы с Наташей спускаемся по широкой лестнице. По обеим сторонам за рабочими столиками сидят мастера. Наташа в свободной хлопчатобумажной тунике цвета топленого молока и в зауженных выше щиколотки такого же материала брючках. И что-то ей не понравилось в работе одного из мастеров. Тот развернулся к нам на стуле, и я увидела перед собой Эдика! Он, как и сегодня, с обезоруживающей улыбкой смотрел на Наташку, не пытаясь оправдаться. И тут я слышу ироничный голос незримого оппонента:

- Конечно, разве можно возразить сестрам министершам!

Вот так! Во всех «люблю-не люблю» ищите следы кармы. На все притяжения и отталкивания есть причины. Но все покрывается Любовью!

На свадьбе Наташи с Эдиком нас спросили, когда наша очередь.

- Никогда! – ответил Борис.

И вот не прошло и полутора месяцев, как все изменилось…

Мы с Борисом готовились к поступлению в институт. Первый наш заход оказался неудачным. Сразу после школы Борис с Левкой поступали в МЭИ. Бориса удалили с первого же экзамена за то, что он помог решить задачи парню, только что пришедшему из армии.

А Левка поступил. За время подготовки к экзаменам он успел прожужжать Борису уши - какая я «необыкновенная, просто кристалл». И по приезду в Самару, как я поняла, он увидал меня глазами Левки. И все! Но мать Бориса не нашла ничего лучшего, как устроить против нас «поход».

- А-а! Бесплатного репетитора себе нашла! Вахрамеева не удалось женить! Левку тоже! Как же, там отцы! Тогда ты решила окрутить моего сына, пользуясь тем, что я одна! Не выйдет!

Сколько грязи было вылито в мой адрес!

А когда она придет с претензиями к маме, та насмешливо ответит:

- Борис? Да она в школе всегда презирала его! Она у нас не урод и не старая дева. Вон сколько женихов вокруг нее!

А мне сказала:

- Чтобы ноги его в нашем доме не было!

Вот так! Там нас выгнали, а здесь были не приняты. И нам ничего не оставалось, как подать заявление в загс, расписаться и уйти жить «в люди», снять пятиметровку в частном доме недалеко от Наташи с Эдиком. Но спустя месяц свекровь уговорит нас жить под одной крышей. И мы опрометчиво подчинимся. Она привезла из Москвы перегородку из «сухой» штукатурки, Борис поставил ее поперек двадцатиметровой комнаты, отгородил для матери проход шкафом, и мы вроде бы примирились со своим новым положением.

Конечно, было понятно чувство матери Бориса, она одна растила его с четырех лет, мы были еще так молоды, нам было по девятнадцать. Но всегда ли в земной жизни количество прожитых лет пропорционально количеству ума? Несмотря на то, что мы были ровесниками, я чувствовала рядом с собой сильного и целеустремленного человека, готового постоять не только за себя. Я даже напрочь забыла, как жесток он был с моей школьной подругой Ритой. Сколько раз нам с Сашей приходилось вытирать ей горькие слезы. Даже в ее день рождения Сашке пришлось «вылавливать» Бориса с «крестов», места, где проходило дефиле «по отлову особей». Ну как же! Это с ней, а уж со мной-то, все будет по-другому! Единственно, что меня тревожило тогда – видение. То видение из девятого класса, когда наши глаза встретились и я «увидела» - лечу в пропасть, и это безысходность…

Мы шли с Борисом по главной улице Безымянки, когда на перекрестке «лоб в лоб», встретилась с тем самым главным конструктором. Под руку его уверенно держала подруга того самого «свата» - Жанна, одиозная красавица отдела главного конструктора. Увидав меня, он остановился как вкопанный в самом неподходящем месте - на трамвайной линии. Трамвай беспрерывно звенел, требуя освободить путь, подруга пыталась сдвинуть его с места, тащила за руку, но он стоял, остолбенев, никого кроме меня не замечая. Этого незадачливого кавалера я увижу много лет спустя в Мире Тонком в космическом корабле. При моем появлении он смущенно встанет с рабочего места, и Учитель представит его мне в интересном качестве. Я мельком взгляну на него, все такого же смешного, застенчивого, с непослушными торчащими вверх густыми волосами, и увлеку за собой Учителя в главный зал корабля, чтобы с высоты небес увидеть Монголию, где мой любимый поэт в это время находился в творческой командировке.

Не было ни одного человека в моем окружении, кто одобрил бы мой выбор спутника жизни - студент первого курса дневного отделения! И это в то время, когда меня одолевала толпа кавалеров с положением, званием, решенным квартирным вопросом, даже в столице нашей Родины Москве. Но... «Судьба – приказ!» Тем не менее, два коллектива техбюро пришли в загс, красиво накрыли стол с фруктами и шампанским в хрустальных фужерах... Конечно, это оказалось возможным благодаря Жене Соловей и Марине, и, конечно, Наташке...

А в 1964 у нас родился сын. Декретное время было совсем коротким, и малюткой мне пришлось отдать его в ясли в то время, как свекровь уже давно была на пенсии. Она по-прежнему воевала с нами. И зачем тогда стронула нас со съемной квартиры, приходила мне эта мысль в голову, а со временем я задавала себе другой вопрос: а что же это мы все терпели и не ушли на другую квартиру?..

Но как мне повезло с коллегами! Все вокруг были просто замечательные, жили дружно, словно одна семья. Умели веселиться, умели и работать, не щадя живота. Одна Марина Соловей, наш главный экономист, чего стоила! Она потом даст мне характеристику для поступления в партию.

Я хорошо помню Марину еще со школы. Пятидесятые годы! Аккордеон! На фоне вишневого корпуса инструмента ослепительно белые и черные клавиши! Его звуки были божественны! Это был праздник, когда Марина выходила с ним на школьную сцену! Мы обожали всю их семью: ее и младшую сестру Женю, и их маму Елену Наумовну особенно. Они были словно небожители в нашем пролетарском районе. Елена Наумовна была его гордостью. Заведующая детским садиком, орденоносец, муж рано ушел из жизни во время войны, она одна вырастила дочерей. Все детсадовские дети были обласканы ею. Там все было по-домашнему, моя младшая сестра Валюшка тоже подрастала в этом садике.

Мама с большим пиететом относилась к Елене Наумовне, помогала ей с ремонтом детского садика. Та не раз веселила маму своим вопросом:

- Дуся, признайся, от кого у тебя Галина? Она больше наша, чем ваша.

В этом я убедилась, когда стала работать на заводе. Дверь техбюро постоянно открывалась и в нее просовывалась голова очередного красавца с кудрявой черной головой и огромными глазищами. Это были смотрины женихов заводской еврейской диаспоры.

Марина помогала мне на протяжении всей моей жизни в Самаре. Практически содержала нашу семью. А как еще назвать, если я ежемесячно занимала у нее деньги? В получку отдам, а через неделю опять займу. Я была женой студента дневного института с вытекающими отсюда последствиями, хотя он и получал повышенную стипендию, а летом подрабатывал в студенческом строительном отряде. И так шесть лет.

Женя же проложит мне дорогу в редакцию малотиражки политехнического института. А Елена Наумовна поможет устроить сына в детсадик рядом с домом. Так что эта семья - веха в моей жизни. И место в моем сердце у нее особое…

Это был уже 1998 год. Я давно уже жила в Москве и даже успела уйти из МЦР и издать книги стихов и прозы. По приезде в Самару я всегда навещала их всех. Елена Наумовна уже давно была в мире ином. Но именно о ней прямо с порога я начну разговор с Ириной, дочерью Марины... Марина не принимала в нем участия. К моему внутреннему недоумению она остановилась перед дверьми в комнату дочери и дальше не прошла. Я стала рассказывать, какая у Ирины была замечательная и легендарная бабушка, как ее любили в нашем районе за ясный ум, смелость и желание найти выход из любого положения, за отзывчивость, справедливость, трудолюбие. Какие государственные награды она имела. Каких детей она воспитала и вырастила одна в послевоенное время. Дала дочерям образование. Я пересказала им истории о Елене Наумовне еще и со слов мамы и моей бабушки Кати. И еще, какие замечательные у них родители – Марина и Борис. И рассказала свое видение. Оно пришло накануне приезда в Самару: я увидела Елену Наумовну рядом с Еленой Ивановной Рерих в Международном центре Рерихов. Ее рабочим местом в Мире Тонком был наш Центр. Она стояла на страже и была ее «сотрудником»! Когда я очнулась после видения, меня распирала гордость. Я так и знала, что такой человек всегда и во всем пионер! Именно такие, как Елена Наумовна и должны быть в наших рядах!

На радостях Ирина исполнила музыкальное сочинение мужа, посвященное Е.И. Рерих. Клавиши пианино звучали необыкновенно радостно. Потом мы все вместе посидели в гостиной за праздничным столом, приготовленным руками Марины.

До автобусной остановки меня провожала Марина.

- Галина! Как я тебе благодарна! Если бы ты знала, что мне пришлось вытерпеть за это время с моими молодыми!.. Я все глаза проплакала! Ведь впервые за долгое время мы сидели вместе за одним столом. Они же затравили меня! Еще отца они признают, я же для них - позорище! Как же - я еврейка! До чего дочь дошла! Видите ли, зачем я родила ее еврейкой! Сестра не может придти в гости, она тоже еврейка! Не вспоминай при ней бабушку - она главная еврейка! «Я вас всех ненавижу»! Даже бабушкой не желает ее называть! Как хорошо ты все поставила на свои места. И самой стало легче, а то ведь я чуть не решила, что Рерихи со своей Агни Йогой это зло, коли ребята такое несут. И хорошо, что Иринка призналась тебе, что не читала ни писем Елены Ивановны, ни Учения. Правильно ты их поддела - конечно, зачем трудиться и познавать первоисточники, куда легче пролистать, как ты говоришь, пропущенную словоблудом через свой «унитаз» жиденькую книжонку со ссылкой якобы на Рерихов. Слава Богу, что ты им мозги прочистила! А то, бессовестно ссылаясь то на Агни Йогу, то на Рерихов, запретили заходить в их комнату, у меня, видите ли, «плохая аура»! А если увидят, что я открыла их кастрюлю, или, не дай Бог, коснусь их продуктов, тут же все выбрасывают!

Так вот почему якобы ни с того ни с сего, я увидела во сне Елену Наумовну!

***

Я по-прежнему работала технологом, растила сына, заботилась о семье. Подошла квалификационная переаттестация.

Комиссия во главе с главным технологом завода, все они внимательно и как-то особенно поглядывали на меня и на сидящего сбоку начальника техбюро. Ознакомившись с моей характеристикой, главный технолог обратился к нему:

- Какие будут добавления?

- Да! Будут! - выпулил он. - Она подрывает мой авторитет, оговаривается и не подчиняется! - красный как рак, он всем корпусом перегнулся в мою сторону, глаза недобро сверкали.

- Что же это вы так, Галина Ивановна? – вопрос из уст главного технолога прозвучал слегка иронично.

- Вообще-то такие признания не делают чести мужчине. Но я учту.

- Вот видите! - тот сделался еще пунцовее. А главный технолог словно и не слышал этих «признаний»:

- Мы будем рекомендовать вас на должность инженера-технолога.

- Так у меня же нет высшего образования!

- Это исправимо. Вы уже практик, столько лет работаете технологом. Хорошие отзывы коллег, начальника отдела, монтажниц. Пора расти. Осенью вы поступите в наш профильный институт, и все встанет на свои места.

- Спасибо, но у меня другие планы. Я хочу поступать в педагогический…

И поступила. Из Мурома приехал старший брат Бориса:

- Какой тебе институт? У тебя же муж, малый ребенок.

- Ну и что? Муж сегодня со мной, а завтра с другой. А диплом всегда со мной.

Если бы я тогда знала, как близка была к этой правде, и скоро она накроет меня по полной программе…

В 1968-ом меня рекомендовали в ряды КПСС. Я к этому времени несла общественную нагрузку – была секретарем комсомольской организации цеха и редактором стенной газеты.

Я долго отнекивалась, не считая себя достойной звания коммуниста. Для меня примером так и оставалась Екатерина Николаевна. Но в один из моментов мне стало стыдно: уважаемый мною человек секретарь партийной организации уже месяц ходит за мной... Рекомендацию дал сам, Марина и солидного возраста рабочий-наладчик, прошедший через войну. Он-то потом на партийном собрании так «отметелит» очередного уязвленного мной начальника техбюро:

- Все ваши слова в ее адрес не соответствуют действительности, кроме одного – да, молода. Но это, к сожалению, временно. Мы же ее видели в работе не только в цехе, но и на полях колхоза. Здесь уж простого человека не проведешь! Она была впереди всех, да еще и нам помогала. А где в это время были вы? Появился в пижонской одежде, и через час его только и видели! А кто первый отзывается на все проблемы цеха? Галина. А комсомольский вожак, а редактор стенгазеты, а спортсменка, а как проявила себя в художественной самодеятельности! Вон как в зале плакали, когда она читала монолог. А она еще и мать, и бремя семьи на свои плечи взвалила, не побоялась выйти за студента при таких-то поклонниках. И учебу в институте на себя взвалила. Мы все видим, и все знаем. Ты посмотри, как ее уважают, как любит молодежь! Значит, заслужила?! И кто, если не она, должна быть в наших рядах?

Голосование было единодушным. В парткоме утвердили и рекомендовали внештатным сотрудником заводской многотиражки «Луч». В каждом выпуске на ее страницах стали появляться мои статьи в рубрике «О людях хороших».

Так партия проложила мне дальнейший путь в жизни. «Верным путем идете, дорогой товарищ», любила я шутить, повторяя один из ее лозунгов.

Я возвращалась домой с работы. И, как всегда на проходной, разрезая на красной «Яве» толпу, меня встречал поклонник. Он не считался с моим замужним положением, познакомился с Борисом и самонадеянно объявил ему, что все равно «уведет меня». Борис тогда озадачил меня даже больше чем поклонник:

- Ты с ним будь терпеливей. Он и в самом деле тебя любит.

Так хотелось спросить:

- А что же делать с другими?

Пришлось немало потрудиться, чтобы он вернулся к своей девушке. А на свадьбе пришлось сидеть рядом в качестве почетного гостя.

Мы шли с ним с работы. И вдруг он спросил меня:

- А кем бы ты хотела работать?

- Журналистом.

Каково было мое внутреннее изумление, когда буквально через день Женя Соловей сообщила, что меня ждут в многотиражной газете политехнического института «Молодой инженер».

Борис в это время уже был далеко от России. Он блестяще защитил диплом, и его сразу же отправили на стажировку в Италию от Волжского автомобильного завода. Вычислительная техника полностью была из-за рубежа, и от свежеиспеченных выпускников зависела судьба государственного плана. «Кадры решают все!» Этот лозунг первых лет пятилеток страны Советов никогда не стар. И отбирал сотрудников сам - тогда еще заместитель министра автомобильной промышленности - генеральный директор ВАЗа Виктор Николаевич Поляков. Таких сынов Отечества Россия производила поштучно!

***

На каждую сессию Бориса свекровь устраивала нам погромы в прямом и переносном смысле. Наши вещи летели на лестничную клетку, ребенок пугался. Соседка Ида Моисеевна прибегала, хватала его из кроватки и уносила. Потом свекровь подавала заявление в товарищеский суд, якобы мы хотим ее смерти. И так все шесть лет - сессия за сессией.

Для сына эти погромы даром не прошли, в четыре годика он стал заикаться. Сколько сыну пришлось страдать из-за этого, да так, что карьерный рост навсегда остался на обочине жизни. Ни высшее образование, ни интеллект и инженерные мозги не смогли заставить его не создавать себе комплекс. Слава Богу, что он дал ему золотые руки, изобретательный ум и творческий потенциал. Женился, «нарожал» троих прекрасных детей, теперь у нас большая семья, если учесть, что мы сейчас с Борисом не только бабушки-дедушки, но уже и не один раз «про».

А от заикания сын все-таки избавился!

Семидесятые годы. Тольятти. Последней каплей послужила встреча с еще одним логопедом. Красавец! Высокий, статный, с живыми серыми огромными глазами, густой волнистой шевелюрой, редкостным литературным языком и таким умным сердцем.

- Все зависит только от тебя. Никто за тебя не сделает того, что должен сделать только ты сам. Только желание и усилие воли! - обратился он к сыну со словами, которые я потом часто буду встречать в «Живой Этике». - Я это знаю по себе: после окончания школы я поехал поступать во ВГИК. И это с моим-то «багажом»! Я открывал рот и полчаса не мог закрыть. Твое заикание по сравнению моим - ерунда! На экзамене ко мне отнеслись с большим терпением. Меня выслушали и сказали: мы дадим тебе шанс. Через две недели у нас еще один набор. А сейчас идите в наше общежитие и каждый день покупайте газету «Правда», и не читайте ее, а пойте от и до. Да-да! Вслух! При всех! Победите себя – примем безоговорочно и без экзаменов. Можете себе представить, что натерпелись мои друзья по общежитию. Они спали, сунув головы под подушки. Я пел им днями и ночами. И к моменту экзаменов и следа не осталось от моего заикания! Приняли действительно безоговорочно. Но меня осенило – ведь я могу помогать таким же, как я сам. Так я стал логопедом. Так что вперед! Помоги себе сам. Ты уже взрослый, чтобы перекладывать эту ношу на маму.

Сын не впервые «приходит» ко мне. В двадцатом веке мы даже дважды имели честь воплотиться тем же семейным составом и в той же иерархической цепи.

В начале его приемными родителями были Лариса Рейснер и Федор Раскольников. В восемнадцатом году, когда решалось, быть или не быть Советской власти, они сражались с ее врагами на просторах Волги. Их жизнь трагически оборвалась. В тридцатилетнем возрасте Лариса умерла якобы от брюшного тифа. Но я-то теперь знаю истинные причины. Правда в огне не горит и в воде не тонет! Как-то, в начале шестидесятых годов в доме Наташи Курбатовой мы собрались всей компанией, среди которых были инженеры-конструкторы из КБ Королева, кандидат наук, лингвист, преподаватель, врач. Нам с Борисом по девятнадцать, мы только начинали взрослую жизнь. Кто-то заговорил о спиритизме, и мы со всей своей пижонской бравадой, то есть по своему невежеству, поскольку далеко не безобидное это занятие, решили «покрутить» тарелочку. «Вышли» на Кирова. На вопрос, кто виноват в его гибели, нам ответили:

- Иосиф Сталин. Я множество жертв его.

Так вот и мы с мужем в том воплощении могли бы так сказать.

***

Видение:

Волга в районе Переволок в самой ее широкой части... Я скольжу по ее поверхности в длинном невесомом темном платье до щиколоток, видны лишь ступни. Я утишаю очаг подземного волнения, созданного переходом Крыма в свою историческую ипостась. Я «нарезаю» круг за кругом ... и пою! Да так, что сердце заходится от переживаний…

Я слушаю самою себя и констатирую: никто, кроме меня, не сможет так пронзительно проникновенно это сделать! Здесь в восемнадцатом году прошлого века я защищала советскую власть. Не раз скакала в авангарде, подставляя себя под пули. И кто, как не я, знает, что такое гражданская война... Сердце пронзительно щемит и замирает от предчувствия беды... И я продолжаю петь, пытаясь каждым кругом, каждой строчкой предупредить бессмысленную бойню...

Там вдали, за рекой

Зажигались огни,

В небе ярком заря догорала,

Сотня юных бойцов

Из буденовских войск

На разведку в поля поскакала.

Они ехали долго

В ночной тишине

По широкой украинской степи,

Вдруг вдали у реки

Засверкали штыки:

Это белогвардейские цепи.

И без страха отряд

Поскакал на врага,

Завязалась кровавая битва,

И боец молодой

Вдруг поник головой —

Комсомольское сердце пробито.

Он упал возле ног

Вороного коня

И закрыл свои карие очи:

«Ты, конек вороной,

Передай, дорогой,

Что я честно погиб за рабочих».

Там вдали, за рекой,

Уж погасли огни,

В небе ясном заря загоралась.

Капли крови густой

Из груди молодой

На зеленые травы сбегали.

А на волжском берегу собрались женщины. Они сидят, спустив ноги над крутым берегом. На них вязанные теплые кофты, длинные широкие темные юбки, на ногах чеботы, на головах темные шерстяные платки, из-под которых выбиваются тонкие белые. Слушают, подперев кулачками головки, и горестно раскачиваются в такт моему пению, они тоже помнят лихие времена.

А на противоположном берегу Волги, тогда еще не перекрытой дамбами, взявшись за руки, следят за мной Федор Раскольников и мальчик, в которых я узнала мужа и своего сына…

Очнулась. На сердце тяжесть. Я же знаю, что значат мои «волхования»...

Не так все пошло в «датском государстве»! Отступили наши во главе с «гарантом» в «пяти минутах ходьбы» до логического завершения... А зря!.. Ведь обнадежили народ, и он готов был сбросить с себя иго фашиствующих молодчиков... И жертв с обеих сторон было бы меньше!

«Перелистала» видение: Волга. Сердце России... «По полевым сводкам» на Украине назревает гражданская война... Повторение восемнадцатого? Но будут ли новые Рейснеры и Раскольниковы не щадя живота доводить дело освобождения народа Украины до логического завершения?..

А я, наконец-то, увидала своего мужа в том воплощении, и поняла - Дима был тогда нашим приемным сыном. Своих детей у нас не было, а был приемный сын. И они с отцом нередко оставались одни, в то время, как мне приходилось выезжать на опасные дела по причине своих профессиональных и партийных обязанностей. И тогда им ничего не оставалось делать, как с замиранием сердца ждать моего возвращения...

Сколько информации можно почерпнуть из простого, казалось бы, видения: ну стоят и стоят себе на берегу муж и сын... Ну пою я и пою, с чего-то непонятного, нарезая круги на водной глади... И сколько знаний просыпается в твоем сердце, средоточии чаши накопления... И трудно уже тебя сбить с пути, когда ты видишь своими глазами, слышишь своими ушами и опять переживаешь все заново...

«Видеть глазами сердца... помнить свои воплощения сердцем...»

***

(2009 г.)

Это видение заставило меня замереть, словно бабочку из коллекции натуралиста, проколотую булавкой в самое сердце…

Франция. Версаль. Королевский дворец.

Я в скромном «под горлышко» платье бледно-небесного цвета с облегающим лифом, застегнутым на мелкие пуговки, обтянутые той же тканью, в пышной длинной юбке с кринолином, подчеркивающей стать и тонкую талию. Дымчатые волосы гладко зачесаны на прямой рядок и забраны на высокой шее в тугой узел. Слегка удлиненный худощавый овал с тонкими чертами лица. На нем нет ярких красок, но оно притягивает к себе, словно полевой цветочек, глядел бы да глядел... Но нет на нем радости! Одна сосредоточенная напряженность… Осторожно открываю дверь комнаты, выглядываю. За дверями стоит подтянутый, высокий, крепкого сложения охранник с мушкетом в руках. При моем появлении он пытается преградить путь, недружелюбно сверкает глазищами. Я, словно не замечая, хладнокровно отстраняю его, прекрасно понимая, откуда дует ветер, челядь - лакмусовая бумажка. Смотрю, безопасен ли путь. В поле зрения попадает молодая красивая особа. Это же моя сестра Валюшка! Она в бронзово-золотистом длинном до пят платье с отходящим на шее высоким воротником, как у королевы. Платье-то она только что сшила, совсем недавно. Интуитивно, в память о Версальских «походах»?! И оно послужило «спусковым крючком»... На ее красивых каштановых распущенных до плеч волосах корона… Та самая, что она получила в этой жизни в конкурсе «дочки-матери». Как знак того, что она фаворитка короля - «королева на час».

«Валюшка» торопливо бежит вверх по ступенькам, поддерживая руками подол платья. Увидав меня, смущенно улыбается и скрывается за дверями королевской опочивальни. Охранник высокомерно оглядывает меня с головы до ног, показывая всем видом, чего я стою по сравнению с фавориткой. Но у меня даже мускул на лице не дрогнет, у меня по-прежнему ровно-напряженное состояние духа, привыкшее к горечи и опасностям.

И слышу голос Учителя:

- «Никто тебя не унизит, кроме тебя самой»…

Но вот я уже веду за руку малолетнего сына лет четырех. Это Дима... Мы сбегаем со ступенек дворца... На нем прогулочный костюмчик с большим круглым белым воротником, окаймленным тонким изящным белоснежным кружевом, «бермудки» с плотными гольфиками на ногах и ботиночки с большими бантами… Останавливаемся у пруда, прячемся под кроной плакучей ивы. Ее тонкие ветви свисают в воду, ложатся на изумрудную зелень лужка, закрывая нас от посторонних глаз. И сквозь листву я все же вижу: вдалеке от нас стоят мушкетеры, и кто-то докладывает о нашем присутствии. И вот от этой группы отделяется сам капитан мушкетеров элитной охраны короля и, не разбирая дороги, бежит к нам! На его широком и грузном торсе камзол бледно-голубого цвета с большим белым воротником, по которому нашиты белые мальтийские кресты. Его лицо пылает гневом! Он весь в ярости! Растрепанные полуседые неопрятные пряди волос свисают до плеч, обнажая немолодое с отвисшими щеками лицо!.. Так это же Л.В.!.. «Капитан» резко останавливается перед нами. Его ладонь легла на эфес шпаги. Я вижу сверкающий полуобнаженный клинок! Еще немного и... Я спокойно кладу руку на стриженую головку сына, и, не теряя состояния духа, закрывая его собой, продолжаю хладнокровно смотреть на врага. Капитан в бешенстве кричит:

- Все равно, когда он вырастет, я убью его!

И со всей злобой отправляет шпагу в ножны...

От этого клацанья я просыпаюсь...

Осознаю - Учитель не просто любопытства ради навевает мне такие видения. Жди продолжения… Будь к нему готова. Знание это сила!..

Как знаю из истории, вопреки всем интригам того века, сын вырос и правил Францией семьдесят два года, больше, чем какой-либо другой король в истории Европы. Вступил на престол, когда ему не было и пяти лет. Согласно завещанию короля, регентство было передано матери. Почти двадцать лет она правила страной в тесном тандеме с первым министром Франции.

И теперь уже в этом воплощении мне стало понятно, «отчего» Л.В. «капитан мушкетеров, верная охрана короля», намеревался убить сына. И почему, уходя в мир иной, кардинал, первый министр королевства, все свое состояние распорядился передать в руки наследника престола. Кардинал и капитан были непримиримыми врагами. И виною тому была женщина...

«Никто не унизит тебя, кроме тебя самой»...

Как вовремя Учитель бросил якорь спасения... Не одни мы в этом мире бодаемся с судьбой, всегда есть «Око Всевидящее», хроникер твоей жизни в Круге Вечности…

«Поражающая легкомысленность человечества, когда они на каждом шагу оставляют самые страшные наслоения мыслей. (…) Усматривая среди сферы огненной остатки неосторожно брошенных в пространство мыслей, можно припомнить старую загадку: «Что не может сгореть?» - «Мысль». Ту мысль, прочную среди слоев пространства, рождает человечество».

(«Сердце», №160)

1992 год. Осень.

В первые дни моей работы помощником Шапошниковой один за другим засланные «казачки» уговаривали ее не брать меня, якобы «предатель» я. И вроде бы потом эти «казачки» покаялись - не по своей воле это делали, тем не менее, как я поняла, сомнения в душе Л.В. они оставили. И вот, спустя девять месяцев, нарыв прорвался.

- Если ты меня предашь, я убью тебя.

- И есть чем? - принимая за неудачную шутку, ответила я иронично. «Не за этим Учитель послал меня к тебе помощником», - хотелось сказать. К тому же, в первые дни работы, я уже, к своей горечи, из видения знала, что этот день придет - уйду в день траура, но не по мне, под «зонтиком» Л.В., который сломается под натиском тьмы. И я едва сдержалась, чтобы не сказать ей - не я предатель! Все наоборот!

- Да. Есть, - как само собой разумеющееся, с вызовом ответила Л.В. - Ты же знаешь... В сорок первом я прихватила с передовой пистолет.

- Но предательство не мой путь.

- Хорши предали Рерихов и поплатились, - она словно не слышала меня. - Их сын был убит в подвале того же музея, который они прибрали к своим рукам. Бог наказал их.

- Любите вы все сваливать на Богов. Боги не мстят. «Серебряные нити» были оборваны самими Хоршами. Если есть хоть какая-то ниточка связи с Ними, Они помогают. Предательство Хоршей оборвало ее. И потому во время беды они остались наедине с ней. Этот урок я заучила, когда тебя хватил сердечный приступ. Я тогда прильнула к твоей груди и услышала звон «серебряных колокольчиков». Они шли вверх и тут же назад, по нарастающей. И ты тут же очнулась. Так приходит помощь, если связь не нарушена. И, к тому же, рядом я, - пыталась я все перевести в шутку.

- Все равно, если ты предашь меня, я убью тебя, - потом помолчала и продолжила: - А лучше н-е-е-ет! - Она торжествующе откинулась на спинку бульварной скамейки, - это слишком было бы для тебя просто! А вот достать тебя через сына!..

«Ну, это уж слишком», - хотелось встать и уйти навсегда. Но! «Судьба – приказ!». Не ради этого Учитель направил тебя к ней помощником.

Но легче от этого особо не стало.

...Ну как вместить эти выверты такой личности, как Л.В.? Доверенная Учителей, и такая дремучесть! Вот они – кровавые объятия кармы! «Куриная слепота», называю я карму и то явление, когда Любовь Божья подменяется ревностью! Ревность сродни предательству! И куда деваются в тот момент знания законов Космоса - законов свободной воли, все покрывающей Любви?

Ладно, Л.В. просто большой ребенок, решила я. Просто ей в детстве, по ее признанию, как и мне, не хватало материнской Любви. А встретившись, мы «как-то» сразу объединили наши сердца вокруг главного дела, и, казалось бы, сразу изжили прежнюю карму взаимопониманием и силой Любви. Она лилась через меня Сверху с такой мощью, что голова «врастала» в плечи! А оказывается, она еще выдавливала из нас страсти прошлых накоплений, как зубную пасту из тюбика. Но без этого и не прочистить «дымоход»! Я «ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованная и призванная». Надо перетерпеть и все наладится?!

Пожалуй, и впрямь надо держать ухо востро, поменьше проявлять себя со своими видениями, связями с Учителем, оттягивать время «ч», пока не сделаю того, чего Они там, Наверху, ждут от меня…

***

Из дневника:

(1996 г., июль)

Я уже год не работаю в Центре. Л.В. предала-таки меня, но мой уход стоил ей инсульта, и по ее просьбе я вернулась. Но не в Центр, а быть рядом.

Мы уехали с Л.В. на Балтийское море. Л.В. повела себя так, что мне пришлось вернуться. И, как потом я узнала, мой уход опять сыграл с ней злую шутку. От обрушившегося на мою голову гнева она оказалась в критическом состоянии, чуть было не потеряла зрение...

В ту ночь прошло видение: я сижу у своего дома в позе лотоса, и вижу на противоположной стороне города дом Л.В. и ее рядом. На моих глазах она превращается в большую тучную серую кошку, встает на задние лапы, и, круто развернувшись в мою сторону, со всей страстью кидает в меня булыжник. Я только слегка отклоняю голову. Камень просвистел мимо левого виска. Она прицеливается второй раз, кидает булыжник с еще большей яростью ... и попадает в чрево!..

Она что, не понимает, что делает? Я в ужасе от ее коварства...

А дальше вижу: Л.В. недвижимо лежит в моей комнате на диване. Глаза закрыты, а я сижу рядом, глажу ее по голове и причитаю:

- Лев!.. Это бумеранг... Я не виновата. Я же предупреждала тебя, я под Их Щитом!.. Это бумеранг!.. Я же предупреждала!

Очнулась от видения. Проанализировала его. Поняла, что Л.В. в Москве и мстит мне за мой уход от нее...

В тот роковой час я была за тысячу верст от места крушения... Часы показывали пять дня, когда я стремительно погрузилась в транс. «Вышла» с перекошенным от напряжения лицом и стиснутыми до хруста зубами.

Как потом оказалось, именно в эти роковые часы произошли события, «подготовленные» веками. Иллюстрация к тому, чем могут обернуться наши слова, оброненные в раже… Срока давности они не имеют!..

Сын набирал скорость, въезжая на мост на своей «Ауди». Впереди ехала большегрузная машина. Он стал обходить ее. Теперь впереди оказались «Жигули». Он, было, пристроился за ней, а она вдруг возьми и резко затормози, запоздало показывая левый поворот. Тормозить бесполезно, все равно влепишься, и неизвестно чем еще это закончится для себя и коварного водителя этой «легковушки». И сын из двух зол выбрал меньшее, не нашел ничего лучшего, как пожертвовать собой: взять вправо, вклиниться между колесами «дальнобойщика»...

Тот протащил его на расстоянии сантиметра от рокового автомобиля, и выбросил на встречную полосу. Слава Богу, на ней не было встречных машин! «Ауди» дважды перевернуло, и она встала на свои колеса уже в кювете! Сын не успел даже испугаться. Отделался лишь проутюженным о большегруз правым боком автомобиля.

Вот тебе и «камень в чрево»! Вот тебе и «когда он вырастет…»

Это было в воскресенье. А днем раньше, в субботу, сестру Валюшку, ту фаворитку короля, нам в такой степени не удалось защитить… Ее машина так же, как и у Димы при аналогичных обстоятельствах, была выброшена на встречную полосу, но не избежала столкновения лоб в лоб... Сестра была зажата в кабине так, что ее вырезали автогеном из груды металла. Профессор, осматривая ее, сказал на прощанье:

- Я так и не понял, за счет чего вы остались живы?!.. Придете домой, поставьте свечку Николаю Чудотворцу.

К этому роковому времени мы не общались с сестрой уже два года. Сестра, мягко говоря, подло повела себя по отношению ко мне, и «серебряная нить» была нарушена…

Вот так коварные намерения далеких и близких времен реализовались в этом воплощении: «когда он вырастет…», «а вот «достать» тебя через сына!»

Месть! Мысль материальна.

Но неужели мы встретились опять ради того, чтобы повторять ошибки прежних воплощений?

Муж только что вернулся из полуторагодовой командировки в Италию на ФИАТ, где выпускались малолитражки, по образу и подобию которых делались наши «Жигули», и мы переехали в Тольятти. В этот день вся страна отмечала столетие со дня рождения вождя революции Владимира Ильича Ленина. В тот день с конвейера сошел первый автомобиль «Жигули».

Партком Волжского автозавода направил меня в заводскую многотиражку «Волжский автостроитель».

До получения квартиры было еще три месяца, и первое время мы прекрасно «кантовались» в автомобиле. Моя подруга-однокурсница Саша Миневич-Ходорковская, когда ее спрашивали, где я сейчас живу, отвечала:

- Как увидите на дороге белый «Москвич» с номером «92-36 КШЛ», там она и живет.

Так оно и было. Ночевали на красивейшем берегу Жигулевского моря, а с наступлением холодов перебрались в квартиру тети Вали, младшей дочери моей любимой тети Любы из деревни Подгорная, в которой совсем маленькой я прекрасно проводила время. На короткий срок им пришлось потесниться.

В двадцать пять мы уже имели и машину, и двухкомнатную квартиру на Приморском бульваре с великолепным видом на море и Жигули. Возможно ли это в сегодняшнее перестроечное время, когда не в семнадцатом, а сейчас все разрушали «до основанья, а затем…»

Объектами моей работы в газете стали строительство нового города и главный конвейер автозавода. Как только я появлялась на его территории, сборщики приветствовали меня гудками. Так я и шла вдоль конвейера под их аккомпанемент.

Работа обязывала вдвойне, и «дресс-код» для меня был далеко не на последнем месте. С одеждой все было вполне, если учесть, что я сама шила и муж из Италии привез немало, а вот найти приличную и теплую обувь было просто невозможно. А зима на Волге всегда с крепкими морозами. И Новый город меня доконал. Город вообще был построен на месте, где даже волк норы не рыл. Кроме жесткой и колючей травы, что скатывалась в огромный шар высотой выше роста человека, потому и называлась «перекати-поле», здесь ничего не росло. Зато, как удобно, решили проектанты - готовая строительная площадка! Неважно, что здесь еще вдобавок свирепствовала так называемая роза ветров. Ее создавала быстрая и холодная Уса. Разрывая собой гряду Жигулей, она вливалась в русло Волги, пополняя собой водохранилище, как мы его называем - Жигулевское море, двадцатичетырехкилометровой ширины!

Понимали ли проектанты, что пока растут деревья, первым жителям придется уйти в мир иной раньше отведенного Богом срока? Передовая! И этим все сказано? «Лес рубят, щепки летят», как я оправдывала кровавый разгул советской власти в предыдущем воплощении, и теперь сама оказалась этой самой «щепкой» и, что самое интересное, - в том самом месте, что и в восемнадцатом году.

Тот Новый год мы встречали у нас дома с Татьяной З., коллегой по многотиражке. Дом наш на Приморском бульваре стоит как раз напротив той «розы», «принимая огонь» на себя.

На следующий день Татьяна собралась домой. А ветер свирепствовал! Да так, что вековые деревья, вырванные с корнями, лежали, словно это спички, вдоль трассы в лесополосе, разделяющей Тольятти на два массива – старый и новый.

Я прилипла к окну в ожидании появления Татьяны на остановке автобуса. Жду, жду. А ее нет и нет. Вот и автобус подошел. Не успели пассажиры выйти, как их тут же подхватило сногсшибательным ветром. У бедной старушки вырвало чемодан из рук и покатило по обледенелой дороге, словно щепку. Почему ей никто не поможет? И где Татьяна? Уж больше часа прошло? Звонок в дверь. Открываю. Передо мной моя Татьяна с окровавленными ладонями и продранными колготками на окровавленных и измазанных грязью коленях.

Как оказалось, трое мужиков, взявшись за руки, пытались прорваться из-за угла дома помочь той бабушке с чемоданом, но ветер по наледи катил их назад.

Потому программа озеленения города у Генерального директора ВАЗа В.Н. Полякова, как заслон от стихии, была на первом плане. Для ее осуществления он пригласил из Мангышлака ведущего инженера - Асю Александровну Елисееву. Я писала о ней очерк. Она прекрасно справилась с этой задачей на полуострове Мангышлак, где в XIX веке проходил ссылку Тарас Шевченко и основательно подорвал свое здоровье. Сейчас, спустя десятилетия, работа озеленителей дала свои результаты: серебристые тополя, подпирающие своими вершинами небо, не только делают город приморским, но и украшают его зимой и летом, а главное, создают заслон Розе ветров…

А в те годы, когда ветра затихали, мы получали компенсацию, наслаждаясь красотой Жигулей, особенно летней ночью. Таинственная тень гор и белые паруса яхт на лунной дорожке в жемчужных переливах моря при огромной луне заставляла окунуться в эту красоту с головой в прямом и переносном смысле этого слова.

А зимой в ясную погоду еще и лыжи! Пройтись по ослепительно белому снегу над Волгой по ее крутым берегам было одно удовольствие…

В тот день сын пригласил меня на прогулку. Он нашел интересный склон, да еще с трамплином! Днем он уже обкатал его и сейчас скатился первым, хотя едва устоял на ногах. Я стояла в раздумье. Что-то было не по себе от вида этого жесткого склона в надвигавшихся серых сумерках над Волгой. А сын снизу что-то кричал, махал руками...

Все произошло в считанные секунды. На трамплине меня приподняло, и я со всего маху воткнулась носками лыж в яму, вырытую каким-то злым демоном. Тело по инерции летело дальше, но застрявшие в ловушке лыжи резко изогнулись, затрещали, подбросили и ... прихлопнули! Первое, что мелькнуло в сознании - защитить лицо. И я выворачиваю шею как можно круче…

Когда я очнулась, надо мной стоял сын, в его глазах были ужас и боль.

- Мама! Я же кричал тебе - не надо спускаться, кто-то вырыл яму под трамплином!

Рядом стоял обрюзгший с крупным сизым носом неопрятный мужик в телогрейке. Как оказалось, местный сторож. Его глаза были налиты кровью. Он угрюмо смотрел на меня. Сомнений не оставалось, кому я обязана такой «радостью».

- Цела?

- Цела-то, цела. Да чем это отзовется в дальнейшем? - скорее себе, чем ему ответила я.

- Вот и на том скажи спасибо. А то раскатались здесь.

Силу удара я оценила по лыжам. Они переломились на самом толстом месте - у крепежа.

На следующий день стали твориться чудеса. Всех я стала видеть ровно наполовину. К врачу не обратилась. Через день все встало на свои места.

Продолжение темы города Тольятти настигло меня уже в Набережных Челнах. Метрдотель нашего увээсовского ресторана «Россия» подошел с просьбой посадить за мой столик главного архитектора КамАЗа Сысоева Геннадия с гостем из Москвы. Гость был мужчина в расцвете сил и очень хотел понравиться. Он, к моему ужасу, оказался тем самым лауреатом Государственной премии, что проектировал город Тольятти.

- Что-о-о? - заголосила я. - Так это вам, мы, несчастные женщины города Тольятти обязаны своим утраченным здоровьем?! Это из-за вас моя тезка не вылезает с больничной койки со своей эмфиземой легких! Если бы я знала, то и близко не подпустила бы вас к своему столику!

Сысоев не знал, бедняжка, как смягчить ситуацию. Я решила помочь ему и перевести разговор на другую тему:

- А с чем пожаловали к нам?

- Есть решение Правительства в пригородной зоне вашего города построить атомную станцию. И мы уже нашли удобную строительную площадку.

- Что-о-о? - возмутилась я опять. - Вам мало Тольятти? Вы решили угробить еще и Набережные Челны?

- Ну вы напрасно так горячитесь. У нас экологически чистый проект, это лучше, чем строить ТЭЦ.

И начал аргументировать. Но он меня не убедил. А взрыв на атомной станции в Чернобыле в 1986 году, по радиоактивному загрязнению равный «тремстам Хиросимам», как подсчитали ученые, окончательно поставил точку в этом вопросе. Не готово пока человечество принять дары атома по причине, лежащей на поверхности, - отсутствию Культуры.

И на сегодняшний день я знаю: атомной станции в Татарии нет.

Татары – народ умный, особенно когда у них такой Президент, как Минтимер Шаймиев.

Ушла из «Волжского автостроителя». Мотивация более чем достаточная: утраченное в борьбе с тольяттинскими ветродуями здоровье. Второе – сын пойдет в первый класс, третье – «на носу» госэкзамены. Да и вообще, имею право: муж шесть лет учился в дневном институте, а я и работала, и училась, и семья, и ребенок на руках, и ночные бденья над курсовыми работами. Так что очередь за мужем. Так я думала... И моя самонадеянность была сполна «вознаграждена».

Этот период чуть ли не стоил мне жизни, если бы не «рука ведущая». Как и каким образом на пороге появилась соседка именно в тот самый роковой момент, когда склянка с кислотой была уже в руках…

- Дура! - выхватив ее из моих рук, гневно набросилась она на меня. - Тебе что, мало примера Солтусов? Та со своей гордыней двух парней на чужую бабу оставила, теперь ты туда же! Молодая. Красивая. У тебя что, свет клином сошелся на этом кобеле? Что? У тебя в жизни никакой ответственности больше нет?

В один момент просохли глаза. Мне стало стыдно.

Вот так простая соседка Люся одним махом разрулила жуткую ситуацию в моей жизни, из трагедии сделав ее лишь очередной драмой. Тяжелой, затяжной, но драмой. Все были живы, а я получила богатый опыт: загсовская бумажка не панацея от семейных бед. И не смотри на мужа как на свою собственность. Так же, как и детей, «Дети – это души, данные нам на сохранение» - так гласит умное Учение. Словом, весь набор народной мудрости пришлось вспомнить. Помогло. Теперь я знаю - при всей общности семьи, у каждого свой мир. Культура – объединяющее начало, главное – «соблюдай правила дорожного движения: «не уверен, не обгоняй». К тому же, надо быть мудрее: «правда – хорошо, а счастье – лучше». Это же я спровоцировала его на эту «правду» - пришел вещий сон. Три дня я ходила по квартире, как тигр в клетке. А потом за ужином взяла и вскрыла «нарыв»:

- И долго мы все так будем мучиться?

- Кто «мы»?

- Я. Ты. Она...

- Кто «она»?

Я описала ее.

- Я сейчас иду на свидание. Если она скажет, что любит меня, то мы поженимся.

В один момент началась такая рвота, что с меня враз «слетело» шесть килограмм.

- Зато я честно все рассказал.

- А кому нужна такая честность? Она же меня чуть на тот свет не отправила! Вот уж действительно: «Умный знает, что говорит, а дурак говорит то, что знает».

И мудрый совет дала тогда ему невропатолог:

- Вы в ответе за жизнь этого человека. Любое ваше решение для нее будет выздоровлением. Запомните: лю-бо-е.

И почему я тогда не разрубила этот узел, а положила все силы на сохранение семьи? Что мобилизовывало меня и вело? Ответственность перед семилетним сыном, что он из-за меня останется без отца? Или то, что свекровь, наконец-то, получит долгожданный «подарок»? Она целых шесть лет добивалась нашего развода. Что только ни предпринимала для этого: и товарищеские суды за судами с грязью в наш адрес, и какими-то сногсшибательными утверждениями, что мы якобы хотим ее смерти. Откуда этот бред у нее? И ее походы к родителям тех одноклассников, что были в меня влюблены, и на мой завод в профсоюзную организацию! И письма Генеральному директору ВАЗа В.Н. Полякову, и в центральные газеты и журналы! Что же на самом деле дало мне реальную силу вернуть отца сыну, а главное изжить карму и с ним, и с его матерью, у которой ее «бред» оказался не на пустом месте?

Но все ответы на эти вопросы были впереди... А тогда я и понятия не имела ни о какой «карме», просто шла по жизни так, как вело сердце, как мудро написал поэт Эдуард Балашов:

Когда живешь, как жизнь идет,

Тогда и жизнь в тебе течет.

И в вечном ходе бытия

Восходит в вечность жизнь твоя.

Позади институтские госэкзамены. Пора работать...

Но не тут-то было! Город, где одно место работы – ВАЗ, не самый лучший для жизни. Поиски ее привели меня в институт повышения квалификации руководящих работников и специалистов Минавтопрома на базе Волжского автомобильного.

- У меня и есть, и нет единицы редактора, - сказал директор. - Ее уже несколько месяцев держит одна особа - Галина Ивановна Кальжанова. Если хотите, найдите и узнайте, каковы ее планы. Если все сложится, я с удовольствием возьму вас в штат, но на одном условии – помочь мне с оформлением кандидатской.

Фортуна – дама простая, и не надо только поворачиваться к ней задом. Надо только потрудиться. Так я и познакомилась со своей тезкой.

Раньше мне приходилось вскользь слышать о ней от коллег по редакции: она была сотрудником городской газеты, потом родила второго сына, и назад ее почему-то не приняли. Не взяли и в нашей заводской многотиражке. Ответственный секретарь Клавдия Васильевна Кащеева сделала для этого все. Доводы были просты: мать малого дитя - обременение для работы. Тем же концом она проходилась и по мне. К ее неудовольствию я тоже была в какой-то мере обременением для коллектива, два раза в году мне приходилось уходить на сессию, хоть я и оставляла так называемый задел. Это меня и «приклеило» к Галине безоговорочно и стерло все данные ей ранее характеристики. Да и вообще ее внешний вид, коммуникабельность и богатый внутренний мир не оставляли равнодушным. И я на целых тридцать лет влипла в это общение, обусловленное, как оказалось, непростой кармической завязкой, как я называю ее иногда - «куриная слепота».

Так я стала работать в институте повышения квалификации. Народ там оказался весьма не простой. В основном жены руководителей ВАЗа и города. Одна Дальмира Исакова чего стоила! Ее муж был первым заместителем Генерального директора ВАЗа, а потом и Генеральным.

Рабочий день в институте начался с визита одиозной дамы, сильной своими связями с головным институтом Министерства и к тому же местным вождем и вдохновителем интриг. Бесцеремонно оглядев меня с ног до головы, заявила, что знает, для чего Сниткин взял меня на работу, и что «они» приложат все силы, чтобы из этой затеи ничего не получилось.

И не получилось! На следующий день я не обнаружила в своем столе материалов его кандидатской работы. Чьих это рук дело, мне было понятно.

Как это ни странно, директор отнесся к этому прецеденту спокойно, словно ждал его. И, тем не менее, я пошла к этой даме. На следующий день папка лежала на прежнем месте. Но с того времени я работала, как и все – методистом. Работа не самая интересная, но другой пока не было. Внимание же к моей особе со стороны «коллег» не ослабевало, а даже наоборот. Как же, я ставленница директора! Но «лучше с умным потерять, чем с дураком найти», как любила говорить моя любимая тетя Настя, совесть Белоруссии, и тоже так решила я.

При моем появлении «коллеги» дружно смолкали. Однажды до меня долетела фраза:

- Да она специально провоцирует вас своей открытостью!

Это они, значит, обрабатывали Женечку, коллегу, с которой мы делили один рабочий кабинет.

Ух, как закрутили! Хорошо, что я прошла эти уроки раньше, благодаря свекрови. Та на всех товарищеских судах в течение шести лет совместной жизни постоянно оговаривала нас с Борисом, искренне утверждала, что мы хотим ее смерти.

Спустя месяц Галина Ивановна предложила мне перейти в отдел технической эстетики ВАЗа. Опять же, по семейным обстоятельствам она сама не могла воспользоваться этим предложением и рекомендовала меня. Конечно же, я согласилась. И работа интересней, и оклад выше, и от баб подальше. Я уговорила Сниткина не препятствовать мне. Он посожалел, но понял и выразил готовность в случае чего взять назад.

Заявление о приеме необходимо было подписать у первых лиц объединения - секретаря парткома ВАЗа и председателя профкома. На собеседовании в парткоме решили - «такая корова нужна самому». И второй секретарь Анна Михайловна Гурова предложила работу в парткоме в качестве инструктора. Но, к ее недоумению, я категорически отмела это почетное предложение.

Накануне выхода на новое место позвонил начальник отдела эстетики и смущенно сообщил, что ему позвонили из парткома и запретили меня брать.

- Что за шутки? Заявление же подписано всеми!

Тот что-то промямлил, и я пощадила его, расспрашивать дальше не имело смысла, решила я.

Значит, Гурова отомстила, домысливала я. Хорошенькое положеньице - здесь уволена, там – не принята!

Обрадовался один Сниткин. Но желание знать, кто стоит за этим, не улетучивалось.

Тезка провела свое расследование.

- Ты знаешь секретаря райкома партии нашего района?

- Нет.

- Ну может быть, когда-то сталкивалась с ним, когда работала в газете?

- Это же не мой объект.

- Ну так вот, этот Грищенко позвонил в партком и спросил: «Что за б… вы берете на работу, да еще и в идеологический отдел?»

- Грищенко? Все понятно! Так это его жена работает у Сниткина, она еще и секретарь парторганизации! То-то она все время недобро косит глаза в мою сторону! Так, значит, это ее рук дело!

А жене Грищенко я, оказывается, еще со времен моей работы в многотиражке была «поперек горла» - видите ли, в управлении сбыта ВАЗа, где она раньше работала, мужчины уж очень оживлялись при моем появлении.

Теперь я уповала только на Того, кто все видит, и все слышит, я всегда знала и знаю, что человек за все расплачивается рано или поздно. И надо только дождаться «Его Величества Случая», решила я.

Интриги усилились. Я оказалась в эпицентре противостояния двух неравных сторон: за Сниткина, и против Сниткина. Но я уже давно для себя решила, что лучше. А лучше - это не надо изменять себе.

За что они так невзлюбили Сниткина? Симпатичный. Молодой. Демократичный. Коммуникабельный. Режим работы в институте свободный. Заботится о сотрудниках. Автобус в нашем распоряжении, куда угодно можно было поехать всем вместе и по отдельности. Летом в обеденный перерыв даже на Волгу. Ну где они второго такого найдут? И что он им так помешал? А личная жизнь на то и личная, чтобы никто в нее нос не совал. Прецедент высосали из пальца. «Высокопоставленные дамы» заставили его секретаршу накатать на него донос. На четырнадцати страницах та описала якобы его домогательства. И бедного директора на партийном собрании и заседании райкома наградили строгим выговором с занесением в личное дело. Дали год испытательного срока. Если через год за него не проголосует большинство, то исключение из партии и снятие с поста. И тут появляюсь я. Потом еще несколько преподавателей мужского пола. Пирамида, выстроенная женами сильных мира сего, зашаталась. Подошло время перевыборов партийного руководства. Вторым секретарем большинством голосов избрали меня. Пришел срок, и директора мы отстояли.

Я уже привыкла к презрительным взглядам именитых жен. Все это время коллега, сидевшая со мной в кабинете, милая и сердечная Женечка все страдала и страдала оттого, что мне объявлен бойкот:

- Галина, может быть, надо как-то найти с ними общий язык?

- Женечка, а какой? Все средства общения уже апробированы. Остается только одно - ползти к ним на коленях и пресмыкаться. Они же этого только и хотят. Вы готовы? Я – нет.

- И я тоже.

- Тогда потерпите. Правда на нашей стороне. Рано или поздно все встанет на свои места. Придет время, и дверь нашего кабинета откроется, и на пороге появится «сама», и будет просить прощения. И еще будет «мировая», и еще будем чай пить за одним столом.

- Мне бы вашу уверенность.

- Так возьмите!

Мы не успели с ней отхохотаться, как в дверь постучали. И на пороге комнаты появилась «та самая», главная по интригам. И то, что мы дальше услышали, превзошло все ожидания. Я знала, что так будет, но не знала, что вот прямо сейчас!

- Галина Ивановна, простите, пожалуйста, меня за все зло, что я вам причинила. Хороший вы урок нам всем преподнесли: несмотря на вашу молодость, оказались мудрее и щедрее нас. Я говорю искренне.

Бедная Женечка заплакала от радости. С того времени она всем новичкам рассказывает: «Вот, как наша Галочка любила говорить: Боженька Он не фраер, Он все видит, и за все человек расплачивается, рано или поздно».

А потом мы закрепили мировую праздничным столом. Во главе сидел Сниткин. И первый тост был в мою честь…

И «Его Величество случай» тоже не замедлил ждать.

Я пошла в райком партии, сдавать очередной отчет. Навстречу по длинному коридору катился словно колобок первый секретарь автозаводского райкома партии Грищенко. Он поедал меня блудливыми глазками.

- Ой! Какая красивая девушка! А я почему-то ее не знаю, - «запел» он, сладкоголосый...

Я остановилась, словно меня сразила молния, не сводя с него гневных глаз! Искры летели! Гнев справедливого возмущения душил! Я едва справилась с собой, помогла фраза С. Моэма из пьесы «Театр»: «Чем длиннее пауза, тем талантливее актер», и нарочито медленно стала цедить сквозь зубы:

- Бибикова… Галина Ивановна… Филиал института повышения квалификации руководящих работников и специалистов Министерства автомобильной промышленности Союза Советских Социалистических республик… Редактор... Методист... Секретарь партийной организации.

По мере того, как я говорила, он бледнел, челюсть отвисала, на смену пришло глупое выражение животного страха. Наконец, заикаясь, он проблеял:

- Я в-в-вас не знаю.

- Я и не сомневалась в этом, - жестко резюмировала я. - Тем более, по какому праву вы дали мне такую характеристику в партком ВАЗа?

- К-к-акую? - еще больший испуг исказил его уже совсем красное и потное лицо.

- Тем более, не положительную…

По коридору сновали люди. Они с любопытством оглядывали нас.

- Я все объясню! - наконец встрепенулся Грищенко, - только давайте пройдем ко мне в кабинет. Пожалуйста!

Стены огромного кабинета не спасали. Он, было, сел в свое кресло. Но тут же подскочил. Вышел из-за стола. Вид у него был жалким. Он переминался с ноги на ногу, не находя подходящих слов. Я намеренно не помогала ему. Какие оправдания? Надо уходить, решила я.

- Так вот! Запомните на всю оставшуюся жизнь: за все человек расплачивается рано или поздно! Предупреждаю, если еще захотите применить свою власть во зло, вспоминайте меня!

Как я дошла до рабочего места, помню с трудом. Женечка по моему виду сразу поняла, что случилось.

На следующий день жена Грищенко столкнулась со мной в коридоре института, панический ужас исказил ее лицо, она моментально скрылась за первой попавшейся дверью!

- Женечка! Что это с нашей всесильной дамой? Шарахнулась от меня, словно от чумы.

- А вы разве не знаете? Ее муж вчера попал в автомобильную катастрофу. Лежит теперь с переломанной ногой. А она беременна.

- Тогда передайте, пожалуйста, ей: беременных женщин я «не кушаю».

Вот так, сама того не ведая, я прошла эту «дорогу в джунглях» с каждым ее «обитателем» по сознанию. И было мне тогда двадцать восемь лет. А Сниткин вскоре уехал с молодой и красивой женой в Красногорск. Та родила ему сына. Они назвали его Михаилом, в честь нашего первого секретаря парторганизации, главного стратега и тактика в борьбе с интриганками, интересного рассказчика многовековой истории России и настоящего полковника, хотя и в отставке.

На место Юрия Михайловича пришел другой, и тут-то они и узнали разницу. Что называется, «за что боролись, на то и напоролись».

Жизнь продолжалась. И продолжались страсти вокруг меня. «Ни года без стресса», кажется, под таким девизом я приехала в Тольятти. Впрочем, я несправедлива. Это было всегда - и до, и после. Судьба испытывала меня на прочность. И все обычно начиналось с противостояния, а заканчивалось миром.

Но моя история в институте повышения квалификации имела свое продолжение.

Я еще работала в институте, когда меня пригласили редактором в отдел рекламы, печати и кино-фоторабот. Этому я опять была обязана Галине Ивановне.

- «Смольный» на проводе. Владимир Ильич слушает! - Телефон трезвонил без умолку, и без умолку он повторял:

- «Смольный» слушает.

- Владимир Ильич! - обратилась я к нему.

- Зовите меня просто Ильич.

- Хорошо. Ильич, чем ваша мать думала, когда давала вам это имя? Разве не понимала, какие последствия вас ожидают?

- Да это не мать, а акушерка. Когда я родился, она запричитала: «Ну, прямо генерал! Прямо генерал!» И потом, матери вообще было не до меня. Она была уже хорошо беременна, когда отца расстреляли. И что только ни делала, чтобы избавиться от меня. Даже со шкафа прыгала. Но нас просто так не возьмешь, ничего, говорю, перезимуем! Правда, облысел с тех пор.

- Да. Печальная история. А за что отца-то расстреляли?

- Тридцать седьмой год.

- И что? Этого достаточно?

- Мы жили на Украине. Отец был министром Госстраха.

Да. «Уважительная» причина.

Восьмое марта 1974 года. В магазинах купить нечего. Только достать «с заднего кирильца», как говаривал наш любимый советский сатирик Аркадий Райкин.

Мужчины из смежного отдела достали по великому блату духи «Красная Москва». Пришли к Ильичу, чтобы тот сочинил поздравление. И тот сочинил:

Французы пахнут по-французски,

А мы, советские, по-русски.

И нет у нас судьбы иной,

Как пахнуть «Красною Москвой».

Отдать надо должное - начальник был оригинален. Если бы не его ярко выраженная национальная черта – считать, что он самый умный, цены бы ему не было. Интеллигентен. Талантлив. Искрометен. Коммуникабелен. Душа заводского КаВээНа, вышли на всесоюзный финал, успешно «засветились» на ТВ, особенно пришлась к месту и времени его реплика: «Как только на дороги страны вышли «Жигули», у «Москвича» фары сразу стали квадратными». Хороший организатор и вообще просто замечательный человек. Всегда найдет возможность выполнить любую просьбу. Особенно, когда касалось моих. Особого спектра лекарств в городе не было, а моей подруге Галине Ивановне с ее сердцем и эмфиземой легких, нужны были вообще диковинные. Достать их мог только Владимир Ильич. Но, все равно, дополнительного места в моем сердце он так и не завоевал. И все время из-за этого у нас шла борьба. Я за то, чтобы быть в дружественных отношениях, ему же этого мало. В итоге, ничего из этого не получилось и к хорошему это не привело.

Работа в отделе рекламы была интересна своей многогранностью. Каждый раз приходилось «осваивать целину», прежде чем написать проспект очередной модели автомобиля, или уникальной техники и технологии производств, экономики и организации труда, и массу другого, поскольку передовое в СССР объединение ВАЗа наделяло своим уникальным опытом не только автомобильную промышленность.

- Галина Ивановна, я так люблю печатать ваши материалы. Вы все время столько любопытного в них вносите. Где вы все это находите? Казалось бы, такая ерунда - пожарное дело. А читается с таким интересом! - дивилась наш секретарь-машинистка Галина Потапова.

На ВАЗе с завидным постоянством проходили Всесоюзные конференции. На них съезжались академики всех мастей, директора ведущих заводов страны, министры и не министры. Отдел рекламы в этом деле был главным организующим звеном.

ВАЗ всегда был под прицелом Центрального ТВ. Успех и оперативность их работы напрямую зависела от нас. Мы организовывали не только встречи на всех уровнях, но и техническое обеспечение съемок. И тут уже было не до себя! О личном времени забудь! Зато круг друзей расширялся и расширялся. В ответ на наше гостеприимство в столице нас тоже встречали замечательно, даже на экзотических по тем временам автомобилях, например на «Тойоте» известного по мультфильмам поэта и композитора Юрия Энтина. И это в семидесятых! Мы ходили на все известные спектакли «Театра на Таганке», «Ленкома», МХАТа.

И все было бы замечательно, если бы не это «особое» ко мне отношение начальника. Он дошел до того, что переставил рабочие столы. Теперь я сидела рядом. И началась еще большая пытка...

Дверь стремительно открылась. Молодой человек, молниеносно оглядев нас всех, закрыл ее.

- Поспорим? Он сейчас вернется.

И действительно, тот, сверкая глазами, уже бессовестно разглядывал меня.

- Ну я же говорил!

Признаться, меня это не напрягало. «Удивляйся, если тобой не любуются». Так на книге Виля Липатова написал мне один из его героев, наш эпатажный психолог отдела эргономики Магомедов Магомед Магомедович. Да и вообще, с четырнадцати лет я уже научилась правильно реагировать на объяснения в любви, сыпавшиеся на меня как из рога изобилия. Ноша не легкая. Красота – большое испытание! Каждый раз я умудрялась оставить поклонников «с носом», не теряя при этом дружеских отношений. Надеялась и сейчас все перетерпеть, переломить.

Приехала очередная съемочная группа Центрального ТВ. Я куратор, поскольку Гелибтерман ушел в отпуск. Работа завершается показом на телевидении страны очерковых сюжетов о ВАЗе. Отклик на передачи за подписью первых лиц объединения по просьбе телевизионщиков я привезла сама. В Москве меня очень тепло встретили. Передо мной в Останкино открывались студии одна за другой. Так завязалась дружба, и даже переписка. Продолжение было неожиданным. Ильич выкрал из сумочки письма. Прочитал. И решил отомстить.

Мщение! Самое мерзкое, что может придумать человек, и может отвратить на всю оставшуюся жизнь! Он оговорил меня. Сообщил мужу - якобы он устал делать за меня работу, и потому просит его найти для меня другое место. А тот поверил!

Возмущению моему не было предела! Предательство чистейшей воды!

Невзирая на позднее время, я привезла мужа в отдел, вытащила папки с планами работ и сунула ему под нос.

- Видишь, я не только свою работу делала, но и Татьянину, пока та была на сессии. Вот тебе черновики этой работы. Узнал мой подчерк?

А тут опять подоспел его Величество – Случай! Как я люблю его, этот якобы случай! Коллега по отделу кинорежиссер Клара Ляпунова принесла мне вырезку из газеты «Известия» с информацией о конкурсе во ВГИК на сценарный факультет. И дала совет:

- Уйдешь с работы тогда, когда сама сочтешь нужным. Иначе от шлейфа: «Уволена по собственному желанию начальника», никогда не избавишься. Борись!

Я быстренько, можно сказать, «через коленку» написала очерк, собрала все необходимые материалы, и отправила их с оказией в Москву.

Но не поступление в институт было моей целью. После всего, что вылилось на мою голову, очень хотелось знать оценку своего творческого потенциала.

Нежданно пришел ответ – я прошла творческий конкурс, и меня приглашают во ВГИК для дальнейшего участия в турах. Этого уже было более чем достаточно, чтобы заставить Гелибтермана замолчать.

Что тут началось! Он рвал и метал! И подлость, как раковая опухоль, поползла дальше. Жонглируя понятиями, он ввел вышестоящее руководство в заблуждение. В план работ он вписывает мне не литературное, а техническое редактирование. Мне оставалось принять его условия «игры». Я пришла к курирующему наш отдел техническому директору ВАЗа, уважаемому всеми товарищу Корнилову.

- Если Генеральный впишет в план работ вам, техническому директору, выступить на сцене Большого театра с Майей Плисецкой в паре, вы сможете это сделать?

Тот смотрел на меня глазами ребенка, не понимая моей преамбулы.

- Тогда почему же вы утверждаете план, где мне, литературному редактору, отведена роль технического. Технический редактор это одно, и на него специально учатся пять лет, а литературный – это другой институт. Вы понимаете, что вас используют ради того, чтобы объявить мне выговор за невыполнение плана. И что дальше? Еще один - и «Увольнение по собственному желанию начальника»? Вас устраивает такое манипулирование?

Я полагала, после этого Корнилов по-мужски поговорит с Ильичом и этого будет достаточно, зная его трусоватую натуру. Но он «пошел другим путем». Раздул прецедент, создал комиссию по «расследованию», в которую вошли заместитель председателя профкома объединения и второй секретарь парткома.

Гелибтерман своим помощником в этом подлом деле, к нашему с Борисом недоумению и горечи, сделал нашу подругу и коллегу Татьяну З. Ту самую Татьяну, для которой мы с мужем были единственной опорой, моральной и материальной, в тяжелый момент ее жизни, когда она одна с новорожденным ребенком на руках была отстранена от комсомольской работы, «как морально разложившаяся». И даже мать не захотела помочь ей. Боже! Сколько было перегибов у советской власти! Как старались ее враги довести все до абсурда.

Татьяну нейтрализовал Борис. Он напомнил ей, кому она была обязана выживанием в те страшные годы, и как мы все вместе жили на его зарплату, и как сделали все, чтобы помочь ей перевестись из МГУ в самарский юридический.

Вызов из ВГИКа сам по себе убрал вопрос о моей профнепригодности. К тому же, в парткоме получили совсем другую характеристику на меня от бывшей коллеги по рекламе Нэллы Б. Об этом я узнала годы спустя. В начале семидесятых Нэлла Б. возглавляла отдел рекламы, стояла у истоков развития автоспорта в стране. Потом произошла реорганизация, она уступила Ильичу место, став его замом. Тут-то мы и встретились. Она очень пожалела, что уступила ему место. Ушла и создала еще один рекламный отдел в системе техобслуживания. О ее организаторских способностях и вкладе в работу ВАЗа и города можно писать долго. Второго такого человека трудно найти. Необыкновенная притягательность, интеллигентность, редкая красота, природная дипломатия и умение всегда находить решение в любых вопросах открывали любые двери. В качестве рекламной площадки умудрилась завоевать ЦУП и Байконур, космонавты первых полетов до сих пор в ее дружеском активе. Есть еще одна удивительная страничка в ее биографии: сегодня вряд ли кто не знает о спасенном от уничтожения двигателе Николая Дмитриевича Кузнецова. Утверждение его к производству на уровне военного министерства было на плечах двух симпатичных Нэлл, только что прибывших после института на завод в поселок «Управленческий» Куйбышевской области. Утвердили. Успели сделать партию, но началась перестройка, и производство не только остановили, но и потребовали уничтожить. Конечно, такая сила энергии, влитая коллективом Кузнецова и им самим в создание этого двигателя, не могла пропасть просто так. Не только «рукописи не горят»! Двадцать пять лет двигатели пролежали «в схроне». Пришло время, и они оказались востребованы не только у нас, но и в НАСА и служат до сих пор.

Заседание солидная комиссия с представителями парткома и завкома объединения назначила на тот день, когда я должна была уезжать в Москву на конкурс во ВГИК.

Комиссия вынесла вердикт – «Надо любить своего начальника». Для такого осмысления у меня не оставалось времени, и я не нашла ничего лучшего, как надерзить:

- А можно я сама выберу, кого?

Поезд мы догнали уже на следующей станции. Я успела влететь в вагон, а муж вслед бросал мои вещи.

Конечно, поступление во ВГИК было большой авантюрой с моей стороны. Я даже учебников с собой не взяла! И потому больше всего боялась дойти до экзаменов и, имея диплом о высшем образовании, провалить их! Краска стыда при мысли о таком варианте заливала мне лицо!

Первый тур проходил в огромной аудитории, полной претендентов. После предварительного конкурса, когда было более шестидесяти человек на место, не оставалось и половины. Мы сидели уже почти три часа, когда с соседкой, сидевшей впереди меня, случился обморок. «Скорая помощь». Носилки.

Мне стало стыдно - люди все на кон поставили, а я свои амбиции удовлетворяю! Сзади сидели парни, они уже седьмой раз пытают счастье. Как отреагировали бы они, узнав, что я пришла сюда «просто так, для интереса»?

Через день – тур второй: рецензия документального фильма.

Главное – позади, решила я. И неизвестно еще, прошла ли я первый тур или нет, и надо ли мне все это, и потому не торопилась. И когда я вошла в аудиторию, провалиться бы сквозь землю! Конкурсанты уже целых двадцать минут ждали меня.

Нас убавилось больше чем наполовину. Тех парней среди нас уже не было.

Свет погас. Начался фильм. Специфичный. Что-то из серии достижений биологии в развитии птицеводства. Также скучна была и моя рецензия. Я очень надеялась, что на этом мои мучения закончатся. Если пройду, то следующий тур – собеседование. Чистая лотерея: начнут совать под нос репродукции, спрашивать о политике партии, и чем занят наш Генсек.

Столичные друзья с телевидения хохотали, узнав о моей авантюре с поступлением:

- Смелые девушки на периферии! У нас многие пытались попасть туда и даже с «ходатайствами». А ты безо всякого протеже и туда же? Да, кстати. Тут приезжал твой начальник, дошел до Главного. Нам с Серебренниковым пришлось писать какой-то нелепый отчет, что мы делали на ВАЗе, кто с нами работал, и какое время было затрачено. Тот даже настоял на встрече с нами. Причем порознь. Задавал какие-то странные вопросы, цель встречи аргументировал неубедительно. Он у вас что - ненормальный?

Пришлось вкратце ввести их в курс событий.

- Теперь вы поняли, почему я приехала? Я так обрадовалась, когда узнала, что мне еще и пятнадцать дней полагается, хотя и без оплаты. А дальше возьму отпуск, чтобы остыть от этого «персонального дела» и найти другое место работы. Ну как после такого работать вместе?

- А у меня твой начальник взломал еще и почтовый ящик, - прибавил Володя Серебренников.

Надеялся найти там мое письмо, поняла я.

- Все. Я убегаю. Я должна еще к завтрашнему собеседованию хоть газеты просмотреть по диагонали.

- Ты еще и до собеседования дошла?!

- Увы!

- А почему же «увы»?

- Потому что для удовлетворения моих амбиций мне достаточно было лишь творческого конкурса.

Мне так и не удалось купить свежей прессы, и я шла в институт с твердым намерением при любом раскладе забрать документы.

Но судьба продолжала испытывать. Я была допущена до третьего тура. На букву «А» в списке никого, а на букву «Б» - одна я. Не успела я продумать свое положение и как поступить дальше, как услышала:

- Бибикова пришла? - секретарь выглянула из аудитории, держа в руках список.

- Пришла.

- Быстренько, комиссия давно уже вас ждет!

Большая вытянутая аудитория. Старый-престарый дощатый пол. Слева огромное окно. Длинный стол у стены. За ним человек десять, не менее, кое-кто знаком по ТВ. Я поприветствовала и остановилась так, чтобы видеть всех. Тот, что в центре, очень знакомый по экрану, заулыбался и дружелюбно начал сыпать вопрос за вопросом. Как и предполагала. Первый с обзора прессы.

- Вопрос ожидаемый. Но разочарую вас, у меня не было времени даже ее купить.

Они переглянулись меж собой. Но тот продолжил, поменяв тему.

- Вы можете сказать, кто написал эти картины?

Одна за другой передо мной мелькали репродукции с плохой печатью и мелким форматом. Даже знакомые до слез работы типа «Новой Москвы» Пименова не хотелось озвучивать, словом наступил ступор, как тогда в новой школе, куда мы пришли из «бандитского» района. Надо кончать с этим спектаклем, решила я!

- А что, разве для того, чтобы стать сценаристом, очень важно знать работы этих художников или где сегодня наш Генсек?

Они в очередной раз переглянулись, и от их вальяжности ничего не осталось. Они с еще большим интересом разглядывали меня.

- Хорошо. Вы знаете Вавилова?

- Какого? Того, кто делал революцию?

- Ну не придумывайте!

- И не придумываю. У нас в Самаре есть улица Вавилова.

И не дожидаясь продолжения, пошла, наконец, на разрыв:

- А вы знаете кто такой Кукушкин?

- А это кто?

- Мой сосед. И вот такой вот человек! – И я показала большой палец.

Все захохотали. Секретарь испуганно спросила:

- Это писать?

- Не надо, не надо!

- Объясните нам, Галина Ивановна: вы приехали издалека, преодолели такую конкурсную планку, и вот у финиша ведете себя так, словно не хотите поступать к нам. Почему?

- Виновата. Так сложилось в моей жизни, что для веры в себя, мне достаточно было результатов даже предварительного творческого конкурса. Я даже учебников с собой не привезла. А результаты туров затянули... К тому же высшее образование у меня есть. И если надо будет написать сценарий, я напишу его. Так что простите еще раз.

- А вы не хотите пойти на артистический? Всю техническую сторону этого я возьму на себя, - симпатичный мужчина лет сорока пяти, сидевший слева, вырвался всем корпусом вперед, глаза его смеялись.

- Нет. Не хочу.

- А почему?

- И что, мне в свои тридцать три играть роль бабы Яги?

Когда я забирала документы, секретарь сообщила мне, что приезжал мой начальник, интересовался моими успехами.

- И, кстати, он тоже хотел поступать. Но из-за возраста мы не приняли его документов.

На ВАЗе меня ждал сюрприз. Начальник просил понять его и простить.

Поняла. Простила. И, к тому же, все сложилось к лучшему: мужа перевели на Камский автогигант в Набережные Челны.

Когда забирала в парткоме открепительный талон, судьба столкнула меня с той самой Гуровой Анной Михайловной, вторым секретарем парткома, которая предложила работу инструктора. И тут в самом разгаре нашей приватной беседы она изумленно всплеснула руками:

- Галина Ивановна! А я-то все эти годы так и считала вас любовницей Сниткина. Хорошо хоть сейчас мы с вами все поставили на свои места. А Ильич-то наш каков!

Перед самым отъездом я получила еще одно откровение. Руководитель загранотдела, прощаясь с нами, приятно поразил, обращаясь к Борису:

- Уж простите за откровенность, я с самого начала с большим интересом наблюдал за вами. И не только по долгу службы. По секрету скажу, когда вы были в Италии, переписка проходила через мои руки. Каждое ваше письмо – интереснейший очерк. А ваша жена молодец. Сколько ей пришлось вытерпеть! Признаюсь, это мне приходилось выстригать строчки из писем вашей матушки так, что иногда оставалось «здравствуй, сыночек», «до свидания, дорогой». Уж очень она не жалела черных красок для вашей жены, а мы стояли на страже вашего душевного равновесия. Государственная программа не должна страдать из-за домашних конфликтов. Да. Очень жаль терять такую перспективную и красивую пару.

Перед отъездом пришел вещий сон: я увидела себя сидящей на высоком деревянном безо всяких излишеств в работе мастера кресле. Мои руки спокойно лежали на подлокотниках, передо мной было огромное овальное зеркало в скромной резной оправе. Я его потом увижу не раз... Оно отражало мой лик. На нем, как всегда, сияла улыбка, а на груди появлялась то льняная, то черная коса, то справа, то слева. Я же только продолжала улыбаться и сверкать глазами. Поняла: впереди меня опять ждет нелегкая личная жизнь. Но это не введет теперь меня в уныние. Я уже была другая. И если в Тольятти я сделала все, чтобы сохранить семью, то в Набережных Челнах этому я была обязана уже не себе, а Высшей силе…

- Если вы думаете, что Высшая власть на земле это Ваша, то мне Вас всех очень жаль, - так в 1992 году начала свое выступление перед депутатами в Белом доме мой будущий руководитель вице-президент Международного центра Рерихов Людмила Васильевна Шапошникова.

Да. «Есть Высший суд, наперсники разврата».

И вообще – знание это сила!

Конец семидесятых. Мне за тридцать. Татария. Набережные Челны. КамАЗ - Камский автомобильный завод. УВС - Управление внешних связей. Я, с багажом работы на ВАЗе, теперь руководитель отдела внешнеторговой рекламы. Но, как повелось еще с первых лет трудовой деятельности, работаю львом на ставке кролика. И почему я была так непритязательна? Все внутренняя «совковая» установка? Вот здесь правильное выражение в применении к такой ситуации - якобы надо быть скромной и ничего не требовать, сами должны дать. Стукнуть бы мне кулаком по столу. Но не хотелось ставить себя в зависимость. Я ощущала, чем это может закончиться. И не напрасно. Спустя годы, бывший заместитель начальника управления скажет:

- Знаешь, почему «он» не поставил тебя начальником отдела? Потому, что мечтал сделать это через постель.

Реклама в эти годы приобрела одно из ведущих средств общения с миром. Начинаю с нуля. Напряжение велико. До меня было достаточно попыток наладить эту работу. Но все быстро «сходили с дистанции». Внимание к моей особе повышенное, претенциозное. Ждут очередного провала. Справляюсь. Через полгода на «Галочку» работает уже вся Прибалтика. Никто из вышестоящего руководства мне не только не помогает, но даже наоборот. Видите ли, пришла какая-то фифочка якобы благодаря положению своего мужа, как они поначалу считали. Но опыт Волжского автозавода научил держать марку. В итоге через год все изменилось, вопросы уже стояли по-другому:

- А, Борис Степанович, не муж ли Г.И.?

Чего мне это стоило, одному Богу известно, если учесть, что кроме напряженной работы меня сопровождали физические боли непонятного генезиса.

А боли начались якобы с сердца. Боль неимоверная! Выявить причину не помогали ни рентген, ни другие формы обследования. Все вроде бы в норме, а я неимоверно страдаю. Месяц за месяцем пробегали как один день, боль не уходила, а лишь нарастала…

Прибавилась боль головная. Коллеги уже по изменению цвета глаз определяли мое состояние. Из серо-голубых они становились изумрудными. Пачка «Пенталгина» исчезала за рабочий день. Скоро я стала ощущать внутреннюю дрожь, словно кто пытался выпрыгнуть из моего тела. Интуитивно поняла - надо прекратить прием лекарств. Но ощущение того, что в моей голове «кто-то живет», не покидало меня. Стоит прилечь, как этот «кто-то» перемещался вслед за мной. Этот «кто-то» иногда так «касался» моей плоти, что я оказывалась на грани глубокой потери сознания... Потому внутренний контроль установила жутчайший: некогда «растекаться мыслью по древу»! Плотный рабочий график с бесконечными командировками диктовал.

Тем утром я едва устояла на ногах. Муж тут не выдержал и вызвал на дом врача, известного в городе невропатолога, кандидата медицинских наук Васильеву Лилию Константиновну. Так Лилия Константиновна волею судьбы стала моим лечащим врачом. Она работала над докторской диссертацией. Ее руководителем, гласным или негласным, была жена Табеева, Первого секретаря обкома КПСС Татарии. Та имела уже докторскую степень, вместе с мужем ранее была на дипломатической работе в Афганистане. Там, на Востоке, ей были открыты знания такие, что шлейф таинственности шел за ней по пятам и перепадал на учеников. Но это все равно оставалось тайной, если только не некая недосказанность при обследовании, и это заставляло задуматься, что «не так все просто в датском государстве».

Это было время медицины одного направления. Медицина была нетерпима ко всяким проявлениям инакомыслия в своих рядах. Лечение только традиционное, и ничего более. Да и сейчас мало что изменилось. И потому откуда мне было тогда знать, что идет священнодейство – формирование тонкого тела…

Где Татария, а где Латвия… А она так «любит» все советское. И какая-то Бибикова, в ранге «кролика» пытается попасть в кабинет министра. Но вот помощник, усаживая в кресло, просит подождать. Секретарь, мило улыбаясь, подает ароматный кофе, запах которого я с трудом перевариваю, но пью якобы с удовольствием. Дальше помощник открывает дверь кабинета... Я на мгновенье останавливаюсь на пороге. И вижу, как от меня исходит широкий светлый луч, обнимая пространство кабинета вместе с его хозяином…

Какой наградой для меня было услышать из его уст:

- Какое редкое сочетание ума и красоты! Как должно быть вас ценят на КамАЗе!

Прихожу в гостиницу и, не раздеваясь, замертво бросаюсь поперек кровати... Меня – нет!

Постепенно восстанавливаюсь... Вспоминаю комплимент... И то, что меня «ценят на КамАЗе». Знал бы он на самом деле! Да. Ум и красота большой плюс, но и неимоверное испытание! Чего стоило убедить вышестоящих руководителей в целесообразности командировки именно туда, в Прибалтику, где качество изготовления сувенирной рекламной продукции несравненно даже выше, чем за рубежом. Это я уже знала по работе на Волжском автогиганте. Но каждый из руководителей поначалу пытается поставить меня в зависимость от своей закорючки на гарантийном письме. Объясняю уже «на пальцах», что это мне нужно ставить условия, ведь я это делаю для вас, чтобы достойно представлять интересы Объединения на мероприятиях крупного масштаба в стране и за рубежом. Особенно мучительно было лететь с этими первыми руководителями в заводском самолете. Каждый норовил выказать свою якобы компетентность в вопросах рекламы. С трудом сдерживалась, чтобы не надерзить: «Куда угодно можно нацепить товарный знак, даже на ваше нижнее белье. Представляете, какое впечатление вы произведете на свою даму, раздеваясь. И опять же – реклама!»

А каково было провести рекламные съемки автомобилей! Во-первых, требования, которые предъявлял «Автоэкспорт» к рекламным автомобилям, не соответствовали тому, что выходило с главного конвейера. Кабина, например, нужна белая или красная, а не конвейерная, цвета «хакки» или синяя. Шасси не черного цвета, тент - тоже.

Во-вторых, государственный план еще никто не отменял. И для того, чтобы окрасить все в нужный цвет, надо вначале очистить окрасочные камеры. Для этого, как минимум, надо остановить конвейер.

В-третьих: добиться у генералитета разрешения выпустить эти автомобили на дороги страны, чтобы в естественных условиях провести рекламные съемки. А для этого нужна еще куча народа, и их тоже надо было выцарапать у руководства. И все это на моих плечах. А я в ранге «кролика».

- Как вы думаете, какие усилия надо было предпринять, чтобы перед тобой открывались министерские двери? А на страже секретари, помощники... - возвращаясь из командировки, вопрошала я своих подчиненных, готовя их к самостоятельной жизни. - Успех это уверенность, находчивость в любой ситуации. И дружелюбие. И никогда не начинайте разговор с частицы «не», если не хотите, чтобы вам с нее и ответили.

- Галина, что ты волнуешься - «успокоил» меня А. Салцевич, главный инженер латышского объединения народных промыслов «Дайльрады». Красавец, ростом в два метра пятнадцать сантиметров, он приехал через несколько дней после моего визита туда. Тогда он был в командировке, а когда приехал, то все, включая директора, прожужжали ему уши обо мне. И потому он прилетел в Набережные Челны, поставил вопрос о сотрудничестве на взаимной основе.

- У тебя никогда не будет отказа. Кто хоть однажды увидел тебя в своем кабинете, обязательно захочет увидеть еще. Бибикова – это явление на КамАЗе, – и прибавил серьезно и задумчиво, словно решал свою судьбу. - Но на месте твоего начальника я бы от тебя избавился.

- Почему? Разве я плохой сотрудник?

- То-то и оно, что слишком хороший! Каждый день видеть перед собой красивую и умную женщину и чувствовать свое ничтожество рядом с ней. Не-е-т! Я бы избавился.

- Ну ты прямо ясновидящий. Только на днях этот «здоровый мужик» в очередной раз отчитывал меня ни за что. А я слушала и только смотрела на него. И тут он вдруг подскакивает в кресле и кричит истошным голосом:

- Ну дурак я, дурак!

- Заметьте, я вам этого не говорила.

- Да у вас все на лице написано!

Значит – «явление». Но, может, потому еще и «явление», что никогда не использовала это качество в личных целях. Так на той же «Дайльраде» и автомобиль «КамАЗ» с прицепом, и техническое обслуживание появилось ценой моих усилий. Причем в подарок за сотрудничество. И опять, чего мне это стоило! А когда в Таллинне на одной из типографий с моим уходом появилась другая, то они прекратили с КамАЗом отношения - ну никак та не походила на их «Галину Ивановну»!

Легенды обо мне вводили в оторопь. Спустя десять лет мне захотелось побывать в Набережных Челнах. Задолго купила билет. Но накануне в Москву приезжает Наташа Н. Вместе с коллегами она остановились в гостинице «Россия».

- И ты представляешь, стоим мы в фойе и наблюдаем такую картину: по лестнице спускается элегантно одетая дама. Мы залюбовались ею. И я говорю: «Как она напоминает нашу Галину Ивановну». А тот фыркает: «Да ты что, Наташа, она и в подметки ей не годится!»

И я сдала билет. Вот как устроена жизнь - красивая женщина, оказывается, не имеет права стареть.

- Галина Ивановна, - начальник управления в который раз пытался устроить мне разнос. - По какому праву вы вчера оказались в одной машине с техническим директором? Вы не соблюдаете субординацию!

- С. Н., я, прежде всего, женщина.

А так хотелось надерзить - а ничего, что на ставке «кролика» я решаю вопросы с министрами, Генеральными директорами, секретарями обкома? А что было бы с ним, узнай, что в Казани мы с Альфией ехали в машине с будущим президентом Татарии, тогда еще министром мелиорации Минтимером Шаймиевым. Альфия работала в аэропорту Бегишево руководителем отдела, как сейчас говорят, «ВИП-персон». Мы стояли на дороге в аэропорт в ожидании попутной машины. Но они все проскакивали и проскакивали. И вот летит очередная черная «Волга». Мы даже не пытались голосовать. А она остановилась. И ничего, «корона с его головы не упала», и даже наоборот, как показало время. Он потом разыскивал меня через Альфию, но от дальнейших встреч я отказалась. Придет время, и я увижу воплощение, нас связывающее. Это и поможет в дальнейшем помогать ему в Мире Тонком преодолевать трудности перестройки, и выходить с честью изо всех острых моментов политики и не только…

А тогда «спектакль» продолжился:

- Галина Ивановна, зайдите в кабинет, - услышала я по прямой связи голос руководителя.

- Почему так долго вас приходиться ждать?

Опять захотелось съязвить. Дело в том, что его телефон звенел на столе сто раз в день. У меня уже нервный тик начался. Приходилось, прежде чем явиться к нему, покрутиться перед зеркалом, чтобы уравновеситься.

- Я выяснил. Оказывается, это вы сами к нему напросились! - он торжествующе смотрел на меня.

Я даже не поняла вначале, о чем это он? Потом едва подавила смех. Он, видимо, рассчитывал, что я буду возмущенно «кудахтать»: «Да как он посмел, да это было не так!»

- С. Н., ну что я могу сказать в свое оправдание: мне жаль, что из нас троих, мужчина - это я.

И надо было видеть лицо моего начальника при этом!

Из Эстонии пришли сувенирные изделия. Среди них тонированная медаль, дизайнерски великолепно выполненная. Мельком взглянув, отобрала по экземпляру. С.Н. остался доволен. Но не успела я дойти до своего рабочего места, как резко зазвонил телефон. Вернувшись в кабинет, я поразилась его перемене. Он высокомерно-презрительно окинул меня взглядом и бросил передо мной на стол медаль. Сквозь стиснутые зубы, попросил внимательно прочитать реверс. Прочитав, я рассмеялась, не обращая внимания на гнев начальства. Три ошибки в одном предложении! Изложено по-эстонски. Пятитысячным тиражом! Вот подарок коллекционерам «ляпов»!

- Завтра выезжаю в Таллинн, пока вторую партию не выслали.

И, тем не менее, в тот день на партийном собрании он все-таки вырулил на этот «ляп». Он так был «выразителен» в своей обличительной речи, что все присутствующие опускали головы все ниже и ниже. Одна я сидела с прямой спиной и с любопытством наблюдала, куда его еще занесет? От переводчиков с задних рядов получила записку: «Г.И., не обращайте внимания, мы с вами».

На следующий день он извинялся передо мной.

- Замечательно. Только что-то у вас в практику вошло: оскорбляете публично, а извиняетесь наедине.

В Таллинне быстро нашли решение. Через две недели мы получили долгожданные медали.

- А что мне делать с браком?

- Выройте большую яму и закопайте.

Вот и все!

Когда я вернулась из отпуска, на повестке дня собрания уже в третий раз стояло исключение из партии Ирины Владимировны, начальника бюро быта по работе с иностранными специалистами...

И.В. давно мешалась под ногами руководства. Характер. Контракты с иностранцами закончились, работы поубавилось, и они не знали, как от нее избавиться. И теперь нашли-таки прецедент - неуплата членских взносов с дополнительного заработка.

Первые два собрания И.В. опротестовала: нет кворума. И вот теперь он есть. И, в качестве контроля за соблюдением процессуальных норм, присутствует второй секретарь партийного комитета КамАЗа. Оставалось за немногим – проголосовать. Ну посмел бы кто пойти вразрез с руководством внешних связей, верная «смерть» - «не выездной».

И, вопреки своему правилу - не выступать, встряла!

- Простите, но у меня нет никакого желания «держать свечку» при собственной дурости. Вы хотите заставить меня подписать приговор своей совести? Она совершила преступление? Нет. У одинокой женщины не хватает средств для существования и она пошла трудиться дополнительно. Честь ей и хвала. Ну не заплатила взнос с этой суммы. Бывает. Но разве за это надо исключать из партии? Может быть, надо просто помочь коллеге легализовать ее труд, заплатить взносы.

Неожиданно меня поддержала Люба Синегубова, наш бывший беспощадный секретарь партийной организации. «Железная леди». С небольшим перевесом, но мы отстояли Ирину Владимировну.

На следующий день И.В. пришла поблагодарить меня. Я завела разговор о бесперспективности ее работы в нашем управлении. Она и сама это хорошо понимала. Помощи ждать было неоткуда. Любимый человек, с которым она приехала, бросив работу диктора на ТВ Новосибирска, неожиданно скончался. И она осталась незащищенной при своем нелегком характере и вдобавок уже немолодой, хотя и по-прежнему красивой.

- Я бы уехала назад, но у меня нет достаточных средств.

- Сколько вам надо, не стесняйтесь…

И.В. уехала в свой Новосибирск и устроилась на прежнюю работу.

На следующее партийное собрание на повестку дня вынесли еще одно исключение из партии: переводчица, мать двоих детей, столько лет протопала с иностранными специалистами по хлябям городских новостроек и заводов объединения, не захотела подчиниться комиссии по жилью. И теперь исключение из партии! Видите ли, ведет себя недостойно - забаррикадировалась в квартире и не пускает очередных жильцов. Требует, чтобы вся квартира принадлежала ей, поскольку у нее двое детей и она столько уже проработала на КамАЗе и прожила в этой «малосемейке» немало лет! А еще совсем недавно она входила с состав партбюро, редакционную коллегию лучшей на КамАЗе стенной газеты, была примером и гордостью.

Не дожидаясь судилища, я пошла к главному «кагэбэшнику» управления - Сабурову. Мне он был симпатичен внутренней незамутненностью при всех коллизиях его работы, большой и сложной жизни, которая выпала на его долю.

- Что же так легко стали подходить в нашем «увээсе» к исключению из партии? Вы вот всю войну прошли, всякое видели. Разве право жить в изолированной квартире при столь большом семействе и выслуге лет идет в разрез с линией партии? А мы, вместо того, чтобы решить вопрос с жилищным управлением, хотим лишить ее партийного билета? Ну и грош нам всем тогда цена! А там, наверху, в парткоме, мы еще не надоели своей незрелостью?

Сабуров сделал свое дело. Повестку партсобрания изменили. Исключение не состоялось. Коллеге же вручили ордер на квартиру.

А с Ириной Владимировной я «встретилась» спустя два десятилетия. Это было «спровоцировано» моей подругой по КамАЗу - Валей Осиповой. Та восхитилась моей малинового цвета пышной юбкой. И вот в видении я обнаруживаю себя во внутреннем дворике Кремля. Вокруг палаты, чуть левее - величественный белоснежный храм. А мы со свекровью, в которой я узнаю ту самую Валю Осипову-Волосову, мирно сидим на бревнышках, щурясь на солнышке и наблюдаем картину царского двора. Я в этой самой малиновой юбке и в подпоясанной красивым пояском свободной белой блузке, с простым украшением из экзотичного дерева на шее. В этой юбке я еще не раз буду появляться, когда в очередной раз придут видения времен Петра Первого. Так вот, сижу, подобрав ноги под широкую юбку, сцепив их руками. Вижу, как во дворе появляются заморские гости. Среди них немолодая женщина со следами былой красоты, импозантно одетая: в юбке с кринолином, в обтягивающем жаккардовом темном расписном жакете с узкими рукавами до локтя и пышном у плеч, с белым стоячим отходящим воротником и в высоком седом парике. Какое знакомое лицо! Да это же Ирина Владимировна!

Она отделяется от компании, подходит к нам, делает реверанс и показывает панно с набором сережек. Я обратила внимание на одни, из светло-каштанового дерева: длинные гирлянды в три ряда спускались с резного кольца. Я, было, протянула к ним руку, но тут же, отдернула:

- А у царицы нет денег.

Но не тут-то было! Сережки уже у меня в руках!

Вот так, спустя три столетия, сама того не ведая, я отдала Ирине Владимировне долг. И так узнала, кто я. Последняя русская царица...

1980 год.

- Какой я сегодня интересный сон видела, - в задумчивости от пережитой ночью драмы стала рассказывать я своей подруге Татьяне. - Мы идем сквозь дремучий лес. Сибирский. Мне лет шесть-семь. Рядом со мной женщина. Она совсем не молода. Суховата, спина прямая. Лицо волевое, суровое даже, испещрено глубокими морщинами. Одета по-крестьянски. На ней белая рубашка поверх широкой темной юбки, платок на голове. Все как у моей бабушки Кати. Пробираемся сквозь чащу. Под нашими ногами хрустит валежник. Опасаемся погони. Торопимся. Но без суеты. Такое ощущение, что мы единственные, которые спаслись от самосожжения. Там их, обреченных, осталось очень много... Вот лес поредел. Мы вышли на берег реки. Река темная, холодная, быстрая, широкая, глубокая. Далеко вдали на нашей же стороне видна сторожевая вышка на четырех опорах, сбитая из грубых круглых бревен. Как во времена Ермака. На вышке флаг-треугольник. Вокруг, куда ни глянь, нет никого. На башне тоже. Бабушка идет вдоль берега. У берега лодка-долбленка. Бабушка толкает меня в лодку, заставляет лечь на днище. И дальше я только вижу над своей головой серое небо и ощущаю, что уже на стремнине. И словно кто управляет лодкой. Вот миновала сторожевая башня. Все позади, страха не было и нет. Ощущаю лишь напряжение и единение с суровыми грозными небесами.

- Парапсихологи назвали бы это скорее не сном, а сновиденьем, - пояснила моя подруга Татьяна, - и еще бы сказали, что это у тебя картинка из прошлой жизни. Похоже, из истории жизни старообрядцев, сбежавших в леса от преследования. И самосожжение в знак протеста. А тебя от этой участи бабушка спасла…

В семидесятые-восьмидесятые годы в Набережные Челны можно было только долететь. И я так страдала от этого!

- Галина Ивановна, у вас летных часов больше, чем у нас, пилотов, - резюмировал командир нашего заводского самолета «ЯК-40», когда я в очередной раз поднималась по трапу. И это при том, что в детстве из-за своего вестибулярного аппарата я не выдерживала и одной остановки трамвая. И потом стало не особенно легче. А тут еще накануне переезда в Набережные Челны «впечатлений» прибавилось…

Я гостила в Киеве у институтской подруги Саши Миневич-Ходорковской. Она стала матерью, и я не могла пропустить такого события.

На обратный путь в аэропорт «Борисполь» меня привезли по расписанию. Но вылет откладывался. Час за часом самолет задерживали по техническим причинам. Всю ночь мы провели в ожидании на скамеечках, благо, что был конец июля. И только когда забрезжил рассвет, мы заняли свои места. Через открытую дверь кабины я наблюдала медовый рассвет на ясном небе. Какому художнику по силам нарисовать такую картину! Только Ему. Творец - есть Творец! И нет ему равных на белом свете.

Высота полета была уже десять тысяч метров. В салоне давно все мирно спали. И тут - самолет так тряхануло! А из-под крыла вырвалось пламя! Горел двигатель! Языки пламени пытались достать обшивку самолета, но встречный поток воздуха стоял на страже.

Народ проснулся. И удивительная реакция - все лишь переглянулись и молча погрузились в сон... И только сидевший впереди меня пассажир в военной форме заерзал в кресле, беспомощно оглядываясь по сторонам. На него жалко было смотреть!

- Все будет нормально, - дружески положив свои руки на его плечи, сказала я. И хотя на сердце был полный штиль, решила, глядя на бушующее за окном пламя: что будет, то будет. И пусть «это» случится лучше во сне.

В Самаре нас встретили с «помпой»: с генералами, скорой помощью, пожарными машинами. Мой чемодан тащил этот пассажир. Шок на его лице еще не прошел. Он, как ребенок, все продолжал удивляться:

- Я до сих пор никак не могу понять, почему самолет при таком взрыве не развалился на части!? Я же знаю! Я военный летчик! ... Как было бы нелепо разбиться прямо на пороге дома! Лечу из Чехословакии повидать маму. Это просто чудо какое-то, что мы живы!

- Да не могло быть иначе.

- Почему вы так уверенны в этом?

- Потому, что в самолете была я. А мне еще не время. А вас мама ждет, - смеясь, ответила я.

1980 год.

Все в отдыхе на море сложилось не так, как планировалось. Решение вернуться домой раньше срока довершило ночное шествие тараканов! Огромные, блестящие, словно антрацит, широким потоком, как солдаты в строю, оттопырив крепкие лапы под плоским туловищем, они ползли вдоль кроватей по белой стене тяжелым строевым шагом... Я помню этих монстров с детства: в ночные сумерки они вылезали из-под камней и земли и облепляли каждое подножье фонарных столбов на дороге. И это содрогание от жуткого сухого хруста под ногами, когда кто-то, проходя, давил их сапогами. Старые люди в округе относились к их скоплению с суеверных страхом, что-то нашептывая при этом, осеняя себя крестом… Было поверье, что это души убитых...

От ужаса остаток ночи я просидела на кровати, поджав под себя ноги. Сомнений не оставалось, хорошего во всей этой демонстрации было мало, надо прерывать отпуск. Тем более, через два дня день рождения мужа. У нас в семье как-то повелось такие дни проводить вместе.

Дома Бориса не оказалось. Занемогла Раиса Семеновна, его мать, моя свекровь и бабушка моего сына, и он, оказывается, уже неделю, как в Самаре. Я дала телеграмму, если будет возможность, то мы с сыном ждем его дома.

Врач успокоила, самое страшное уже позади, здоровью матери уже ничего серьезного не угрожает, и Борис приехал домой с намерением вернуться в Самару уже всем вместе.

В день своего рождения Борис получил от матери поздравительную телеграмму.

На следующий день мы поехали в лес. Нам так повезло! Мы набрели на поляну с белыми грибами. Они буквально только вылезли из-под земли и стояли, словно кто специально к нашему приезду накрыл скатерть-самобранку. Набрали ведер двенадцать! Вдобавок я набрела на огромную поляну с дождевиками! Они стояли как инопланетяне, поражая высотой, размерами и плотной белой мякотью. Мы впятером пытались обхватить гриб! Но, куда там! Больше таких монстров я в своей жизни не видела. И если бы тогда была возможность отфтографировать это чудо, то и сегодня вряд ли кто предоставил другой рекорд такого явления…

Дома нас ждала телеграмма: скончалась Раиса Семеновна...

После «столбняка», первой моей мыслью было - ужас! Она ушла в мир иной и ни одного доброго слова так никому не успела сказать: ни сыну, ни внуку, ни мне! И ничего уже не изменить! Почему-то вспомнились те черные тараканы, заставившие прервать отдых…

Это была вторая смерть, так меня поразившая незавершенностью чего-то главного в их жизни. Первая – Петра Алексеевича, отца нашего друга - Леонида Воробьева. Петр Алексеевич один из немногих, кто заменил Борису отца в то время, когда свекровь только потому, что у мужа оказалась молодая любовница, бросила благополучную жизнь жены обкомовского работника в Алма-Ате, схватила под мышки четырехлетнего сына и сбежала с ним вначале в безызвестный Бузулук, а потом перебралась в Самару.

Накануне экзаменов я прибегала в квартиру Воробьевых, подхваченная узкой талией времени. В их роскошной библиотеке, пытаясь повысить свою начитанность, лихорадочно листала страницы классиков всемирной литературы, набирала учебники, в том числе по атеизму и прочим гуманитарным наукам. Оставляла закладки со сроком возврата и вместо обещанных себе пятнадцати минут убегала домой спустя несколько часов – и все из-за очередного увлекательного рассказа Петра Алексеевича.

Он сражал своей эрудицией, начитанностью, многогранностью интересов, широтой натуры, и что-то в его интеллигентном виде было от «разгуляй-мужика». «Книжный пьяница», называла его жена. Он восторгал многообразием встреч с интереснейшими личностями еще «того» времени борьбы с религией, философскими беседами и планами. Планами, планами! Он хотел написать книгу русских пословиц, поговорок, об интереснейших встречах. О себе – никогда, все о тех, с кем приходилось встречаться.

- А как это можно писать о том, с кем встречался, и отделить себя, это же будет неискренне? - вопрошала я.

Он соглашался. Но дальше этого дело не шло. Каждый его рассказ был ярким, образным. Когда он заканчивал очередной, горько сожалел, что вот уйдет из жизни и все унесет с собой. Я воспринимала это как тайную мольбу помочь ему освободиться от этого груза, ведь я тогда работала газетчиком в многотиражке, и каждый раз давала себе втайне обещание: вот в следующий раз сяду с ним и все запишу, вот в следующий раз, вот в следующий раз…

Ему было шестьдесят два... Причем, дату смерти на заключении врачей он задолго написал сам, как и время смерти. И случилось то, чего он так опасался – все унес с собой: начитанность, планы. А работал он юристом в энергетической отрасли, был лучшим лектором по атеизму, постоянным автором журнала «Атеизм». Присутствовал при взрыве по приказу Троцкого главного кафедрального, красивейшего, собора, копии того, что стоит в Киеве в самом центре – Софийского...

На похоронах Петра Алексеевича присутствовали едва ли не все самарские богомолки, почитавшие его как святого. Его, атеиста! Время что ли было такое, когда приходилось маскироваться? Но народ не проведешь! А сестра у него была генералом юстиции, единственный генерал - женщина в этих органах страны Советов... Об этом я узнала из центральной печати... От него – никогда!

И вот теперь его нет... И вот теперь свекровь!..

Та же незавершенность самого главного в жизни: она так и не поняла - ни Борис, ни я не были ей врагами. А подумать было время!

Она ушла в мир иной в возрасте 78 лет. На товарищеских судах, которые она с завидным постоянством устраивала, она обвиняла нас в том, что мы якобы хотим ее смерти! И никакая защита и увещевания ни соседей, ни судей не могли убедить ее в том, что любой из присутствующих мог бы позавидовать, какие у нее дети, радоваться бы да помогать. И причем, эти, как я считала, шизоидные выпады начались с моим появлением, хотя их отношения с момента рождения самого Бориса вряд ли можно было назвать хорошими.

Я видела, как вина, хотя и косвенная, разрывает Бориса на части! Я тоже корила себя, что причастна к тому. Одно дело, когда мать умирает у тебя на руках, другое, когда тебя с ней рядом нет, да ты еще и резвишься в это время на своем дне рождении, дне, которым ты обязан матери!

- Как же так? - беспомощно вопрошал он. - Врач же сказала…

Молчали до самой Самары...

Гроб уже стоял посредине комнаты. На лице свекрови лежала все та же печать дворянского происхождения рода Урусовых, только разбавленная горечью внезапной смерти и детской растерянностью.

- У нее поднялось давление. Она открыла дверь и попросила вызвать «скорую». Та быстро пришла, но было уже поздно. Так что долго не мучилась, - рассказала соседка.

Борис замкнулся... Я все время натыкалась на его тяжелый взгляд…

Хоронили в тиши высоких пахучих знойным самарским солнцем сосен. Дима безутешно рыдал.

- Ну наконец-то осознал, - отметила я, обнимая сына. - При жизни надо было любить бабушку и при жизни успевать сказать хорошие слова...

Поминки из кафе переместились в дом. Осталось человек пятнадцать близких и родных. Поминальный стол объединил всех, и начались речи. От одного к другому они шли по кругу. И тут внезапно, перепрыгнув очередность, Борис развернулся в мою сторону:

- А ты чего молчишь, б… ты такая! Это я из-за тебя мать потерял!

От неожиданности все замерли. Гримаса ужаса отразилась на их лицах!

- Это ты виновата в смерти моей матери! - в странном угаре продолжал Борис.

Я прилипла к стулу не в силах шевельнуться, руки и ноги словно парализовало!

И тут в чувство всех привел Лед, друг Бориса:

- Как ты смеешь? - накинулся он на Бориса сквозь слезы. - Ты прожил с этой женщиной столько лет и так и не понял, кому ты всем обязан в этой жизни! И если Раиса Семеновна ненавидела Галину, то только потому, что она во всем противостояла ей!.. Кто в вашей жизни был мостиком между тобой и матерью? Галина! Кому ты обязан карьерой? Кто учился, работал и содержал семью?! Галина! Все в твоей жизни лучшее – Галина! Тебе бы Богу молиться на эту женщину, ноги мыть, и воду пить!..

Как в калейдоскопе, побежали страницы похождений свекрови в семьи моих одноклассников, в профсоюзную организацию, где я работала, к моим родителям, письма в журналы «Семья и школа» про меня «мещанку, укравшую у нее сына, женившую на себе, «заставив рожать», и т.д. и т.п. Погромы, что устраивала регулярно именно в момент сессий Бориса... Моего сына, которого довела этими погромами до заикания... Письма в парткомы и Генеральному директору Волжского автозавода В.Н. Полякову... Вспомнила признание начальника первого отдела ВАЗа, что порой от ее писем сыну в Италию доходили только две строки: «здравствуй, сыночек» и «до свидания», поскольку она писала в них небылицы обо мне…

Домой я ехала с твердым намерением – раз-вес-тись!

- Нашла время! Мне и так тяжело, а ты решила добить меня?

- А как после всего, что было на похоронах, можно говорить о совместной жизни?

- А что было? - Он с искренним недоумением смотрел на меня.

- Ты не помнишь, что обвинил меня в смерти матери?

-Я-я-я? Я такого не мог!

Чего-чего, но такой реакции я не ожидала.

- Мало того, что ты меня оскорбил при всем честном народе, ты и сейчас опять пытаешься это сделать? Хорошо. Ты мне не веришь. Но там кроме меня были и твой брат, и племянник, и твоя тетя, и твой друг, и моя сестра. И наш сын, и тетя Рая. Им-то ты веришь? Спроси у них.

- Ну прости меня, если что не так, - недоумевая, он продолжал смотреть на меня, словно ребенок, которого обидели ни за что ни про что, но, тем не менее, он совершил благородный жест, извинился. - Только прошу тебя, не подавай на развод. Это будет ошибкой!

Но я была непреклонна…

Под утро я «услышала» Голос:

- «Не ты… А он»…

И словно кто вытащил меня из-под могильной плиты, прошелся волшебной палочкой по струнам моего сердца, и окропил живой водой... И от моих намерений не осталось и следа!

«Не ты… А он». Эти слова застряли в моем сознании на века... Так коротко, но сколько смысла! Значит, не я, а Борис должен уйти от меня! Только тогда я стану свободна? Но почему такое право дано только ему?

А вот что за Голос «видимо-невидимого» доброго молодца поведал это, я даже и не задумывалась, словно я слышала его всегда. Хотя это было впервые так явственно...

Девятый день... Мы пришли с работы. Я быстро накрыла на стол, мы подняли рюмки за помин души. И тут я с ужасом вижу, как зрачки у Бориса становятся все шире и шире, темнее и темнее, ... открывается рот и оттуда летит:

- Это ты виновата в смерти моей матери!

Сраженная, я опускаюсь на стул, и с горечью констатирую:

- Ну вот, а ты говорил, что не говорил…

Борис очнулся, словно от наваждения:

- А что я сказал?

Мне уже ничего не хотелось выяснять… Я почувствовала - здесь кроется что-то такое, чего мой разум не в состоянии пока вместить, но то, что этот «сценарий» по мою душу, сомнений не оставалось. Я вспомнила, как тогда, в девятом классе, встретилась с Борисом взглядом, сердце захолодело, и я «увидела», что лечу в пропасть, и это безысходность…

Этот поминальный прецедент стал началом конца истории двухсотлетней давности…

Но об этом я узнала девять лет спустя…

1988 год.

А вот это видение не дает мне покоя своей загадочностью и драматизмом…

Я бегу в гости к подруге, Галине Беловой, режиссеру концертного зала «Россия». Не успела зайти за дом, где снимала квартиру Валюшка, как все вокруг окунулось в сумрак... Люди исчезли... Звуки замерли... Воздух сгустился...! И тут я вижу, как со стороны станции метро «Новогиреево» по трамвайной линии бежит дьявол! Понимаю, его цель – я… Слышу, как дрожит под ним земля, гул нарастает, фигура дьявола вырастает все больше и больше. Наклон его головы все свирепее и свирепее! Еще мгновенье – и...! И некому защитить, кругом – никого! В ужасе пытаюсь скрыться, перебегаю трамвайную линию. Бегу изо всех сил! Понимаю, до Галки Беловой не успеть, добегаю до первого же дома, стучу в окна, двери, никто не открывает. Наконец я очутилась в чьей-то квартире, прячусь за стеной. Вижу перепуганное лицо хозяйки. Поняла, не стоит подвергать ее опасности, ведь дьяволу на земле нет препятствий, только твоя сила духа и святой крест. И мгновенно оказываюсь в Самаре в квартире бабушки Кати, в прошлом воплощении самой княгини Ольги Озеронежской, принесший православие в Россию! Но дьявол и здесь чувствует себя хозяином, он опять передо мной: бычья голова, скривленные вперед короткие мощные рога, красные раскосые глаза, огромный торс с широкими плечами и узкой талией, короткие сильные ноги с широкими копытами. Его бицепсам мог бы позавидовать любой культурист. Туловище обтянуто темной футболкой со светлым кантом внизу, с короткими рукавами, туго обтягивающими бицепсы…

И ... рядом с ним, едва доставая тому до пояса – моя свекровь! Раиса Семеновна в платье, том самом, что она сама сшила недавно и так оно мне не нравилось на ней! .... А чуть вправо под образами, охваченные ужасом, стоят, обнявшись, бабушка и мама, и творят молитву... А возле бабушкиного сундука с другой стороны стоят те самые богомолки, что сорок с лишним лет тому назад приходили во двор увидеть «божий промысел» - спасшуюся от неминуемой смерти полуторагодовалую девочку, выпавшую из окна второго этажа.

Я пытаюсь читать «Отче наш», но бесполезно, дьявол не исчезает! Из последних сил я рисую вокруг себя мелом магический круг. Но и это не действует! Дьявол легко преодолевает его, хватает меня ручищей, и я взмываю распластанная в воздухе на уровне его груди в самом беспомощном положении. И тут он заговорил! Голос зычный, грозный. Он предъявляет мне какие-то счета! Я невнимательно слушаю, вся сосредоточенная на поиске выхода. А свекровь стоит рядом с ним бок о бок, и, поднявшись на цыпочках, пытаясь дотянуться до его короткого, словно у борова, оттопыренного уха, что-то нашептывает ему. И тут до моего сознания доходит: дьявол - рупор свекрови! Ее ручной прокурор! Это с ее доноса он обвиняет меня: якобы «неправедным путем» я отсудила у государства тольяттинскую квартиру. Я тут же подскочила, и сидя на весу, пошла в атаку:

- А вот и нет! Ничего неправедного здесь нет! Да. Суд не всегда выносит такие решения. Но оно было справедливо. Мы с Борисом по праву заработали эту квартиру. И вообще мы ее отдали Валюшке для мамы, поскольку на старости лет она пожелала жить в ее семье.

Дьявол сделал шаг в мою сторону, и его ручища с короткими волосами оказалась у меня глубоко в гортани. Он сжал ее в кулак, словно что вырвал оттуда… Естественный рефлекс отторжения, и я очнулась…

И до сих пор не могу понять, что все это значило, и чем мне это грозит?.. Знаю только то, что эта квартира, в итоге, не принесла мира в наш семейный клан…

21 марта 1987 года.

Видение. Вижу свекровь. Перед ней лежат груды кусочков и кусков малахита - от маленьких, величиной с ноготок, до больших срезов красивых рисунков прямо как из сказок Бажова. Ну прямо хозяйка Медной горы... Она сидит среди этой красоты в безмятежном состоянии и с удовольствием выкладывает из этой мозаики роскошный ковер. Я попросила ее дать мне камешек на перстенек. На что последовал ответ:

- Вот придешь сюда, все тебе достанется.

Себе не изменяет! Государственное мышление так и осталось.

1989 год. Зима.

Николай Сиянов, мой новоиспеченный братец по духу, пригласил нас с Борисом в театр Советской Армии на спектакль «Павел Первый».

Словно послесловие, меня настигло потрясшее до глубины души видение!

Зимний день. Я стою на парадной лестнице Михайловского дворца, построенного Павлом Первым. На мне поистине царская длинная накидка из белого горностая с вкраплением черных кисточек. Я спокойна до хладнокровия, стою меж колонн, подпирающих свод, и сосредоточенно смотрю на стоящую внизу роту гвардейцев. Они в темно-зеленой форме с треуголками на головах, отороченными красным кантом... В их руках ружья с поднятыми вверх штыками. Впереди сам Павел в таком же мундире и треуголкой на голове. И у всех пустые глазницы. Вспомнила нашествие черных тараканов, заставивших меня уехать. Как они похожи по энергетике и стройным рядам... Они по-прежнему слепы в своем подчинении Императору российскому? Иначе как понять то, что рядом с Павлом все тот же граф Пален, его доверенное лицо и главный виновник его смерти. Он много выше Павла, широк в плечах, в форме темно-зеленого цвета, облегающей торс, и такого же цвета треуголке, отороченной красным кантом. И чувствует себя рядом с Павлом не только комфортно, но и по-прежнему великодушным покровителем! Как ему удалось выйти «сухим из воды»?..

Павел, увидав меня, в гневе обнажает шпагу. Но не один мускул на моем лице не дрогнул. И тут я узнаю в этом лице Павла свою свекровь! «Павел» только заносит сапог на ступеньку, чтобы расправиться со мной, как Пален останавливает его, упреждающе положив ему на правое плечо свою руку в белой перчатке:

- Она не виновата. Ни она, ни сын.

Павел отступает, отправляет шпагу в ножны...

Клац!..

И я - очнулась!

P.S. Из книги П. Глобы «Год Черепахи», Минск, «Парадокс», 2010, стр. 280, 316. Предсказание Авеля, инока Алесандро-Невской лавры, сделанное им лично императору Павлу Первому: «Коротко будет царствование твое, и вижу я – грешный, лютый конец твой. На Сафрония Иерусалимского от неверных слуг мученическую кончину примешь, в опочивальне своей удушен будешь злодеями, коих греешь на царственной груди своей».

«Слуг». Не родных...

Так значит, свекровь – Павел Первый! Магистр Мальтийского Ордена!.. Так видеть через века мог только он... Не на пустом месте, значит, у нее были «глюки»! Получается, при моем появлении в семье «пазлы» срослись! И события двухсотлетней давности ожили! Вот почему она столько раз пыталась втолковать всем на товарищеских судах, что мы с Борисом хотим ее смерти!..

Значит, Павел ушел в мир иной в полной уверенности, что это дело рук снохи и сына?! Несмотря на то, что он знал предсказания инока: «…От неверных слуг примешь мученическую смерть…»

Как удалось Палену перевести стрелки «с больной головы на здоровую»? И так искусно! Теперь понятно поведение Бориса на похоронах матери. Потрясение от ее ухода, как он считал, по его и, прежде всего, моей вине, проявило знание аналогичных по энергетике трагедийных событий двухсотлетней давности! Ведь если бы он был рядом с ней в тот роковой момент, то, как ему казалось, этого бы могло не случиться? И теперь получается - как тогда, так и сейчас мы были, хотя и косвенно, но причастны к ее смерти... И Александр, и Елизавета - мы знали о готовящемся перевороте. Зная бескомпромиссность Павла, могли бы предположить, что добром это не кончится... Исходя из его характера, середины быть не могло, или он уничтожит всех заговорщиков, или наоборот. Третьего не дано...

Так и получилось. И вина наша – «по умолчанию»... как и сейчас – не присутствию...

Сердце Павла с детских пор было «завязано в узел» из-за тотальной нелюбви к нему матери – Екатерины Второй. Нелюбовь ее к его отцу перешла на нелюбовь к сыну... Так Павел считал… Павел знал о планах матери: не он после ее ухода станет на трон, а его сын, Александр. А может, она пыталась переиграть судьбу сына?.. Возможно, ей тоже была открыта тайна его трагической смерти? Ведь предсказал же тот же «вещий Авель» ее смерть за девять месяцев до кончины, и был отправлен в Шлиссельбургскую крепость...

Но от судьбы не уйдешь! Александр нарушил волю бабушки, уступив трон отцу. Тем не менее, отец продолжал не доверять сыну. Любителей развести их в разные стороны хватало, на то и козни царедворцев. К тому же, сразу же после смерти своей матушки Екатерины Второй Павел освободил монаха и долго беседовал с ним. От него он узнал и свой мученический конец, и судьбу того, кто, спустя сто лет, встанет на тот же престол, и «на венец терновый сменит корону царскую», имея в виду Николая Второго...

То, что мнительного Павла именно двор довел до шизофренического состояния, у меня не оставалось сомнения. Откровения инока, полагаю, только усилили подозрительность и манию преследования. Павел стал окончательно невыносим. Он ускорял события, уже при жизни мстил тем, кто, как ему казалось, будут участниками событий, предсказанных монахом. Наказания, раздаваемые им направо и налево, создавали вокруг него зловещую среду. Многим хотелось сатисфакции, включая и обиженный маршальский состав, так героически проявивший себя в недавно закончившихся войнах. Даже победоносный полководец - Генералиссимус Александр Васильевич Суворов оказался в опале. К тому же политический перестрой, армейские преобразования, «наезды» на дворянство не сыграли в пользу Павла, несмотря на то, что «перечисление созданных им законов за короткий срок правления показывает в Павле Петровиче огромный государственный ум, видевший несоизмеримо дальше, чем видели его современники», как писал о нем И.Л. Солоневич. Зрел заговор, организованный «союзниками» зарубежья. Заговорщики не раз предлагали Александру занять место отца. Но он не соглашался. Тогда те «обошли его с флангов», дали клятву, что переворот будет без кровавой развязки. Но Павел не уступил требованию заговорщиков, и тем подписал себе смертный приговор!..

Александра не спасла власть, перешедшая в его руки; ни походы на войны с присоединением земель, победой над Бонапартом и многое другое. Он так и не смог простить себе «непротивления злу», замыслил уход и после мнимой своей смерти ушел скитаться по России...

Странничество на Руси всегда было особым подвигом. Подвижник и один из духовных столпов России того времени Серафим Саровский благословил его на этот путь. Так под именем Федора Кузьмича Александр закончил свое праведное существование в Сибири. И вот что интересно, день и месяц его ухода в мир иной совпали с днем очередного его воплощения уже в двадцатом веке! Причем, дважды, как и жены Елизаветы… Дважды в течение двадцатого века мы были с Борисом мужем и женой... И вот теперь мы изжили с ним самую страшную страницу кармы в своей жизни в Круге Вечности – карму с Павлом... И друг другу мы теперь ничего не должны. Вот почему вместо того, чтобы подать заявление о расторжении брака я услышала Голос: «Не ты... а он». То есть, пока он не уйдет от меня сам, я не могу считать себя кармически свободной...

Следующее видение не заставило себя ждать... Картина двухсотлетней давности: я в огромной спальне Михайловского дворца. Рядом Александр, то есть Борис. Лирическая обстановка. Недаром нас называли Орфей и Эвридика. Прямо перед постелью высоко на стене я вижу потайное окно, и сзади него караульного в военной форме с ружьем наизготовку. Сквозь стены вижу, как к нему подходит Павел в ночном одеянии. Он приоткрывает потайной глазок и наблюдает за нами. Ну надо же! И в этой жизни «Павел» не оставил своих дурных привычек...

Очнулась. Перелистала страницы жизни Александра Первого. Наткнулась на его ранний портрет и изумилась сходству с фотографией за стеклом шкафа, где нам с Борисом по девятнадцать. Счастливые, ослепительно молодые мы сидим за новогодним столом среди однокурсников Бориса. Еще раз ахнула - сходство лиц поразительно! Обратила внимание на роспись Императора… Откуда у Его Величества в том веке сквозь кружева письма взялись эти три витиеватых буквы, с которых сейчас начинается его фамилия и именно их он использует при росписи? Если провести почерковедческий анализ, то сходство будет немалое, росписи принадлежат одному «Эго». Судьба водила его рукой, выписывая будущее?!

Ну надо же было и свекрови так перенести на свое лицо клише прошлого, несмотря на разницу полов! Как дух печатает «на физике» свою харизматичность из воплощения в воплощение!

Позвонила в Самару сестре Тамаре. Рассказала.

- А теперь подними книгу о Павле и сравни его портрет с Раисой Семеновной.

- Даже нет такой необходимости. Копия! И характер один к одному. Теперь понятно, почему она вас с Борисом так ненавидела. Вот тебе и «одна жизнь, а дальше тлен»!..

И теперь, спустя века, мы встретились вновь. И шлейф прошлого накрыл нас! Теперь ясно, откуда у свекрови боязнь за свою жизнь и амбиции государя! Меня внутренне всегда забавляло это: как только в газете «Правда» появляется очередное сообщение о нефтяных разработках, она сразу же отправляет туда письмо: «…Нельзя устраивать пустоты в пластах земли. Земля может не выдержать, рухнуть, не говоря уже о том, что это народное достояние и надо позаботиться о потомках»… Родственные связи никогда у нее не превалировали над долгом гражданина! Не прописала в свою квартиру внука - «Это не по-государственному»! Так и отошла квартира ему, «любимому». А как квалифицировать ее отношение к шестнадцатилетней дочери, отличнице, гордости школы, рукодельнице, удивительно чистому и ответственному созданию?..

Шел сорок второй год… Война. Алма-Ата. Летние каникулы. Раиса Семеновна была назначена руководителем по сбору колосков. Дочь с отличием перешла в десятый класс и после его окончания присоединилась к отряду. Но сначала надо было сделать ремонт квартиры. Побежала на базар, чтобы про запас приготовить еду для отца. Пока стояла в очереди, съела немытую грушу. А когда уже белила потолок и стояла на сооружении стол на стол, и стул, то у нее закружилась голова - потолки на четырехметровой высоте. Пожаловалась отцу.

- И он не нашел ничего лучшего, как посоветовать дочери отложить ремонт. Это вместо того, чтобы ей помочь!

Я внутренне недоумевала от такой постановки вопроса, и со стороны матери, в том числе, будто нет иного выхода, но не встревала, понимая, как велика утрата, как нелегко ей...

Ремонт дочь все же сделала. Приехала к матери уже с температурой. Но мать повела ее вместе со всеми на работу, преодолевая туда и обратно студеные протоки реки, бежавшие с окружавших Алма-Ату Тянь-Шанских гор. Температура росла. Но мать продолжала таскать ее на сбор колосков.

- Почему? - спросила ее, не сдержавшись, когда уже в который раз она рассказывала мне эту историю.

- А как же! А вдруг все подумают, что я даю дочери поблажку!

Я слушала и в ужасе содрогалась от всей этой бессмыслицы!

И вот они прибыли, наконец, домой. В последний раз в четыре руки сыграли на пианино, и дочь окончательно слегла! «Скорая» поставила диагноз – брюшной тиф, и естественно хотела, было, госпитализировать. Но мать потребовала, чтобы забрали и ее, чтобы она могла ухаживать за дочерью. Но ей, естественно, отказали. На следующий день приехали опять, но, как с гордостью сказала мне свекровь, она закрыла дверь и еще подперла ее шкафом…

Через две недели Лилички не стало.

Свекровь трогательно развернула передо мной старый пожелтевший от времени листок с красиво вычерченным температурным графиком. На этот раз я не ограничилась только прослушиванием:

- Почему вы не доверились «скорой помощи»? Ведь сестра вашего мужа была Министром здравоохранения! Разве она не предоставила бы ей все условия? А зачем было еще и вас подвергать риску? Лиличке ведь было не годик?

Внятных для нормального человека ответов я не получила, как не поняла ни поведения тетки министерши, ни мужа Степана Павловича, тогда директора школы.

«Добила» меня телеграмма на пожелтевшем от времени газетном листке. Ее прислала старшая сестра свекрови: «Скорбим безвременной утраты нашей любимой Лилички. Мужайтесь. Стране нужны люди».

«Гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире прочнее гвоздей»!

И потому логично было получить внуку от бабушки Раи телеграмму, когда того приняли в пионеры: «Поздравляю. Родина гордится тобой».

Да. Ковать героев - это правильно. По-государственному. Но не до такой же степени, себя расчеловечивая! Не этого хотели строители коммунистического общества. «Истинный коммунист гибок, смел и находчив», говорит Агни Йога. И хотя свекровь не была членом партии и даже с презрением относилась к этому членству, она имела правительственные награды за свой труд, и даже сын получил путевку на целых три месяца в международную крымскую детскую здравницу «Артек». Да. Она была тружеником, и ничего дармового в ее жизни не было. Выпускники с благодарностью вспоминали ее. Когда Тамара на своем самарском оборонном предприятии крупнейшего масштаба организовала изготовление надгробного памятника для Раисы Семеновны, мимо проходил Генеральный директор, ее бывший однокурсник. Он остановился, как вкопанный:

- Тамара, я же знаю эту женщину! Кто ее хоронит?

- Это свекровь моей сестры.

- Да-а-а? Она же была моей учительницей по математике! Красивая. Глаза огромные, голубые. Строгая! Зато все, кто поступал в институт, благодарили ее. По математике было только «отлично». Ну царствие ей небесное!

Борис родился два года спустя, своим приходом в этот мир он был обязан уходу Лилички…

Свекровь сразу же невзлюбила своего сына.

- Когда мне принесли его кормить, я отказалась.

От такого признания у меня перехватило дыхание. Но она, не понимая, чего же она лепит, продолжала - ну не мой это ребенок, и все! Перепутали, решила я. У соседки по палате родилась дочь, копия Лилички, такая же беленькая, славненькая… Я две недели не подпускала Бориса к груди...

Столько лет прошло, и даже веков, а переоценки в сознании так и не произошло. Я даже не решилась выяснять, как же она все же смирилась… А вот так... кривобоко...

У свекрови остался дневник жизни, куда она вкладывала всю силу своей ненависти к Борису и ко мне: «Да у нее нет гордости. Я гоню ее из дома, а она не уходит. Она и своим родителям-то не нужна». А о своем десятилетнем сыне оставила такие строчки: «Купила полкило конфет. Дала Борису две. Остальные положила в буфет. Через неделю обнаружила, что их нет. Спрашиваю: это ты их украл? А он отвечает – нет. Такие преступные качества в десятилетнем возрасте, как воровство и обман!» Или: «Очередной раз иду на подвиг! Ушел кататься на лыжах, обещал через два часа вернуться, а его все нет. Такие преступные черты характера, как ложь и обман».

Вспомнились горькие строчки из письма Бориса из Италии, резанувшие сердце: «Мама, если ты не любишь Галину, то только потому, что твоя нелюбовь ко мне перешла и на нее»…

Когда вспоминаю и вспоминаю видение страниц из своей жизни двухсотлетней давности, меня продолжает мучить один вопрос – почему коварный граф Пален, главный организатор и участник убийства Павла, и там, в мире ином, оказался его правой рукой? Как удалось ему остаться «чистым»? Или это видение для того, чтобы освободить наши с Борисом души от той тяжести, что преследовала нас? И эта тяжесть отношений перешла и в это воплощение?! Да-а... Не беспричинно, получается, Раиса Семеновна устраивала нам суды, писала в газеты и журналы, мотивируя, казалось бы, «бредом сивой кобылы» – мы якобы хотим убить ее. И Пален, как никто другой, хорошо знал истину - нет ни на Александре, ни на Елизавете крови Павла! Ведь до сих пор история вменяет им причастность к убийству. И Александр тогда еще предвидел, что история не простит ему смерти отца. Косвенно, как-либо еще, но она пристегнет его к этому злодеянию, обовьет его своими щупальцами, задушит в объятиях!.. Потому так долго уговаривали его принять власть. И шел он на это, «как агнец на заклание»…

Нет более страшного суда, чем суд совести! Днями и ночами она грызла его: не предотвратил, мол, а мог…

Мог ли? Можно ли спорить с судьбой? Задать бы этот вопрос Авелю! Да еще спросить, этично ли вообще выдавать такую правду? Пожалуй, не так уж не права была Екатерина, заточив его в крепость. Как народ говорит – «Умный знает, что говорит, а …»

Но спорь с судьбой! На то ты и человек. И Бог - внутри тебя! «Если ты устремлен, мойра тебя не догонит», вспомнила я слова из «Писем Е.И. Рерих»...

«Царствие небесное» - пожелал свекрови ее бывший ученик. Пусть так и будет…

В последние годы я стала видеть свекровь во снах. Мы мирно сосуществуем в них. Рыцарь «Мальтийского Ордена» сдал свои позиции...

Вот так, сама того не ведая, я закрыла самую тяжелую кармическую страницу в Круге Вечности, длившуюся более двухсот лет... Такой исход возможен, если для тебя мир земной и Мир Тонкий существуют воедино, и ты все претерпеваешь в этой жизни, не изменяя себе…

А фасад театра Советской Армии так схож по архитектуре с Павловским дворцом в Санкт-Петербурге…

К знанию этого воплощения двухсотлетней давности Боги готовили меня давно?.. Я наткнулась на запись в дневнике:

Июль 1986-го.

Видение. Где-то в центре России. Я хозяйка. Борис муж. Зал. Много гостей, у нас очередной прием. Он в самом разгаре.

Я выхожу из своей комнаты. Спускаюсь по деревянной, широкой лестнице, с красивыми перилами и колоннами, поддерживающими перила. Лестница идет прямо в зал, соединяя два этажа. Оркестр на антресолях второго этажа. Звучит вальс. Я в белом воздушном платье времен 18 века. Волосы гладко зачесаны на прямой рядок, на затылке красивые длинные локоны. Мужчины во фраках. Кто-то перехватывает меня. Мы вальсируем... Вдруг что-то заставляет меня срочно подняться на второй этаж. На ступеньках стоят гости, и тогда я, не тратя драгоценного времени, взлетаю. Публика изумленно прослеживает мой полет. Я же притупляю их изумление рассказом о естественности таких возможностей в будущем...

Просыпаюсь. Прокручиваю мысленно видение... Как этот зал напоминает один из залов Зимнего дворца…

Очередной день рождения Аллы Усиевич опять проходил на пленере. Гостей - из всех волостей!

Борис и на этот раз не был оригинален, весь вечер провел в ухаживании за Машей Медведевой. А в это время у его жены не было отбоя от присутствующих высокопоставленных и не очень мужей. Особенно докучал Семен Я. Тогда еще главный инженер одного из заводов КамАЗа. Он потом прославится на авторалли большегрузов «Париж-Дакар», и получит из рук Президента высокую награду.

Мне это броуновское движение порядком поднадоело, и мы с Валей Мальцевой отправились почивать. Но тут явился Борис и потащил нас в баню.

Мы только что вышли из парной и расположились в предбаннике, как ввалились уже порядочно захмелевшие мужики. Помощник Семена бесцеремонно лег у моих ног, положив голову на колени.

- Вот муж сейчас тебе покажет, где раки зимуют! - столкнув его голову с колен, громко сказала я в надежде, что, может, буду услышана мужем.

- Ха-ха-ха! Муж? Какой муж? Вот этот? Ха-ха-ха!

И он опять положил мне на колени свою дурную голову.

Господи, а действительно, есть ли у меня муж? Горечь от такого признания, уже который год сидела в сердце гнойным нарывом. Фаворитка за фавориткой мелькали в нашей жизни одна за другой! Некоторые отношения я даже оберегала, поскольку только тогда в семье наступало мирное время. Мужья подруг возмущались:

- Галина! Ты чего себе позволяешь? Наши же жены так себя не ведут! Нам же завидно!

Все семейные проблемы были моими, а деньги с момента его окончания учебы в институте - врозь. Когда у меня долги зашкаливали, то в ответ я слышала - «это твои проблемы», а на вопрос, сколько ты получил в тринадцатую зарплату, ответ: «Кто ты такая, чтобы я перед тобою отчитывался?» И это от человека, который учился шесть лет в институте на дневном отделении, а я работала и училась, содержала семью. И потому порой так хотелось выскользнуть из смертельных «объятий» этой странной семейной жизни. К тому же меня особо с ним ничего уже не связывало. Как я справедливо считала, тогда, в Тольятти, я его уже «однажды похоронила». Так я назвала свое состояние, когда он решил уйти из семьи и так грубо, не по-человечески обошелся со мной. Все последующее время наших семейных отношений жизнь лишь волокла нас за собой. И почему она взяла на себя такую ответственность?

Мы с Валентиной уже лежали в своих постелях. В окно смотрела круглая луна. Она освещала все вокруг, хоть читай. Наконец, суета закончилась. Но не тут-то было! Семен со своим помощником опять ввалился в наши «покои», если учесть, что они были огорожены чисто символически, лишь колоннами.

И на что Сема рассчитывал, заставляя помощника служить ему «промокашкой»?

Наконец-то нам удалось выпроводить этого назойливого ухажера с верным лакеем. Мы уже заснули, когда нас разбудил гость именинницы - московский художник. Он приехал к нам в командировку оформлять интерклуб. На подносе стоял обещанный чай. Валя поблагодарила его, и тут в освещении луны я вижу, как он склоняется надо мной, подносит чашку, я принимаю, и он нежно целует меня. Словно электрический разряд пробежал меж нами! И тут, наконец-то, «созрел» Борис, откуда он вдруг взялся? Хватает того за шкирку, бросает на пол, начинается драка. На шум выбегают Семен со своим помощником. И начинается гомерический хохот!

- Борис, не того бьешь, - пытается остановить его Валентина.

- Не того, не того! - поддакивает Семен с помощником.

Набегают гости, наконец-то растаскивают их в разные стороны.

- Ну Галина, тебя в приличное общество пускать нельзя! В прошлом году из-за тебя все гости без автобуса остались, сейчас драка! - пытался отшутиться хозяин бала.

Так, да не так! Его друг, хозяин автобуса, начальник камазовской футбольной команды, всесильный самодур городского масштаба в прошлый день рождения Алки захотел в наложницы «золотую рыбку». «Иначе все добираться домой будут пешком» - заявил он ей. И с чего это я должна была подчиниться? Мало ли кто в меня влюбляется, это не повод «для знакомства». Я вам не «Пышка». Так что не перекладывай ответственность на мои плечи, Витя!

Рассветало, когда мы возвращались домой. Валентина тоже не пожелала остаться.

- Галин, а почему Семен весь вечер крутился вокруг тебя, а досталось Н.? Борис перепутал их что ли?

- Только и тому влетело не напрасно. Представляешь, луна светит в окно, все видно до мельчайших подробностей. И его поцелуй. Да-да! Это было так неожиданно! И с такой искренностью и любовью! Словно живой водой умылась.

- Тогда зачем мы уезжаем?

- Если чему суждено быть, то будет.

Продолжение действительно следовало. И я решила - наконец-то, пришло время расстаться с мужем.

В моем окружении никто не верил в реальность моих планов. Но я упорствовала, главное для меня было - «оторваться» от Бориса. «Суженый» в который раз подал на развод со своей прежней женой и уехал на край земли, чтобы заработать на нашу будущую квартиру. Я ежедневно получала от него теплые письма. Все шло к завершению моих с Борисом отношений.

Но точки над «и» расставило драматичное видение!

Этот Мир Тонкий был так ярок и реален! Я увидела, как мой якобы избранный возвратился домой в Москву. И жена кладет его в постель. Я приезжаю на три дня позже. И когда он позвонил мне в квартиру, и я открыла дверь, то по глазам все поняла. И не простила!

Очнувшись, я металась по комнате, словно тигр в клетке! Я «грызла прутья» от бессилия!..

К концу третьего дня на сердце наступил штиль. Слава Богу, не будет на мне вины! Если есть у него еще контакты с женой, их семью ради сына можно сохранить. И словно тяжелый воз сбросила со своих плеч! И действительно, зачем все это? Ради того, чтобы избавиться от Бориса, не стоило «городить огород». Вспомнилась в очередной раз поговорка тети Насти – «Лучше с умным потерять, чем с дураком найти». То, что этот брак был бы еще худшим обременением, понимала теперь и я, не только мои подружки. Но я не слышала их тогда...

Раздался телефонный звонок. Звонил Н., это его голос слышала я почти с другого конца земли русской...

- Как? Разве ты не в Москве? - моему смущению не было конца!

- Так я же тебе говорил и писал, что буду там только через две недели!

Ужас! А я его уже «закопала»!.. И уже нет дороги назад!

Дальше все события проходили уже как «постфактум»: меня задержали на службе, и я приехала в Москву на три дня позже намеченного. Н. позвонил в дверь. Я открыла ее, и по глазам поняла, он изменил мне! И все! Конец! Уф-ф-ф! И, слава Богу! Одной глупостью в жизни стало меньше. В памяти всплыл Голос свыше - «Не ты… А он!» И опять перед глазами возник мой любимый «Аленький цветочек»! Ясно! Это Он - видимо-невидимый помог осознать ложность шага?! Дождусь ли я когда-нибудь в своей жизни лицезреть Его как героиня моей любимой сказки? А может и не сказки вовсе? «Сказка - ложь, да в ней намек»!

Позже, уже в Москве, когда я купалась в объятиях тонких энергий, «увидала»: я вхожу в просторное светлое помещение. Но пройти вглубь не могу, карусель остановилась, возник барьер! Рядом оказался Страж кармы - высокий, элегантно одетый, с красивой шевелюрой, зачесанной назад. Перед ним возникла огромная в жестком переплете толстая книга, похожая на «Голубиную Книгу» с картины Н.К. Рериха. В ней все мои воплощения за время пребывания на Земле. Страж открывает ее почти в самом конце, листает, я вижу многочисленные записи... Наконец, находит.

- Еще не время, - с мягкими нотками в голосе, словно ребенку, говорит он мне. И я понимаю, это относится к супружеству… Значит, наши с Борисом мучения продолжаются. Карма еще не изжита. Стоп! Мучения не могут развязать карму, констатирую я. А что тогда?..

И я просыпаюсь.

Значит то, что Бог «следит за тобой», как сказала мне еще в четыре годика бабушка Катя, это не миф?!

Так значит «не время»…

«Все завязано узлом, а развяжешь лишь добром»…

Значит, терпи! Умей держать в равновесии материю и дух…

Равновесие!

«Люди называют равновесием – равнодушие и тупость, но сама Природа подсказывает, что равновесие есть напряжение. Считайте, что напряжение есть приближение к Пути Нахождений».

(АУМ, 135)

«Так лишь реальное постижение Высшего Мира даст человеку равновесие»

(АУМ, 134)

Конец семидесятых. Наступал очередной Новый год. Бал в интерклубе – это традиция. Попасть туда к нам было большой честью для каждого. На него приезжали даже из столицы. И все потому, что мы умудрялись устраивать такие концерты, с которыми не могли соперничать ни Слава Полунин, ни «Голубой огонек». Под фонограмму были «задействованы» все ведущие артисты мира. Но как все профессионально подготовлено, и с каким тонким юмором!

К нашим представлениям со всей Татарской республики стекались реквизиты, костюмы, украшения, парики, фраки, «котелки», что-то дошивали, из магазинов «на ура» уходили все женские туфли на каблуках самых невероятных размеров вместе с колготками, поскольку артисты, в основном, как в старом Китае, – мужчины.

Сценарий писался всем коллективом, под конец вовлекли и очередного начальника управления. Причем с моей легкой руки стали писать в стихотворной форме, начало тому задолго положил, конечно же, мой отдел рекламы. Люба Бакина, ставшая моим профессиональным летописцем, была ведущим звеном в создании этих виршей. Как она призналась, до моего прихода она даже и не подозревала в себе таких талантов!

Репетиции шли после работы, а в последнюю неделю артистам приходилось даже ночевать на сцене интерклуба.

А как оформлялись залы, холлы! Продумывалось все до мелочей, начиная с входа и заканчивая туалетом. Сколько необычных ходов и решений! Тут тебе и трехглавые Змеи-Горынычи, они-то и «прокомпостируют» тебе входной билет, а «соловьи-разбойники» «разденут», а колченогий одноглазый пират с шарманкой и попугаем на плече, вытащит тебе записочку с «судьбой». А в зал пройти можно лишь через лабиринты, полные ужасных якобы неожиданностей, а если это восьмое марта, то свою даму в зал ты сможешь пронести лишь на руках по «морю-океану» в огромных бахилах, что ожидают тебя «на берегу», да мимо роскошной русалки, возлежащей на перилах, окутанной рыбацкой сетью. Ее роль как всегда исполнял художник нашего отдела рекламы Александр Погодин, как и прекрасное оформление залов.

Когда по роду службы я бывала в столичных министерствах, внешнеторговых организациях, у меня складывалось впечатление, что это не я приехала с периферии. Психология москвичей того времени смешила кичливостью и девизом: «Где бы ни работать, лишь бы не работать». Пока мы, на так называемой периферии, не покладая рук, работали на новостройках, возводили и осваивали гиганты, они тусовались в прокуренных кухнях, травили себя жалостью к себе любимым - как же, все у нас не так, как «там» за границей, и пропивали под гитару великую державу.

Предновогодняя командировка самая тяжелая и напряженная. Ходьба по «лезвию бритвы»!

Какое впечатление должна была производить на пороге кабинета высокого начальства стильная молодая женщина, если она, к тому же, является с поздравлениями от руководства? И не мудрено, что в ответ «шерпам» приходилось доставлять по месту моего пребывания в Москве «дары волхвов». И все большие и маленькие руководители, и не только на КамАЗе, но и Казани, ждали моего возвращения, как малые дети. Как же! Если в твоем кабинете не висит календарь «Автоэкспорта», а тем более Министерства внешней торговли, ты уже никто! И потому, когда ситуация приобретала острый характер, начальник Управления приходил ко мне в кабинет и снимал со стены мой, даже если он был с дарственной надписью.

- Галин, ты в чем будешь на балу? - по приезду из командировки спросила меня подруга Татьяна.

- Пожалуй, надену, что есть... Ну что ты так на меня смотришь? Бал послезавтра, с новым нарядом не успеть, сил мобилизовываться на очередной «подвиг» нет.

И это действительно так. Боли во всем теле – запредельные, особенно в голове! Перелеты, командировочные хлопоты их только усугубляли. А впереди еще напряг, на Новый Год у нас дома человек двадцать соберутся, еще и друзья приедут из Самары, и не на один день. Всех увеселить, накормить, напоить, спать уложить. А одиннадцатисантиметровые каблуки уже просто невыносимы!

- Ты что, с ума сошла? Все привыкли к твоим сногосшибательным нарядам. Нет, этот номер у тебя не пройдет! И потом, ты и впрямь считаешь, что завтра будешь моложе, чем сегодня?

Ну, такие доводы из гроба достанут!

Наряд получился замечательный. Силуэт в стиле «пушкинской Натали»: тончайшая, ослепительной белизны блуза с широкой оборкой французских кружев, спускающихся с плеч. Многоярусный плетеный мягкий пояс «американка» цвета жухлой травы, с изящными пряжками, бронзовыми висюльками с позолотой, сотворенными руками художника из Таллинна, оказался как нельзя кстати. Нижняя юбка в тон поясу на ладонь выступала из-под бархатной юбки цвета вороного крыла. Туфельки на одиннадцатисантиметровом каблучке того же цвета, что и нижняя юбка, элегантная «Северная чернь» в качестве украшений - сережки, кольца, браслеты на запястьях и выше. Волосы, убранные под гибкий серебряный обруч. Завершали композицию только что появившиеся на прилавках Москвы французские духи фирмы «Ланкоме» «Мажи нуар». Все это в свое время как бы случайно стекалось в мой дом и «выстреливало» в нужный момент. Благо, что мы с младшей сестрой умели шить, особенно она - посольские жены считали за большую удачу попасть в ее руки. И на фоне автоэкспортовских, внешторгрекламовских и МИДовских дам я выделялась своим эксклюзивом. Те в «сафари» и «джинсе», а я в крепдешине, гипюре, или вязанных Татьяной нарядах…

Я уже работала в МВЭС, в здании на Садовой-Сенной. В туалетной комнате, к моему удивлению, женщины, не стесняясь, с восхищением разглядывали мой наряд: вышивки, мережка, искусное вязанье монахинь прошлого века...

- Франция?

- У меня своя маленькая Франция на дому, - с удовольствием отвечала я им. - Сестра и «бабушкины сундуки».

Вот так – «голь на выдумку хитра»! А в «Автоэкспорте», меня, оказывается, называли «артистка».

Я рассмеялась, вспомнив девочку во дворе дома в Набережных Челнах. Она, всплеснув ручками при моем появлении, с восхищением рассматривала мой наряд: бусы-ромашки из бисера белого и салатного цвета, заплетенные в волосах, босоножки на высоком каблучке, сарафан фисташкового цвета из немецкого гипюра, из-под которого выглядывали русские кружева. Господи, как же смело я одевалась, даже по нынешним временам! Вот что значит бескомпромиссность молодости!

- Тетя, вы артистка?

- Все мы, дорогая девочка, в этой жизни артисты…

Бал удался как никогда. Я даже забыла о своей усталости. Борис на этот раз ухаживал за женой главного гаишника города. Не в пример мне, она любила и шампанское.

Я гуляла по залу как кошка, сама по себе, переходила от одной кампании к другой, рассыпаясь в поздравлениях. Уезжая в командировку, я успевала участвовать лишь в концепции бала. А когда увидала итог, восторгу не было конца! Всех хотелось обнять, пощебетать, покружится в танце.

Татьяна увлекла меня в бар к гостям. А любительница шампанского превратилась уже в персонаж из сериала «Семнадцать мгновений весны», если только без горжетки.

- А-а-а! Явилась! - заплетаясь ногами, она подошла ко мне. - Если не пьешь, то хотя бы искупайся!

И вылила шампанское мне на голову!

Я юркнула в зал. Кто-то подхватил меня и закружил в танце. Вот и вальс плавно перешел в твист, уже образовался единый круг. Б-ац! И напротив меня, можно сказать, «Дюймовочка» с роскошной, цвета спелой ржи, длинной и пушистой копной волос Наташа Новицкая теряет равновесие и падает. Немудрено! Паркет натерли с «прозапасом», чтобы на завтра «генералитету» тоже досталось. И тут в зале появляется Борис. Его партнершу после пассажа со мной погрузили в «Волгу» и увезли домой, и он вспомнил о жене. Он дергает меня за руку. От неожиданности я теряю равновесие. Еще можно было спасти ситуацию… Но командировочная усталость взяла верх, и я пошла по линии наименьшего сопротивления, Бог с ним, Наташа вот упала, и ничего… И все бы действительно ничего, но, падая, я подбила свою гостью из Самары. И она не нашла ничего лучшего, как со всего размаху приземлиться на мою голову. Треск черепушки…

Очнулась на руках мужа в фойе между баром и танцзалом.

- Очнулась?.. Идем танцевать. Делай вид, что ничего не произошло.

- Мне плохо… При чем здесь люди!

Душила тошнота. Но вокруг стояли взволнованные сотрудники. Пришлось подавить свое желание сделать «цурюк эссен», а муж уже волок в зал. Оттаскав танец, на середине второго обессилил и сбросил меня на кушетку…

Хотя мои друзья из УВД выдали мужу пропуск «на линии не останавливать», домой мы возвращались «огородами», поскольку количество выпитого превышало все дозволенные нормы. Ну и попали в занесенную снегом яму. Выталкивали машину втроем. Вытащили. Я же осталась в яме. Свернулась калачиком, не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Но про меня вспомнили...

На следующий день Новый Год встречали, как всегда, у нас. Собралось больше двадцати человек. Крутилась, как «ветряная мельница» и «скатерть самобранка». Всем было весело. Мне тоже. Якобы. Едва отбилась от новогоднего гулянья. Так хотелось, чтобы никто не «кантовал»! Из последних сил быстренько убралась, вымыла полы, сервировала стол, и, до прихода гостей, легла прямо на стулья. Какое блаженство!

Это «состояние» - головные боли - стало нормальным явлением с четырнадцати лет. Становилось легче, лишь когда начинала течь кровь из носа. Об этом знала моя одноклассница Валя Руднева. Мы шли с ней в школу, когда опять нестерпимой болью пронзило голову. Она, зная это по меняющемуся цвету моих глаз, со всей силой тюкнула меня кулаком по носу. Кровь побежала ручьем! Полегчало. В замужестве головные боли усилились. Мужу это быстро надоело, и я старалась не привлекать к себе внимания, понимая - никто мне не в силах помочь, ни родные, ни близкие.

Ну, а сейчас мне уже ничего не помогало, даже обезболивающие. Мне бы «день простоять, да ночь продержаться». Вот гостей провожу, возьму отгулы и отосплюсь, и все встанет на свои места, так уговаривала я себя...

Нелетная погода задержала гостей на неделю. Наконец, все позади, я вышла на работу. Но моего рабочего состояния хватило ненадолго. К ужасу моих коллег я «сползла» по стеночке...

Очнулась на больничной койке в отдельной палате лучшей клиники города – Управления внутренних дел. Там к тому же работала на полставки моя Лилия Константиновна Васильева. А ежедневный контроль за моим состоянием здоровья доверили лучшему терапевту.

Я еще спала, когда врач входил в палату. В течение дня он делал это неоднократно. Он интересовался моей жизнью, начиная с рождения. Влез буквально под кожу. Потому поставил перед главным врачом вопрос об охране палаты от многочисленных посетителей, главное, родных. Мужа возненавидел люто. Называл его не иначе как жестоким эгоистом и душегубом. Я от души смеялась над его точным определением. В один из дней он сделал вывод:

– Галина Ивановна. Может быть, вам это и в голову не приходило, но у вас на самом деле нет друзей. Есть самовлюбленные эгоисты. Им за честь придти к вам в палату и только, о вас они меньше всего думают. Не понимают они того, что вам нужен покой. Я вам советую настоятельно сделать переоценку ценностей, иначе все закончится для вас плачевно... Вы читали Гессе? - закончил он неожиданным вопросом.

Книга «Степной волк» произвела не меня странное впечатление. Я не готова была тогда оценить ее по достоинству, но разговор не прошел даром. На многое я уже смотрела другими глазами. И была благодарна за жестокий урок. В дальнейшем жизнь сама распорядилась. Она предоставляла обстоятельства, и круг «друзей» сужался...

Я проснулась, едва оторвав себя от удивительных ощущений: с необыкновенной легкостью и с огромной радостью летела по длинному тоннелю ... впереди золотой свет, и… очнулась.

Поняла, что подошла к критической черте...

В то утро я долго ждала прихода своего терапевта. Не дождавшись, усилием воли мобилизовала себя, спустилась в ординаторскую. Меня раздирало любопытство, могут ли врачи по одному виду человека определить его уход в мир иной?

- Меня отстранили, - как-то странно улыбаясь, сообщил он. - У вас теперь другой терапевт.

Но, ни проницательный терапевт, ни коллега, сидящий с ним в ординаторской, не заметили мое состояние.

Путь в палату стоил запредельных усилий. Интересно, сколько я смогу еще продержаться? В четыре часа должна придти Лилия Константиновна. Надо дотянуть.

- Кто к нам пришел! Какая женщина! - воскликнула Л.К., подключая присутствующих.

- При моем появлении уже мухи дохнут, а вы все «какая женщина», - отшутилась я. - А это ничего, если я вот тут у вас в кабинете возьму да и умру?

Л.К. внимательно посмотрела на меня:

- Быстренько вколи ей…! - в ее голосе звучала тревога.

Медсестра успела лишь ввести инъекцию, как меня позвали на выход, пришел сын. Только я успела дойти до него, как поняла - время «Ч» настало. Мгновенно оценила крепость бетонного пола. Хорошо, если падая, сразу отправлюсь на тот свет…

Автоматически вцепилась в пожарную лестницу:

- Дима! Врача!

Очнулась в палате.

- Долго я была в ауте?

- Примерно полчаса,- ответил сын.

- А где врач?

- Она ушла.

Выписывали меня с бессрочным бюллетенем. На прощанье терапевт и главврач сказали:

- Мы бессильны чем-либо вам помочь, потому не закрываем больничный лист. Ваше состояние здоровья заставляет сказать правду: езжайте туда, где вас будут ценить, где вас будут любить. Но, как чрезмерная ненависть, так и чрезмерная любовь может привести вас к одному концу – летальному.

А моего терапевта отстранили не на пустом месте...

- Его теперь надо самого спасать, - сказала Лилия Константиновна. - Он когда влюбляется, кончает жизнь самоубийством.

Как я поняла, терапевт перехватил мое состояние, и жалость ко мне обернулась для него чуть ли не трагедией. Его спасли. Но в клинике не оставили…

***

Странный был месяц март в Мисхоре. Туманы, ползущие с гор, оказались не лучшим лекарством. К моему удивлению стало закономерным - ночью мне становилось труднее дышать, словно не хватало воздуха. Днем все в порядке. Но стоило только лечь спать, как просыпалась от удушья. И тогда остаток ночи приходилось сидеть в кровати, прислонившись к стене.

В ту ночь я была «на грани». Я металась по кровати, словно на меня набросили удавку. Я все пыталась от нее избавиться, и только под утро затихла...

Проснувшись, узнала, что в номере подо мной умерла молодая женщина. Астма…

Дома жизнь побежала, как всегда, стремительно и насыщено. Из Москвы приехала съемочная группа студии «Центрнаучфильм». Я консультант и организатор. Напряжение особое, ответственность за сроки – вдвойне. А головные боли, ... а спина!.. И еще непонятно что!.. Это был такой «хор» внутри, дышать - невыносимо, словно я натыкалась на лежащие в легких кинжалы, острия которых кто-то прокручивал для еще большего впечатления! Я перешла на поверхностное дыхание и разговор, чтобы вибрации - не выше переносицы, не затрагивая мозги…

Уже, в съемочном автобусе, я на полном серьезе решала для себя проблему: а что если покончить с таким существованием! Как это будет выглядеть? Вот сейчас на ходу раздеру двери автобуса и брошусь под колеса вон того грузовика... Нет, лучше под гусеницы вон того трактора... сразу «в ленточку»!..

Но вот мы уже на территории КамАЗа, и надо работать.

Надо! Надо! Надо! Недавно услышала интересное определение: «Сильный потому и сильный, что всегда делает не то, что хочет, а то, что надо».

Наконец, съемки закончились. Начался монтаж фильма. Сдача во «Внешторгрекламе». Москва. Возглавлял комиссию аж бывший директор кинофильма «Волга-Волга»!

- Надо же, я работал с самой Орловой! А тут приехала какая-то Бибикова, из какой-то «Тьму-Таракани», и я у ее ног!

Так что сдача фильма затянулась. Но все пошло на пользу. День за днем мы с режиссером приходили в монтажный цех на студию дорабатывать фильм. Вклеивали и перетасовывали, дополняли и уточняли. Директор «Волги-Волги» наконец, понял всю тщетность своих притязаний. Фильм приняли. Но главный суд ждал меня дома, особенно - суд Главного конструктора КамАЗа Баруна Владимира Наумовича. Он не обладал покладистым характером. Вдобавок, ранее консультантом таких фильмов был только он. Потому вдвойне было отрадно получить из его уст похвалу:

- Пожалуй, это лучший фильм о КамАзе. Не ожидал. Молодец!

К нам из Казани приехала очередная киносъемочная группа.

- Что с тобой? Ты словно кого похоронила, - спросил Вахит. Он уже не в первый раз приезжает на КамАЗ, и не в первый раз работа объединяла нас.

- Похоронила. Отца.

- Но это естественная скорбь. А у тебя что-то другое.

Через несколько дней я уже была в Казани. Мы приехали в клинику, где нас должен был принять его друг, экстрасенс, диковинка по тем временам большая. Он лечил гипнозом и мог одним взглядом поставить человеку диагноз. К нему приезжали со всех концов не только Татарии, но и из-за рубежа.

Народу было - не протолкнуться! Попали в обеденный перерыв, потому приехали к нему домой. Лицо лекаря было бледным, бескровным, мне даже стало жалко его и стыдно, что я тоже оказалась не лучшей из той толпы. Тот же вампир, по сути, даже восстановить свои силы в обеденный час не даю, и Вахит из-за меня не щадит своего друга.

Отрешенно поглощая молочную тюрю, он бесстрастным глазом просканировал меня.

- Ты зачем ее привез?.. Я ей не помощник, – потом оглядел Вахита, - и ты тоже.

Вахит растерялся.

- Я же тебе рассказывал о ней!

- Ну и что? Не лезь в ее историю! Она тебе не по зубам.

Но обескураженный вид друга вернул его на землю.

- Хорошо. Сядь на стул. Разуйся. Поставь носки вместе... Та-а-к… Ты приходишь в себя только к одиннадцати часам... Ты правильно сделала, что не согласилась на операцию. Камень в почке уже на выходе.

А я даже и рта не открывала.

- А спина? А голова? - запричитал Вахит.

- Я сказал, не лезь, куда не надо! Ни ты, ни я ей не помощники.

Как ни странно, я поняла его. Я давно уже ощущала - что-то другое, пока мне еще не известное, а врачам тем более, стоит за всеми этими запредельными «болями». Это я ощутила еще когда годом раньше мучилась и мучила всех вокруг загрудинными болями в районе сердца, грудной полости, и вот теперь - в голове...

1980 год.

Лето было занято очередной компанией по подготовке автомобилей к рекламным съемкам. Планировала «автопробег по бездорожью», по маршруту первых грузовых автомобилей советских времен. Я уже согласовала эти планы с Главным конструктором, с директором техобслуживания Самарканда и других точек маршрута. Надо было успеть сделать многое.

Но головные боли по-прежнему не давали покоя, они не только не уходили, но нарастали! Больше двух часов я не выдерживала, головная боль опускала веки, хоть подставляй спички! Да и весь организм просто вопил! Любое напряжение мышц спины приносило невыносимые страданья, дышать было нестерпимо! И я приспосабливалась. Чаще боль, отступая, призывала на смену другую, еще более пронзительную и затяжную! А от моих густых каштанового цвета волос осталась жалкая четверть! С трудом умудрялась провести оперативку. Слава Богу, у меня был золотой коллектив и руководство управления во главе с Алексеем Ивановичем Насакиным. Авторитет, заработанный ранее, уже работал на меня.

Больница, где работала Лилия Константиновна, была в ста шагах от офиса. В обеденный перерыв я забежала к ней. Она стала настаивать на госпитализации.

- Через две недели, не раньше. Вот отправлю автомобили на маршрут, тогда… - отбивалась я. - А вообще, какова у меня перспектива?

- Выгляни в окно. Видишь на носилках женщину? Ее везут в Казань. Опухоль. Сама понимаешь, какая. Хорошо, если довезут…

Ранее, апробировав на мне все, что можно, Лилия Константиновна теперь перешла на другую форму лечения – наблюдать. Она предоставила мне отдельную трехкомнатную палату. Спать, спать, спать. Фрукты, фрукты, фрукты. И чтобы никто не мешал!

За чашкой чая и всякой вкуснятиной мы сидели с ней в моей «одиночке», и только ее пристальный взгляд, сосредоточенный на очередном рентгеновском снимке, говорил, что все не так просто в «датском государстве».

- А это что еще? - ее рука с карандашом зависла над снимком в том месте, где располагалась шишковидная железа. Кроме всего прочего над ней хорошо просматривалось образование величиной с добрый грецкий орех густого молочного цвета.

- Что это они там себе позволяют? – возмутилась она, понимая, что я за спиной и тоже все вижу. Картинно разорвав снимок, Лилия Константиновна бросила его в корзину.

На этот раз я ничего не уточняла и не выясняла. Я про себя отметила: мое душевное равновесие не было нарушено, а ведь для этого, казалось бы, такая веская причина – опухоль! Но не было даже желания проанализировать – почему…?

Улучив момент, Лилия Константиновна вытащила из мусорной корзины разорванные куски и спрятала их в портфель. Как всегда, ничто не выходило из поля моего зрения, но я опять сделала вид, что ничего не заметила. А этот ее «финт» меня почему-то развеселил… Я уже знала чего-то такое, но, как та собака, не могла сказать. Пока. До поры… до времени, решила я!

Наступила пятница. Впереди целых три дня покоя без врачебного присмотра. Я просила друзей и родственников не навещать меня: разговоры давно стали в тягость, как ни старалась не поднимать вибрации голоса выше переносицы, мозг все равно страдал, и я замолкала или переходила на шепот.

Утро принесло странные ощущения – нечеловеческая боль словно разделила туловище на две части - под кожей на спине вдоль позвоночника непонятно откуда взявшийся странный бегающий огонь с нечеловеческой силой раздирал живую плоть и скакал вверх-вниз, нещадно кусая... И ... жуткое ощущение – у меня «отнимаются» ноги! На уровне копчика непонятное жжение с прострелами такой силы, такой неземной боли!

Нет подходящих слов, чтобы выразить свое состояние, если бы надо было его описывать Лилии Константиновне, - мелькнула мысль... И не к кому обратиться за помощью. Выходные...

А, может, и хорошо? Ну чем мне могут помочь врачи?.. Очередной консилиум? Все равно я им непонятна... И, слава Богу, что их нет, некому пичкать меня бесполезными лекарствами и ненужными процедурами....

И тут я ощутила, словно «кто-то» помимо меня дирижировал моим поведением, заставлял не паниковать... И я не паниковала. Я вставала, преодолевая нечеловеческие боли, продолжала ходить, накручивая круг за кругом по пустым комнатам больничной палаты… до изнеможения, до последней капли силы... и … бросалась в постель...

Но на спине в районе позвоночника ощущение огня усиливалось,… он пульсировал… пытался вырваться, расширить пространство, и я выгибалась. Но и это не помогало… И я переворачивалась на живот... На какое-то мгновение наступало затишье… И я засыпала... Но тут же просыпалась и ощущение, что ноги якобы отнимаются, заставляло опять ходить, ходить, ходить, а потом опять бросаться в постель...

Но ничего не помогало... Беспощадный огонь продолжал свирепствовать...

Началась нечеловеческая борьба за выживание... Только кого с кем? В одно из таких мгновений перед моими глазами встала картинка детства: мужик, словно факел, выбежал из нашего подъезда, бросился на землю и начал кататься по ней, пытаясь сбить пламя. Тут подоспели соседи, кто с ватными одеялами, кто с подушками. Они сбивали пламя, а потом обложили бедолагу этими одеялами и подушками со всех сторон, пока огонь не стих... И я, из непонятно откуда взявшихся сил, поднялась, собрала подушки с соседних кроватей, обложилась ими, и... словно исчезла из пространства...

Затишье дало силы, и я словно притерпелась к страданьям, если это было вообще возможным…

Так я промаялась день, второй и только к концу третьего дня «пожар» локализовался и отступил...

Господи! Как хорошо, что я была одна в палате! И все претерпела… И никто не мешал быть собой...

Когда утром пришла Лилия Константиновна, я лишь ввела ее в курс. Как и ожидала, она лишь молча, в глубокой задумчивости выслушала мой рассказ...

И только спустя семь лет уже в Москве, когда в мои руки попадет «Агни Йога» и «Письма Е.И. Рерих», я узнаю, что этот «пожар» ознаменовал собой пробуждение священного огня… Кундалини…

А завершающая его стадия произойдет уже в Москве: Кундалини тихо, мягко и ласково, словно гусеница, побежит по позвоночнику там, где для него уже проторены каналы со времен проживания на «священном плате Татарии» (как перефразировала я слова Учителя)… Побежит и затаится…

От этого Набережно-Челнинского периода у меня сохранилась фотография, сделанная сотрудником моего отдела рекламы - Володей Шушаковым. И вот как это было.

Май... Я сижу за письменным столом, вся ушедшая в работу и отделившая себя от нечеловеческих болей… Володя забежал в кабинет, в очередной раз сказал, что остались хвосты от пленки и их надо реализовать. Потом, пристально посмотрев на меня, принес веточку черемухи.

- Она подчеркивает цвет ваших глаз.

А это у меня так всегда, когда внутреннее напряжение зашкаливает и они становятся изумрудного цвета. Вдобавок, сняла с шеи Любы Бакиной ожерелье с янтарем. А зря! До сих пор спотыкаюсь об эту «постановку».

- Галина Ивановна, смотрите, какие странные пятна получились у вас на груди на этой фотографии! Что я только ни делал, чтобы избавиться от них, сколько бумаги перепортил, ничего не помогло!

Откуда нам с Володей тогда было знать, что эта фотография уникальна, и пройдет еще немало лет, прежде чем я оценю ее во всей красе. И поможет мне в этом мой любимый поэт – Эдуард Балашов…

«В эпоху сближения миров особенно усиливается центр сердца. Но возжечь Огни сердца труднее, чем осуществить поднятие Кундалини». (Из писем Е.И. Рерих, том 3, стр. 680)

Несколько лет спустя из «Писем Е.И. Рерих» узнаю: оказывается, невозможно в больших городах без последствий для организма достичь открытия энергетических центров…

- А как же я? - бросила я в пространство вопрос.

- Чистое плато Татарии, - тут же услышала ответ Учителя М.

А сейчас знаю: Набережные Челны, Казань занимают первое место в рейтинге российских городов по экологии.

«Чистое плато Татарии»…

Но какова сила мысли Учителя! Как ему удавалось направлять мою Лилию Константиновну в нужное русло и не позволить управиться с моей якобы опухолью радикальным способом…

А сколько до сих пор непоправимых ошибок допускается врачами по невежеству, отсутствию знания тела тонкого, «когда Тонкий Мир становится естественным продолжением жизни».

«Справедливо при утончении сознания чувствовать, как наша сущность заключена в плотную оболочку. Конечно, явление боли неизбежно, когда тонкое тело соединяется с системой нервов на поверхности тела. Кроме того, тонкое тело при возвращении завоевывает свое помещение. Уже знаете, что тонкое тело несколько выше земного и потому каждое возвращение сопряжено с неудобствами. Ощущение постоянного выхода тонкого тела неизбежно, когда Тонкий Мир становится естественным продолжением жизни. Для врачей могла бы сложиться серьезная задача - отличить боли, происходящие не от заболевания, но от движения тонкого тела в плотной оболочке. Так можно и этим медицинским путем подходить к ощущениям тонкого тела. Так можно связать две задачи: духовную и физическую». («Сердце», 297)

1980 год. Представился случай, и Лилия Константиновна отправила меня в Свердловск в научно-исследовательский институт физиотерапии. И попросила навестить ее бывшего однокурсника. Тот был главврачом военного госпиталя.

То, что я увидала в нейрохирургическом отделении, ввергло меня в шок... В нем лежали еще воины времен Великой Отечественной, получившие ранения. Но какие! И потому для них белый свет закончился там, на пороге клиники. Родные, как я поняла, уже давно получили на них «похоронки»…

За ними трогательно ухаживали медсестры. У меня сложилось впечатление, что они тоже со времен Отечественной, тут и состарились вместе со своими пациентами. Откуда бы еще такая семейная обстановка!

У кровати этого больного сидела такая немолодая сестричка, и терпеливо, с любовью кормила того с ложечки.

- А теперь смотрите, - главврач с гордым видом откинул простыню, и я не увидела под ней ни рук, ни ног, ни туловища, одни трубочки-сосуды. От внутреннего ужаса я онемела. На меня смотрела «голова профессора Доуэля» из одноименной книги Александра Беляева!

Его глаза смотрели на меня иронично дружелюбно, посмеиваясь над моей реакцией...

Был поздний час, когда я явилась в институт. Палата, в которой я оказалась, была на шестерых. И когда включили свет, я чуть было не лишилась сознания. Люминесцентные лампы, словно визжащие электропилы, «впились» в мой мозг! Я тут же инстинктивно не нашла ничего лучшего, как положить быстренько на голову подушку…

На следующий день в палату по мою душу пришли суперинтеллигентная седовласая профессорша, доктор наук, наверное, еще бывшая студентка легендарного основателя института мозга профессора В.М. Бехтерева, поскольку таких лиц в нашей современной медицине уже не наблюдается, и ассистентка лет тридцати.

- Раздевайтесь.

Я оглядела коллежанок по палате.

- А нельзя ли отпустить их на обед?

- Да, да. Конечно. Вы свободны, - обратилась она к ним.

И те неохотно покинули палату. Но одна из них все же осталась.

Закончился осмотр, и мы с ней отправились на обед. И тогда-то я поняла: не только потому, что ей было любопытно - одной мне было бы труднее среди этих лабиринтов найти столовую. К тому же она теперь поняла - с такими показателями здоровья надо считаться. И потому верхний свет уже не включали, лишь настольные лампы. И говорили вполголоса. Спасибо, дорогие мои!

Мое продвижение по палате они определяли по дорожке из моих волос. И когда они бывали в городе, каждая из них старалась принести мне очередной тюбик крема для их укрепления. Это было так трогательно!

В эту ночь я не могла уснуть. Зловещий подземный гул! Он нарастал и нарастал! Земля тряслась под нашим фундаментально построенным зданием сталинской эпохи. Я замерла в тревоге. Что это? Война? По скрежету металла определила – идут танки... Их же делают на оборонном заводе в окрестностях Свердловска, да и через неделю парад на Красной площади в Москве!

Танки шли неторопливо, и земля под ними уже не просто гудела... Боль от этих жутких вибраций отзывалась в голове и щемила сердце так, словно кто положил на меня гранитную плиту, давил, давил и скрежетал по ней металлом. Лязганье гусениц о каменную мостовую заставило опять защищаться подушками. Так и простояла до рассвета под мирный храп соседок по палате.

- Опять я всю ночь не спала, - запричитала утром дама с коричневыми кругами под глазами. Ее кровать была у самого окна.

- А вот и не придумывайте! Все вы этой ночью прекрасно спали. И дружный храп, и даже колонна танков не помешали вам, так что радуйтесь: выздоравливаете, с вами уже почти все в порядке, - констатировала я, смеясь.

Обследование черепушки было интересным. На мою голову напялили тяжелый ажурный шлем с датчиками и подключили к стенду. Так я и узнала, что тогда в тот Новый год на балу в интерклубе я получила закрытую черепно-мозговую травму.

Убеленная сединами профессор, оглядев меня тревожным пронизывающим душу взглядом, на прощанье сказала:

- Держитесь, сколько сможете. Вы это сумеете.

Москва. Начало восьмидесятых.

В аэропорту Домодедово в ожидании нашего заводского «Як-семь» диспетчер КамАЗовской дирекции подвела ко мне невысокого молодого худощавого мужчину с искрящимися смешинками в глазах.

- Познакомьтесь, пожалуйста, это Ильдар Ханов. Замучил меня, «представь» да «представь»!

- Софи Лорен! Ну прямо Софи Лорен!

Я опустила, на мой взгляд, неудачное сравнение, правильно поняв: Софи - это его эталон красоты.

Ильдар оказался новатором-архитектором нашего города, тех самых «одиозных» скульптурных композиций: «ДНК» - символ жизни, отразившийся в слиянии двух начал; динамичные скульптуры борцов на стадионе; оформление прогулочных зон - словно оказываешься в одном ряду с обитателями мезозойской эры; необычное оформление кинотеатра «Батыр» в центральной части нового города.

Особое внимание его «коллег» сосредоточилось на скульптуре «Мать Мира». По высоте она была почти вровень с четырехэтажными «хрущевками». Она стояла недалеко от нашего дома на центральной улице старой части города имени татарского поэта Мусы Джалиля не случайно. Муса Джалиль был любимым поэтом татарского народа, его гордостью и честью. Поэт добровольцем ушел на фронт защищать Родину. Его, тяжело раненого, отправили в ад фашистского плена. Но не сломили. Он работал и в плену. Там он создал подпольную организацию. Готовился побег. Но, как всегда это бывает, где свет, туда проникает тьма, и предатель выдал его. Мусу Джалиля гильотинировали…

Я долго стояла, задрав голову, рассматривая «Мать Мира». Меня тогда захватила заложенная в ней экспрессия… «Мать», словно могучая небесная птица, бесстрашно стояла грудью на защите своих сынов Отечества... А монументальностью и еще чем-то очень характерным была схожа с египетским Сфинксом.

Как рассказал Ильдар, композиция не была завершена. Она так и осталась стоять «в черне». Помешали коллеги. Они подняли бучу вокруг «Матери Мира», и требовали взорвать. И даже было принято решение, да якобы подрывники не соглашались из-за опасения разрушить соседние дома. Почему «якобы», как сказал Ильдар, - да потому, что они, простые люди, не обремененные завистью, не были согласны с таким решением, и потому саботировали грамотно. К тому же, власть предержащие, видимо, не рискнули форсировать этот вопрос, боясь «сильных мира сего». За время работы вокруг Ильдара сложился ореол таинственности: врачи оказались бессильны, а он вернул к полноценной жизни Главного архитектора города, перенесшего тяжелейший инсульт во время командировки в Польшу; лечит первых руководителей республики, и не только; эпатирует его образ жизни – минималист, в тридцатиградусные морозы ходит в кедах и легкой болоньевой курточке; ни за кем конкретно не ухаживает, а женщины его обожают… И, тем не менее, к разочарованию своих поклонниц, впоследствии он выбрал-таки себе спутницу жизни, которая разделила с ним его образ жизни.

Еще до знакомства с ним я защищала его творчество на всех уровнях. Такую позицию разделяли и мои коллеги, и приезжающие друзья из Прибалтики, Москвы, дизайнеры, киношники, художники. Слава Богу, в самый разгар интриг в Японии вышел журнал, в котором Ильдар Ханов был назван архитектором будущего двадцать первого века. Это окончательно поставило точку в вопросе «взрывать или не взрывать».

Сотрудники все чаще и чаще стали просить меня обратиться к нему с моими проблемами по здоровью. Но Ильдар вдруг возник сам.

- Я помог многим. В их числе были и Фидель Кастро, и Святослав Рерих с женой.

Святослав Рерих! Тогда в восьмидесятые о Рерихах если и говорили, то шепотом, озираясь по сторонам…

- Ильдар, а как ты открыл в себе такой дар?

- У меня на глазах умирала мать. Она лежала уже безжизненная, похолодевшая. Мне так хотелось, чтобы она жила! Мне тогда было лет семь… Я рыдал и гладил ее холодные ноги. И вдруг ощутил - под моими руками они стали теплеть, теплеть!.. Так и выцарапал ее у смерти…

Ильдар в течение месяца что только ни делал, чтобы облегчить мои страдания. Но и он оказался бессилен.

- Все! В следующий приезд я сделаю вам прижигание.

Понял он или нет, что со мной происходит на самом деле, только прижигания не состоялись. Зато он положил на стол вырванные из какой-то неизвестной мне тогда книги несколько страниц печатного текста форматом в пол-листа с краткими пронумерованными тезисами. Теперь-то я знаю, откуда эти «странички». Это были странички из «Агни Йоги». И, получается, первым ее вестником в моей жизни стал Ильдар…

При следующей встрече я вернула их.

- Ну и как?

Я пожала плечами:

- Ничего нового.

- Замечательно! Иного ответа я и не ждал. Только ты все равно придешь к нам.

«К нам?» Это к кому? - хотелось поддеть Ильдара…

Десятилетие спустя, когда я уже работала в Международном центре Рерихов, Л.В. Шапошникова позвонила мне:

- Галина Ивановна, зайдите.

Я открыла дверь кабинета. Напротив Л.В. сидел Ильдар и смотрел на меня смеющимися глазами.

- Познакомьтесь, это тот самый гениальный скульптор из Татарии, о котором я тебе говорила – Ильдар Ханов.

Ильдар, продолжая оглядывать меня, встал со стула, и под недоуменный взгляд Л.В. мы обнялись.

- Ну я же говорил тебе, что ты придешь к нам.

Я обрадовалась нечаянной паузе и ушла в музей за «глотком свежего воздуха» к моей любимой картине Н.К. Рериха – «Да здравствует Король». Меня спасала эта якобы молчаливая беседа с Учителем. Его глаза при нашей встрече оживали, и из них начинал струиться такой мощный свет Любви, что я тогда едва сдерживалась, чтобы не взмыть в воздух!

И в этот момент появился Ильдар. Все произошло мгновенно! Он перехватил мои руки, развернул к себе и со всей силой ударил о мое тело своим, словно в литавры. Я ахнула, и словно пробка вылетела из моего «сосуда»! И куда девалась эта затяжная мучительная боль в моем самом уязвимом месте, появившаяся вскоре с моим приходом в Центр!

- И больше не позволяй никому так с собой обращаться!

Мы поняли друг друга без лишних слов.

Р.S. 2015 год. Москва.

Если бы я не знала законов Космоса, а главное - силы мысли, это можно было бы назвать мистикой…

Я еще не закончила главу об Ильдаре, как раздался телефонный звонок! На проводе не частый абонент - Наташа Н., бывшая коллега по управлению внешних связей КамАЗа.

- Галина, быстро включи ТВ-3, поговорим потом.

Я более тридцати лет стремилась встретиться с Ильдаром, и ведь рукой подать...

Из прессы знала о его подвижническом образе жизни: по примеру великого царя Моголов Акбара на территории своей усадьбы в двадцати километрах от Казани Ильдар построил храм всех религий. Когда едешь в поезде, можно увидеть его творение – копию в уменьшенном размере резных многоцветных куполов Храма Василия Блаженного; тонкую, уходящую в небо, стрелу мечети. И вот теперь ко мне в дом с экрана телевизора вошел Ильдар! Годы несколько изменили его... Куда девался озорной блеск глаз! В них равновесие и Любовь. Он стал похож на египетского жреца и Далай-ламу одновременно, а на голове шапочка, как у Папы римского. За его спиной я увидала крупную бронзовую фигурку Будды, сидящего в позе лотоса. Сам Ильдар был при исполнении своего главного делания. Главного ли?.. В его руках был странный предмет в виде утюга. Им он делал клиентке массаж. На переносице другой, сидевшей в кресле, восседали странные огромные «очки», в которые были вмонтировано подобие «гильз». «Расческой» он «снимал» с щитовидной железы проблемы еще одной клиентки. Вокруг него висели, стояли, лежали приборы, причудливые механизмы…

- Я не молод, - пояснял он, - и делать массаж руками уже трудно, потому у меня столько изобретений. Исходный материал привозил из Японии, Китая, Индии, Америки, словом, откуда придется. Я приспосабливал их к работе, какие-то изобретал сам.

Для меня не было загадкой, из какого мира он приносил эти инженерные знания…

Потом телевизионная камера привела нас в его художественную мастерскую. Потолок венчала роспись, словно в Сикстинской капелле. Вдоль стен стояли многочисленные картины. И в заключение диктор раскрыла нам тайну – лишь ночью Ильдар остается наедине с собой и «отправляется в другие миры».

Звонок. Наташа:

- Галин! Ты представляешь! В кои века я днем оказалась дома. Ты же знаешь, как мне приходиться работать. Так редко включаю телевизор, да еще этот канал. И тут передо мной Ильдар. Ну я сразу тебе звонить. А то, что ты сейчас пишешь главу о нем, прямо мистика. Как все намагнитилось, как ты любишь говорить!

Когда живешь, как жизнь идет,

Тогда и жизнь в тебе течет.

И в вечном ходе бытия

Восходит в вечность жизнь твоя.

- Эдуард Балашов. 1987 г.

1985 год. Весна в самом разгаре. Дорога из Набережных Челнов до Самары шла при затмении луны. Из окна «Жигулей» я наблюдала это явление от и до…

Чистое ночное небо благоприятствовало размышлениям… Вот так, если бы не переезд, я бы и не знала об этом событии в жизни планеты... Астрономию из школьной программы исключили как раз перед нашим носом, носом родившихся в сорок четвертом… Хорошо это или нет - наверное, нет… Время было такое. «Его не выбирают. В нем живут, и умирают…» Ну не привыкли мы, советские люди, придавать такому явлению значение большего, чем просто факт и очередное развлечение - посмотреть на солнечное затмение через закопченное стеклышко безо всякого акцента на необычность и существование другой жизни вне Земли... Оно не трогало нас ни плохой, ни хорошей своей стороной, а главное - не мешало жить и полностью отвечать за свои поступки, не перекладывая наши проблемы и неудачи на гороскоп. Нас ориентировали на героев страны, их подвиги и трудолюбие. Все происходило само собой без оглядки на Астрологию, так, как происходит в параллельных мирах.

Так думала я, отправляясь в неизвестность под знаком лунного затмения, оставляя позади замечательный отрезок своей жизни…

А в письме Елены Ивановны Рерих от 19 июня 1937 года я потом запнусь о такие строки, что станут мне ориентиром на всю оставшуюся жизнь: «Некоторое понятие об Астрологии надо иметь. Но следует всегда помнить, что свободная воля является самым мощным фактором во всем и может изменить многие знаки, и самые тяжкие могут оказаться наиболее способствующими успеху. Один из малых знаков сумеет создать великое построение, другой из самых лучших сложит курятник. Все великие духи всегда имели трудный гороскоп. Астрология наука очень сложная, именно при изучении и особенно при толковании ее необходимо иметь накопленную психическую энергию. Самый сильный ключ к Астрологии утерян для Запада. Кроме того, в древности ученый астролог был и хиромантом и умел читать по ауре. Только такое сопряженье может дать близкое определение характера и связанной с ним судьбы».

После этого откровения пришла мысль: знали об этом и в верхних эшелонах власти Страны Советов, знали и Живую Этику, и Библию, и все Учения, посланные нам Сверху… Все десять заповедей Христа в прямом или косвенном толковании вошли же в Устав коммунистического общества.

Свое же отношение к гороскопам я выразила в четверостишье:

Все гороскопы лгали,

Когда с тобой нас разлучали.

Неповторимость личности твоей

Стоит гораздо выше. И родней.

***

Отдохнув у сестры в Самаре, через день мы уже ехали по Москве… Внутренний слух назойливо заполняли звуки похоронного марша… Он уже клокотал у меня в гортани! Он вырывался из моих ушей, ноздрей!..

- Борис, мы что, уже подъезжаем к дому?

- Да. Минут через пять будем на месте.

- Тогда можно я озвучу? Сил больше нет сопротивляться.

И я под недоуменный взгляд мужа огласила его торжественные ноты...

Много позже, когда я осознала многое, в то январское морозное утро 1994-го, когда народ выбирал свое будущее, и оно было за коммунистами, прогремел гром, и молния расчертила небосвод так, что он засиял нежнейшей бирюзой, из меня вырвались такие строки:

Громом! Громовою бирюзой

Я омою чистою слезой,

Город, где мы встретились опять,

Где завещано мне жить и умирать.

Город, где цветет мой Алый цвет,

Потому дороже града нет.

Потому что Аленький цветок

Осветить тот город только мог!

Аленький мой цвет! Ты вознеси

Песню сердца там, на небеси,

Встань на страже мира и добра,

Чтоб не знала слез моя страна,

Чтоб сияли вновь ее пути, те,

Что с миром можно лишь пройти.

Громом! Громовою бирюзой,

Сердцем и Любовью, и слезой

Я омою. Только бы опять

Вновь и вновь могла б я помогать!

Вот так я получила программу на свое житие-бытие… «Город, где мы встретились опять, где завещано мне жить и умирать»…

И мы встретились… Опять…

- «Молния – это Мой знак»! - Учитель М.

1986 год. Москва.

Сын вернулся после службы в рядах Советской армии и вскоре оповестил о своем намерении жениться. Мы с отцом, ошарашенные таким известием, предложили хотя бы сначала сделать помолвку - походить годочек женихом и невестой, укрепиться в институте, а там видно будет. Но сын настаивал. Бурные переговоры затянулись за полночь. Волевым усилием останавливаю распри... Сын, расстроенный вконец, уходит на кухню...

Я стелила постель, когда передо мной, «растворив» стену между спальней и кухней, с иконы двух подвижниц, что висит у меня на противоположной стороне стены, явилась княгиня Озеронежская... Это была бабушка Катя!

Я и не удивилась даже. Всегда ощущала высокий дух бабушки, и все ее разговоры о нравственных постулатах жизни были словно страницы из Агни Йоги. Вот так и явилась, как на иконе: открытые ладони подняты на уровне плеч, взгляд полный мольбы, складки свободного монашеского платья колышутся от ее движений.

- Благослови! - ее голос был взволнован.

И одновременно на земном плане слышу голос мужа:

- Ну довели сына!

- Не мешай мне! Я говорю с бабушкой Катей! Чем благословить, бабушка?

- Иконой.

- Какой?

- Она у тебя на стене.

Бабушке я никогда не перечила. Иерархия в нашей семье – дело святое. Оговариваться - себе дороже. Я выскочила на кухню. Сын с затравленным лицом сидел под подаренной мне той самой иконой, Бог знает, какой давности, Святой Петры и Святой княгини Озеронежской. Бабушка смотрела на меня глазами княгини живыми, в них была боль и приказ. Руки, с обращенными ко мне открытыми ладонями, вскинуты на уровне груди, в благословении, и даже складки одежды еще колыхались…

- Все, Дима! Хватит страдать! Тебе с самого начала надо было сказать, что в нашей семье будет пополнение.

Позже, я «увидала» бабушку в том образе простой крестьянки, какой ее встретил в лесу со своей дружиной князь Олег: пшеничные волосы, глаза строгие серо-голубые, припухлые алые губы, тонко очерченный прямой нос, слегка продолговатый овал лица… Хороша! И сильна! Не побоялась Олега с дружиной, «отметелила» князя за желание надругаться над ее девичьей честью, да так, что тот сразу же выслал к ней сватов. И как Русь выиграла от такого «тандема»!

На следующую ночь, укладываясь спать, слышу ее голос:

- Скоро посвятим…

Что она имела в виду? И что все это значит? Она среди Наших?..

Сноха же родила нам чудесную внучку. Как ее назвать, мы уже знали. Мне бы с самого начала надо было догадаться, что родится девочка. Бабушка терпеть не могла мужиков, как она часто в сердцах говорила: «Что за бестолковые создания».

- Бабушка, а как же ты с такой позицией замуж пошла за деда Андрея?

- Э-э! Знаешь, как он на скаку на коня садился! А потом раньше не так замуж выходили - «люблю, не люблю». Чего ваше «люблю» на поверку стоит, если и года не прожили, а уже разошлись. А тогда мать с отцом смотрели, в какую семью отдают. Если родители живут дружно, уважают друг друга, значит, и дети будут так жить. Сосватают, свадьбу сыграют, вот тут и любовь начинается. Все проверяется и созревает в жизни. Такой брак всегда был крепкий.

- Так ты что, даже деда и не знала до свадьбы?

- Ну почему же. Знала. Дед был грамотный, из зажиточной семьи. Но последним в семье, седьмым. Отец долю-то всем отдал, а деду вашему ничего не досталось. Пришлось жить в семье отца. Ну зато отцу крепко пришлось раскошелиться. Прислали сватов. Те вернулись, а отец за голову схватился:

- Сколько?.. Что там за царица Савская?.. Обойдешься! Вон женим тебя на Степаниде, и девка хорошая!

- А мне кроме Катерины никто не нужен, - заявил дед.

Тут отец не выдержал, сам пошел на смотрины. Приходит и говорит:

- Да-а! Такая того стоит!

На том и порешили. Сыграли свадьбу. Только я все равно свои порядки принесла в дом: они-то все хлебали из одной чашки, а у меня была своя тарелка, и ложка, и вилка, и полотенце. Свекор любил брать меня на ярмарки. Я надевала тогда всегда самый красивый наряд... У нас быстро товар разлетался. Батюшка захочет что-то купить, так сначала у меня спросит, выгодно или нет. Я ему быстро все в уме посчитаю, и только тогда он принимал решение. Ох, как снохи меня не любили! А он им только в ответ:

- Как будете с таким умом и красотой, так и вас возьму. Так что не мутите воду!

Я любовалась каллиграфическим почерком деда Андрея, такого искусства сегодня уже не увидишь. И вот этим каллиграфическим почерком дед в двадцать девятом году написал заявление в правление сельсовета: «Прошу освободить меня от членства в колхозе, так как я не согласен с политикой партии и правительства в линии проведения коллективизации».

Вот так! И это-то по тем временам!

А было это так. Когда закончилась гражданская война, стали организовывать колхозы. И, как бабушка рассказывала, вся голытьба и лентяи встали у власти. У тех, кто трудился и потому был «зажиточным», они отобрали все. Согнали в сарай коров, а сами закрылись в правлении, и началась очередная пьянка. А не доеные коровы душераздирающе мычали на всю деревню. Бабы не выдержали и пошли на поклон к Екатерине Игнатьевне. Ранее они пытались уговорить ее возглавить колхоз, но она отказалась.

Бабушка взяла вожжи, и отправилась наводить порядок. Выпустила вначале всех коров. Потом вошла в сельсовет, где «новая власть» пьянствовала, и стала налево и направо охаживать их вожжами. Председатель стал орать:

- Андрей! Уйми свою б…

И дед дал тому в морду. После чего и написал это заявление. Что за этим последовало, «козе понятно». В кутузке дед понял, что времена изменились, был ли ты чапаевским конармейцем или нет, роли уже не играет... От расправы его спасла бабушка. С пятимесячной Настей на руках она дошла до «всесоюзного старосты» Михаила Калинина. Настя, мамина сестра, впоследствии народный судья, как называют ее - совесть Белоруссии, в качестве шутки выдает иногда в своем окружении, что была на приеме у Калинина. Все хохочут, и спрашивают, сколько же ей тогда лет. А попасть на прием к Калинину помог бабушке Кате генерал. Во время гражданской войны тот был ранен и, волею судьбы, его разместили в их доме, и бабушка выходила его. «…К нам приехал генерал. Весь израненный и жалобно стонал…» Бабушка, когда слышала эту песню, смеясь, говорила, что это про нее. Генерал, было, хотел переманить бабушку в Москву, но не тут-то было. А сейчас его помощь оказалась как нельзя кстати. Спас. А из деревни посоветовал немедленно уехать. Так они оказались в Самаре. Так дед Андрей стал литейщиком на девятом шарикоподшипниковом заводе. Но с того времени был «тише воды и ниже травы». Мне было его всегда так жалко, когда бабушка осекала его в разговоре - «Дед, помолчи!» или припоминала ему всякие его извивы жизни:

- А-а-а! Бросил меня с детьми в голодное время. Думал, мы сгинем?.. А я всех еще и поставила на ноги! И образование дала...

Вот почему я и спросила бабушку: «Как же…»

Меня долго занимал вопрос, в какой связи состоит Е.И. Рерих с Христом? И спустя немалый срок бабушка Катя явилась в своей незамысловатой одежде, что носила при жизни: в белой блузке, темной пышной и длинной юбке, в повязанном на голове белом платочке и с простым деревянным посохом в руках. Она села посреди комнаты на все тот же табурет, что смастерил дед Андрей, поставила перед собой посох - я даже услыхала его стук - оперлась на него обеими руками, она всегда это делала, и, не меняя выражения сосредоточенности на лице, словно мы с ней только что расстались, сказала безо всяких прелюдий:

- А Мария живет на тридцать третьем этаже. Занимается вопросами Космоса.

Потом много лет спустя в тетрадях Е.И. среди диалогов с Учителем я найду тому подтверждение. Но вопрос останется...

1986 год. Лето.

Галина вместе со своим другом Кольченко Володей зачастили в Москву. Тот работал начальником отдела проектного управления Волжского автозавода. Галина же вынуждена была отойти от журналистики, и организовала рериховское общество. Володя стал первым его председателем. Их интересовало все связанное с энергией в проявлении Мира Тонкого.

Тезка принесла с собой свои увлечения, заполнила ими мой дом, ввела в круг странного и не всегда интересного мне народа. Мой дом стал проходным в прямом и переносном смысле. Как это ни странно, мы с Борисом мирились с этим. Мало того, она пыталась вовлечь и нас в этот круг, и мы даже якобы вовлекались. Но любопытство заканчивалось разочарованием, и здравый смысл и занятость брали верх.

Мои друзья появлялись везде, где могли бы почерпнуть чего-то нового и интересного. Они уже были в деревне Молебка Пермской области, известной аномальными проявлениями. В Москве они обскакали все точки, где вещали о паранормальных явлениях. Здесь были встречи на квартире с уфологом Ажажей, знакомым с космическими разработками; бегали в элитную лабораторию на Фурманный переулок, на конференции к профессору Казначееву. Были визиты к супругам Богачихиным, только что приехавшим из долгой командировки в Китай. И поездки к ним на тусовки в Болшево. Здесь и визиты на публичные лекции какой-то Марии Ивановны, якобы провидицы. Пытались вовлечь и меня. Но, побывав раз, вопреки прогнозу провидицы, «я решила, что с меня хватит общения с Г.И. и Кольченко», - написала я тогда в дневнике. - «Они на десять голов выше тех, с кем они меня знакомили. Особенно Г.И. На беганье по лекциям нет ни желания, ни времени. Убивала эта нелегальность таинственно-сомнительная, и деньги, что собирают на этих сборищах. Какой-то стяжательский дух у тех, кто собирает, и тех, кто присутствует. На тех и других лицах было написано, что это им нужно для того, чтобы из толпы сделать пьедестал под свою самость. Одухотворенного лица я не увидела. Так и пояснила своим друзьям - это не мой путь. Я не вижу в этом смысла, потому трачу времени для этого до жути мало, к тому же с меня никто не снимал ответственности за семью, моя ближайшая цель поставить на ноги семью сына, который сделал меня уже бабушкой. Деньги мужа - начальника управления организации производства АЗЛК – это насмешка над его трудом. Сижу за швейной машинкой по 14 -16 часов. И это когда нет гостей и еще всяких разных мероприятий. А гостей у нас – изо всех волостей! Столько лет прожили в Самаре, в Тольятти, в Набережных Челнах. А сколько родственников! Первое, что мы в этой ситуации сделали, купили две раскладушки, но и это не спасало. Галина же с Володей достигли многого в овладении тонкими энергиями, видят ауру, у них глаз-рентген, они умеют лечить на расстоянии…»

От меня не ускользнуло то, что временами они исподтишка разглядывали мою ауру и с тревогой переглядывались. И, наконец-то, не выдержали и предложили приехать в Тольятти к двум знакомым им экстрасенсам.

Экстрасенши жили в Жигулях у подножья горы Могутовая. Дочь имела высшее образование, мать среднетехническое, результаты лечения у них были якобы феноменальные. Друзья определили у них мощную энергетику и ауру. К тому же Галина попросила помочь с приготовлением праздничного стола к юбилею мужа. Все складывалось как можно лучше: один за другим два дня рождения - Наташки Б, она тоже в это время жила в Тольятти, и сына, он после женитьбы поселился в Самаре. Еще я решила сделать Галине сюрприз - сшить наряд. Я разыскала для этого крепдешин нежного фисташкового цвета. Ведь соберутся все ее родственники со стороны мужа, и мне хотелось, чтобы она была самой красивой и чувствовала себя комфортно. Ранее Галина работала собкором газеты «Советская Россия», готовила материалы о еще строящемся тогда ВАЗе. Было темно, когда бульдозер, в котором ее «подвозили» домой, перевернулся и упал в котлован, пробив лед, как рассказала Галина. Она изрядно нахлебалась студеной воды, пока случайный прохожий не обнаружил их. В результате эмфизема легких и переломанная нога, и теперь Галина прихрамывала. Тогда-то Генеральный директор ВАЗа В.Н.Поляков выделил ей трехкомнатную квартиру на Московском проспекте Нового города.

И вот, сбросив свои вещи, первым делом я настрочила Галине платье. А на следующий день уехала к Наташке Бочкаревой. Ее муж, следователь ОБХСС, по случаю дня рождения и моего приезда организовал катер для прогулки по Волге. Но что-то не задалась прогулка, то ли сумасшедший ветер не дал желаемого настроения, то ли что еще. После прогулки посидели за праздничным столом. Юра, всегда какой-то обособленный, загадочный, читал свои стихи и все пытался поразить нас своей неординарностью и литературным даром. Я умудрилась подыграть хозяину: заметила его ауру, колеблющуюся сквозь сизый дым папирос. Прямо «декаданс», серебряный век, отметила я вслух. О! Если бы я тогда знала, как была права! Это он мягко говоря «наследил» в моем сердце в предыдущем воплощении…

Ночевала у них. Но сна не было, душа была в каком-то подвешенном состоянии. Я вообще с трудом мирюсь с ночевкой не в своей постели. А здесь как никогда - не-у-ют-но!

К экстрасенсам я должна была ехать от Галины.

Галина уже с утра была чем-то расстроена. В ее красивых огромных серых глазах сидела тревога.

- Что-то случилось?

- Да, – и она посмотрела на меня так, что мурашки побежали по спине.

- Ну?.. Не молчи же!

- Вчера вечером звонила твоя сноха. Она в тревоге. С Димой что-то случилось.

- С чего вы это взяли? - почувствовав за этим желание «сгустить краски», недружелюбно начала я «допрос».

- Вчера же был его день рождения. Он должен был приехать сюда, они с Валей так договорились, что он позвонит ей от нас. Она весь день прождала… Но Дима так и не позвонил, ни ей, ни нам.

- Да проспал! - На сердце, вопреки их «прогнозам», было спокойно.

- Ты же знаешь, что беременная женщина провидец, - продолжала настаивать Галина.

- А я - мать! И яснее матери никто не чувствует, - жестко отрезала я.

Я опять прислушалась к себе:

- С сыном все в порядке! Говорю еще раз!

Да что же это за «пужалки», как в подобных случаях говорила мама.

- А что ты так настаиваешь на этом? Ты что, пыталась «увидеть» его?

Она смотрела на меня печально, и ... молчала. Я поняла, что попала в точку.

- И что? - настаивала я.

- Ничего хорошего… – и Галина отвела взгляд.

- Ну а поконкретнее?

- Я утром пыталась… примерно около девяти … Он лежал с закрытыми глазами...

- Ну и в чем трагедия? Да спал просто! Известный соня. Он раньше одиннадцати не встает.

Но мои доводы Галина не брала в расчет. Я с горечью отметила про себя, что Галина со снохой уже «схоронили» моего сына, и истина им не нужна, она лишь пошатнет их «престол чувствительности и ясновидения»!

- Ну уж дудки! - и я в сердцах так махнула рукой, что пространство разверзлось, и … передо мной возникло «зеркальце»!

- «Свет мой зеркальце, скажи, и всю правду доложи»! - пропела я.

А в «зеркальце» - лицо сына! Здорового и невредимого!

- Ну я же говорила, что с ним все в порядке! Тоже мне, «ясновидящие»! Он лежит на правом боку, - описываю я картину, - глаза закрыты, цвет лица розовый. Он спит! Я же говорила! - и ... видение исчезло.

- Я сейчас уезжаю в Жигулевск, а тебе в наказание – постарайся все толком увидеть. В конце-то концов, кто из нас ясновидящий!

Когда я подошла к дому экстрасенсов, из калитки вышел Кольченко со своим малолетним сыном. Обе дамы провожали их. Закрывая за ними калитку, они недобро бросили вслед:

- Вы же с Галиной Ивановной умнее нас, вот и лечитесь сами.

Мы поздоровались, и меня спросили, привезла ли я с собой простыню. Я растерялась. Кольченко протянул свою. Так они и узнали, что мы с ним в одной упряжке. А меня предупреждала Галина, чтобы я не говорила «сенсам», что мы знакомы, поскольку между ними произошел конфликт. Захотелось обменяться опытом, но те увидали в этом подвох. Как выяснила, те решили, что мои друзья подосланы к ним определенными органами. Из-за этого-то они уже и переехали с Урала. И вот теперь я оправдывалась перед ними и убеждала, что все мы хорошие и цели наши мирные. В конце концов, я приехала сюда аж из самой Москвы!

Сработало!

- Только договоримся, - поставила я им условие, – я должна знать все.

Женщины принялись за работу, проверили на совместимость. Потом началось обследование. Много не говорили, между собой объяснялись знаками.

«Консилиум» закончился. Они встали напротив меня, как изваяния, сложив руки на груди. Пауза затянулась. И тут старшая, наконец-то, решилась...

- Мы вам ничем не можем помочь.

- Как это?

- Вы же сами напрашивались на правду? Так слушайте: вы обречены.

- Что значит «обречена»?

- У вас две опухоли в голове, еще опухоль во всю брюшину и метастазы в грудь.

- И что с того? Лечите. Я же за этим и приехала к вам.

- Ни нашей энергии, ни вашей оставшейся жизни не хватит, чтобы поставить вас на ноги, хоть озолотите нас! И к врачам можете не обращаться, и лекарства не пить. Все равно ничего уже не поможет.

От такого откровения у меня «отпала челюсть». Так значит, я лишь бравировала! На самом деле, кому такая правда нужна?!

Мы смотрели теперь друг на друга и молчали. Та оттого, что все сказала. Я - что искала выход.

- И сколько же мне осталось?

Они переглянулись, пожали плечами.

- Год? – решила я иным способом узнать правду.

- Меньше…

- Полгода?

- Нет.

- Так сколько?

Они продолжали безжалостно молчать. Я была для них уже по ту сторону жизни, и они не чаяли, как от меня избавиться.

- Хорошо. У моего сына через месяц свадьба. Успею?

- Успеешь.

- Ну и на том спасибо.

Пока я шла, на каждой кочке меня подбрасывало: ка-а-к? Зачем они сказали мне «об этом», если через месяц меня не будет? Какая жестокость! Ну и пусть все текло бы своим чередом! Ну и проскакала бы я этот месяц беззаботно на одной ножке! Пропорхала бы бабочкой! Кому нужна такая правда? Она ведь и убить раньше времени может! Вот пойду сейчас, и вниз головой с обрыва! Нет, наша советская медицина гуманна! Она правильно делает, что о таком не говорит, дает возможность прожить остаток жизни без этого мерзкого чувства обреченности! Ну что за нелепость? Кто всерьез ждет смерть? И я хороша, доверилась друзьям! Они, значит, тоже такой приговор мне вынесли? Потому и уговорили приехать? Вот еще одни любители правды нашлись на мою голову, вспомнила мужа с его «правдой», чуть ли не стоившей тогда мне жизни. И опять Тольятти! Что же я все спотыкаюсь об этот город! Что же горше этого места нет в моей жизни!

Кольченко с сыном ждали меня на берегу Волги. Молча села на камень, пытаясь изнутри привести себя в порядок. Пока жизнь продолжается. В глубине сердца я не нашла ее скорого конца. А вообще, можно ли его ощутить? Ну и Бог с ними, с этими опухолями, они идут за мной который год еще с Набережных Челнов. Тетки увидели глазами то, о чем говорили рентгеновские снимки из Набережных Челнов. Ну не испугали же они меня... Ну прибавилось и что это меняет? Ладно, решила я, будем «донашивать» то, что есть, не обременяя рядом идущих.

Красота Волги, безмятежный шум волн в какой-то мере снивелировали мое состояние.

- Знал? - наконец обратилась я к Кольченко.

- Да.

До Тольятти добрались, не проронив ни слова. Дверь открыла Галина. На ее лице была все та же трагическая маска.

- Тебе обо мне не надо рассказывать?

- Не надо.

- Тогда скажи, что узнала о сыне?

- Ничего хорошего.

- Господи, да что же это такое? – взмолилась я. - Ну, не молчи же!

- Я несколько раз пыталась сосредоточиться… Увидела трамвайные рельсы… и Диму…

Она опять замолчала.

- Ну и что в этом такого?

- Его лицо было в крови…

- А вот и ничего подобного! - я опять с такой силой взмахнула рукой, что передо мной опять появилось «зеркальце»!

- «Ну-ка, зеркальце, скажи и всю правду доложи»! - и я опять стала комментировать: - Он цел и невредим! Лежит на правом боку. Руки под щекой. Глаза закрыты. Розовый цвет лица...

Галина, не меняя выражение лица, продолжала упорно молчать, словно ничего и не слышала.

- А чего он все лежит? - встревожилась я, - утром – лежит! Вечером – лежит! Это уже становится невыносимым! Галина! Придется без меня тебе готовить праздничный стол. Я - в Самару!

- Поздно. Все автобусы уже ушли. Утром уедешь!

- Какая уж там ночь. Покоя ни вам, ни мне не будет. Доберусь на перекладных. Приеду – позвоню.

Последний автобус на Самару действительно давно ушел. Слава Богу, успела перехватить последнее такси, да и то его маршрут лежал только до аэропорта Куромочи.

Из аэропорта я ехала с интеллигентным попутчиком. Ближе к городу попросила изменить маршрут, чтобы не терять время, заехать к сестре. Пришлось все рассказать.

В салоне наступила могильная тишина. И таксист, и попутчик, словно так же, как и Галина, знали что-то больше меня.

- У меня нет основания для паники. Просто надо проверить это знание, - успокаивала теперь я не только себя, сто раз пожалев, что вовлекла их в свои проблемы. - Подождите меня, пожалуйста, здесь.

- Дай Бог, - совсем невесело отреагировал попутчик.

Сестра не принесла облегчения, сын не появлялся. Не успела я снова сесть в машину, как спутник горестно продолжил:

- Пять лет тому назад мы с женой тоже искали сына. Он тоже только пришел из армии… Теперь вот все, что у меня осталось, - и он вытащил их кармана пиджака фотографию сына.

На моей кофточке уже давно не было сухой ниточки...

- Бога ради! Извините меня! Заставила вас опять все пережить. Но у меня все по-другому! – продолжала я упорствовать.

- Я вам от всего сердца этого желаю, - сказал он, прощаясь.

Воздух в салоне звенел от напряжения. Я уже сидела рядом с водителем.

- Я не хотел вам говорить, - начал было он.

- Не надо! Не надо! - запричитала я. Но он не слышал меня.

- Лучше бы я не брал вас в свою машину. Я только несчастье приношу матерям. Я еще раньше хотел вас высадить. Да машин не было, а на дороге вас оставлять тоже совесть бы замучила.

- Что же вы на себя наговариваете? Какое «несчастье»? Вон у вас сколько терпения и отзывчивости.

Но его уже тоже было не остановить…

- Я вот так же совсем недавно возил молодую мать по всему городу. Она тоже разыскивала своего сына. Он тоже только что вернулся из армии… Мы объехали с ней все больницы. Все морги. И нашли за городом… Уже мертвого…

Я сцепила голову руками, лишь бы не лопнула!

Вот и дом. Молнией взлетела на пятый этаж!

Звоню!

Шаги сына!

Умиротворенная, я сползла по косяку двери…

- Мам! А что это ты здесь делаешь? - увидев меня в такой позе, спросил сын, – что с тобой?

- Ты лучше скажи, что с тобой? Почему ты не приехал, как обещал жене и Галине, это раз. И не позвонил ни ей, ни Вале?

- Мам, виноват! Ни ехать, ни звонить было не на что. Все деньги истратил на строительный материал. Кухню доделываю к Валиному приезду. Давай руку, вставай.

- А что ты делал в девять утра?

- Спал. Я же говорю, работал, лег поздно.

- А что ты делал днем на трамвайной остановке?

- Как что? Ждал трамвая. Ездил в институт сдавать документы.

- А что же физиономия-то у тебя была такая красная?

- Ну а какая она должна быть, если на улице сорокаградусная жара!

- А в пять вечера?

- Тоже спал.

- Да что же ты все спал да спал! Так всю жизнь проспать можно! Собирайся, пойдем на телеграф. Надо успокоить твою Валю и Галину Ивановну.

Так завершился этот сумасшедший день.

А «тетки» с горы Могутовая просто увидали образование тонкого тела, центров, что начали формироваться еще с Набережных Челнов под присмотром моего невропатолога Васильевой Лили Константиновны… Как и Галина, и Кольченко, не имея опыта и прецедента, они приняли их за опухоли - «две в голове, другая во всю брюшину, и метастазы в грудь»…

Приговор экстрасенсов все же внес сумятицу в мою жизнь и жизнь близких.

Валюшка, сестра младшая, сразу вспомнила, как в том же Тольятти в роковые дни пятнадцатилетней давности, когда Борис пытался разрушить семью, я вышла с честью из приблизительно такого же эмоционального «штопора», интуитивно начав новый виток жизни со смены гардероба. Одежда несет в себе большой психологический смысл, ты то, что носишь. Новый наряд вливает в тебя новую энергию, меняет твою жизнь, делает тебя более уверенной. Тогда я потратила на обновление гардероба уйму денег, оставшихся от продажи автомобиля. И не пожалела. Есть в этом что-то языческое, очищающее, словно пламя костра, словно со старыми вещами я выбрасывала прежнюю жизнь. И обновленный гардероб дал прилив энергии, уверенность и веру в новую, лучшую жизнь. Ее я уже строила по своим законам - законам сердца, поняв окончательно: загсовская бумажка – не индульгенция от семейных бед.

На 26 сентября у сестры были приглашения в салон Вячеслава Зайцева на презентацию осенней коллекции мод. Я обожаю самого лучшего кутюрье мира Славу Зайцева! Всегда, когда я прохожу мимо его салона, на котором огромными буквами написано «Слава Зайцев» - по крайней мере, так было в советское время и время начала перестройки - «посылаю» ему привет:

- Слава Зайцеву! И слава КПСС!

К тому же, Слава просто хороший парень!.. 

Однажды я привела к нему в салон свою минскую тетю Настю. Но ничего для себя она там не нашла. Ну не было ее размера!

- Идем отсюда! - Настя, резко развернувшись, пошла на выход.

И тут в зал входит Слава Зайцев в окружении толпы. Жестикулируя, он что-то им оживленно и картинно рассказывает, показывает. И я не нашла ничего лучшего, как прервать его монолог:

- Слава! Посмотрите на мою тетку! Красавица! Совесть Белоруссии! Судья! И в чем ей приходится ходить на заседания!

- Оставь его в покое! Что он умеет? Шить на таких «селедок», как ты? И только! Идем отсюда!

Слава остолбенел. Толпа замерла. И тут он, заметно хромая, побежал за моей теткой, схватил ее за руку, увлек в зал и посадил рядом с собой за столик.

- Да-а-а! Красавица! - он с обожанием разглядывал мою тетку с ног до головы, тут же набрасывая эскизы, один за другим, - действительно, мне стоит пересмотреть свое отношение к толстушкам. И почему я до сих пор не раскинул своими мозгами, что они тоже достойны лучшего? К тому же, как хорошо с ними! Уютные, хлебосольные! Придешь к такой в гости, а на столе чего только нет! А худышка в лучшем случае положит на твою тарелочку пару канопе. А вообще-то нет ни худых, ни толстых, есть мало материала. А как на ту, так и другую его надо не просто много, а очень много!

И он поволок нас на склад.

- Вы извините, мне еще трудно ходить, я только что в Париже пережил автомобильную катастрофу. Вот теперь хромаю. Если бы вы знали, какое там богатство тканей! Глаза разбегаются! И то хочется, и другое! Вот бы все это нашей женщине! Ведь красивее ее нет на белом свете! Ну почему она при такой красоте и такой жизни должна ходить абы в чем? Не-е-т, Настенька, мы вам сошьем наряды на все случаи жизни, оденем как королеву. Я сам буду делать примерку. Только вот с тканью у нас совсем плохо сейчас.

Действительно, выбор был небольшой. Мы остановились лишь на крепдешине. Так Настин гардероб пополнился эксклюзивом от Славы Зайцева. Только на одну юбку ушло восемь метров, но какова красавица получилась!.. 

Ну, как мне его не любить еще больше от этого! И, конечно, настроение после просмотра его новой коллекции несколько изменилось.

Мы с сестрой шли к метро уже изрядно проголодавшиеся. До дома было еще далеко, а тут по дороге ресторан «Прага». Залы были полупустые, кухня уже не работала, но официант пообещал нас напоить чаем. В ожидании мы стояли в фойе. И тут из дальнего левого угла зала оторвался молодой человек:

- Мы очень вас просим, будьте нашими гостями.

Мы с Валюшкой переглянулись и ни с места. Тот не растерялся и продолжил:

- Разделите с нами ужин, окажите честь.

И тут мы видим, как трое встали из-за стола, подтверждая желание.

- Вон видите, в середине стоит высокий симпатичный молодой человек? Видите, как застенчиво улыбается? У него сегодня день рождения, не откажите, пожалуйста, составить нам компанию!

Знаем мы эти дешевые приемчики! А высокий застенчивый молодой человек терпеливо ждал, переминаясь с одной ноги на другую. Потом застыл, слегка склонив голову набок, сложил руки замком на причинном месте, и было видно, ему действительно очень хотелось, чтобы мы его уважили.

Мы с Валюшкой опять стали вежливо объяснять, что мы здесь совсем по другому случаю, не хотим омрачать своими проблемами ваш праздник и т.д. и т.п. Тогда он пустил в ход другое оружие:

- Вы даже не представляете, кому вы отказываете! Скоро о нем заговорит весь мир. Запомните его – это Владимир Вольфович Жириновский!

- Поблагодарите Владимира Вольфовича и поздравьте от нас. Но, честное слово, нам сегодня совсем не до веселья, и было бы неправильно портить вам этот вечер.

Не успел тот отойти, как из другого угла зала от длинного стола оторвался еще более молодой человек. И тоже от имени коллег пригласил нас за стол. Съемочная киногруппа отмечала завершение работы над очередным фильмом.

Наконец подошел официант. Уже попивая горячего чая, сестра вернулась к этим приглашениям.

- Галин, ты посмотри, как крутился этот паренек вокруг тебя! А он мне очень понравился! Так, может быть, действительно пойдем завтра к ним в гости на просмотр, вытряхнем окончательно дурь из тебя?

- Конечно же, нет! А «оживляж» получился. Спасибо, сестричка.

И действительно, получился. И жизнь продолжается, если даже моя, как мне казалось, «похоронная физиономия» не возобладала над природным предназначением быть женщиной.

Из дневника:

(1986 г. Апрель)

«Работа тонкого тела совершается гораздо влиятельнее вдали от своего физического тела. Где достигать не могут физические токи, там тонкое тело может развивать наибольшую свою мощь. (…) но далеко не все тонкие тела отваживаются на дальние полеты».

(«Сердце», 182)

В тот день 26 апреля 1986 года я проснулась несколько обескураженная. Где это я могла быть? На земле? Под землей? На другой планете? И что это за длинный серебристый тоннель со странным человеком за рулем такой же странной машины, хладнокровно давящей все на своем пути огромными колесами-жерновами? И что это за тревожно-разрастающееся свечение в помещении с серебряными панелями и высоченным потолком?.. Сферические стены тоннеля, уходящего в ворота камеры, обиты толстым слоем серебристого гибкого металла. Они укреплены огромными металлическими скобами по всему периметру. Сюда не долетают звуки, и не проходит солнечный свет. Я стою в брючном легком костюме серебристого цвета рядом с дорогой, ведущей в камеру. Она справа недалеко от меня. Сквозь приоткрытую высокую дверь камеры я вижу снопы искр. В воздухе все напряжено и дышит опасностью. Слева из глубины тоннеля появляется странная огромных размеров такелажная машина. Жуткий грохот ее колес напомнил мне Свердловск восьмидесятых годов, когда перед парадом седьмого ноября по его дорогам шла танковая дивизия. Казалось тогда - конца и края не будет этим вибрациям, уничтожающим все живое.

За рулем этой махины, возвышаясь, сидит молодой мужчина в темно-синей рабочей форме. На голове у него такого же цвета каска-кепи. Слегка покачиваясь за рулем, он ни на что не реагирует и лишь обреченно ведет махину по направлению к камере. Я пытаюсь вывести его из этого сомнамбулического состояния, остановить его. Он не реагирует. И тогда я бросаю ему наперерез откуда-то взявшийся в моих руках переливающийся серебром мяч, размером с футбольный, сшитый из шестигранников. Мяч достигает противоположной стены, отскакивает, и замирает невдалеке. Водитель не реагирует и продолжает крутить руль махины. И тогда я бросаюсь наперерез чуть ли не под колеса машины, и подхватываю шар. Но водитель упорно продолжает крутить руль махины. И тогда я кричу, что есть мочи:

- Ты что, разве не видишь, это Я здесь!

Это «Я» было произнесено с такой силой, что достает его нутро! И на мгновение что-то человеческое прорезается в его глазах. Он резко тормозит! Я стремительно проскакиваю у него перед колесами назад. Но через какое-то мгновенье глаза водителя костенеют, и он опять, словно марионетка в чьих-то руках, заводит мотор, и махина снова поползла в чрево камеры...

Яркий ослепительный свет!.. И я очнулась. Вслед слышу: «Тридцать процентов»…

Через два дня приехала из Киева моя подруга по институту Сашка Миневич-Ходорковская с сыном Лешей. Тут-то я и поняла, где я была и что делала. И что значат «тридцать процентов»… И этих «тридцати процентов» хватило, чтобы почувствовать силу радиации не только в Чернобыле…

Об этой трагедии заговорили лишь спустя неделю после майской демонстрации…

Из дневника:

(1986 год, сентябрь)

Я еду в автобусе. Вокруг мелькают высокие дома, впереди широкая улица, все как с картины Ю. Пиманова «Новая Москва»». Еще в семидесятых годах на третьем туре ВГИКА эту репродукцию «для опознания» мне совали под нос, а я даже не потрудилась напрячь свои мозги для ответа. И вот теперь эта картина ожила во всей красе, только сижу я не в открытом кабриолете, а в салоне автобуса времен пятидесятых годов: формы автобуса закругленные, салон небольшой. Мне не более девяти лет.

Я сижу на заднем сиденье в моем любимом штапельном платье в мелкую розовато-красную клеточку, сшитом «матроской», рядом со мной двое мужчин. Впереди еще пятеро. Сидят вразбивку: слева впереди двое, другие - с краю. Все одеты по осеннему - в черные пальто и меховые круглые шапки. Все высокого роста, широкие в плечах.

Двое впереди, привлекая мое внимание, приподнимают руки. Поворачиваются вполоборота. Я вижу, как от их кончиков пальцев исходит свечение. Повторяют еще и еще. Те, что сидят со мной, вытягивают у меня с боков какие-то нити, передают от одного к другому, наматывают на огромную катушку из-под дорожного кабеля. Страха нет. Знаю, что надо. Терплю.

Просыпаюсь. Пытаюсь увидеть свечение наяву. Получается. И та же радуга исходит от моих пальцев...

Только мне уже давно не девять.

***

Из дневника:

(1986 г. Сентябрь)

Мои Боги меня лечат каждый день и в день по нескольку раз, как только я ложусь в постель. Прямо не вылезала бы! Столько Любви льется на меня!

Как только я остаюсь утром одна, начинается особенно дивная работа! Вокруг меня в моем поле, разрезая пространство, появляются один за другим разноцветные лучи – белый, желтый, синий, аметистово-розовый, и все радостных оттенков. Белый и синий – самые крупные, словно звезды... Я лежу, воочию вижу и ощущаю, как через меня пропускают одно за другим кольца радуги, словно омывая «живой водой», благодатью и Любовью. ... И все кусочки тела срастаются... радость переполняет сердце…

***

(1986 г.)

Из Мира Тонкого. Стремительный полет над вершинами гор. Да такой силы, что вершины гор нагнулись, как могучие вековые деревья от силы ветра...

***

(27 декабря 1986 г.)

Наяву вижу сияние радуги, истекающей от моих пальцев. А вокруг меня - густой фиолетовый цвет в обрамлении червонного… Как от книг Учения, когда их читаешь…

Чистые, ясные краски Любви

Радугу-деву по небу несли.

Два нежных, гордых коромысла

Воспели жизнь –

Основу смысла!

***

(1986 г. Декабрь)

Была в Китае. Там общалась с кем-то видимо невидимым, как в аксаковской сказке «Аленький цветочек», только голос, Его голос...

Говорили и писали с Ним на китайском... Мне показали огромный толстый альбом. Фотографии черно-белые. На каждом листе по четыре ряда. И все это мои воплощения! В основном – женские.

1986 год. Осень.

В Москву опять приехала Галина, и, как повелось, за нею ее друг - Кольченко.

- Мы будем тебя лечить своими энергиями на расстоянии, - заявили они с Галиной.

- Спасибо, не надо! - возразила я круто. - Сколько проживу, столько и проживу.

К тому же я уже знала - после помощи Учителя мне уже никто не нужен. Выше Его силы нет. И это аксиома!

Но они вовсе и не собирались считаться с моим мнением. Уезжая, они назначили лечение на определенное время. Я не придала этому особого значения и потому не сразу поняла, откуда пришел удар… Меня затошнило... Я едва удержалась, чтобы не упасть замертво или не скатиться кубарем по лестнице-чудеснице...

Этот удар заставил меня вспомнить сцену из далекого детства...

Я была в деревне у тети Любы. И надо же мне было в тот момент оказаться на улице! Я увидала, как в соседнем дворе убивали корову… Мужик нанес ей удар топором по крутому лбу. Та с тихим стоном завалилась на передние ноги... Меня затошнило... Как и сейчас… Я инстинктивно тряхнула головой, сбрасывая с себя чуждую мне энергетику!

С того момента я искала предлог, как тактичнее избавиться от их «помощи». Я даже корила себя, какая-то я не такая. Конформизм довел до того, что я решила - надо до них расти. Я мучилась несколько дней, а потом взмолилась и попросила у Галины «тайм аут» на время моего отдыха в Евпатории.

Был уже конец сентября, когда мы со Светланой К. оказались в курортной зоне. Ее друг, невропатолог, был еще и хороший массажист. Хотя я и не люблю эти процедуры, и очень правильно, но снизошла, решила потерпеть, может, и впрямь что-то изменится в моей судьбе, ведь не зря же Светланка доверяет ему, приезжая за тысячу верст. Вот тогда и решила, если влюблюсь, значит, жить буду!

Евпатория встретила нас приветливо. Дом, где мы остановились, был простой, но уютный благодаря радушной хозяйке. У меня был отдельный закуток в пристройке. После массажа мы ходили на море, купались, хотя погода была уже далеко не летней. Но солнце радовало. Народу никого не было, и я давала волю своим чувствам. Подражая птицам, «растягивалась», «отправляла» по коридору пространства Галине всю красоту местных цветов и моря. Короче - резвилась!

А что это мне стало так весело? Влюбилась? Влюбилась в этого симпатичного робкого невропатолога с ласковыми руками? Что ж, ему, я вижу, это тоже интересно. Главное, я влюбилась! Что и требовалось доказать! А он жертва? А «Жертва - соучастник преступления», успокоила я себя. Мне так врезался в память этот заголовок из «Литературной газеты» восьмидесятых годов!

Светлана таскала меня по Евпатории от одной достопримечательности к другой. Зашли в старинную мечеть-музей. Там я продолжила свои «упражнения». Я рассматривала каждую старинную вещь, считывала ее энергетику. А потом она потащила меня в храм Николая Чудотворца. При входе продавали иконки святого. Светланка придирчиво оглядывала каждую, выбирала, выбирала. Я же взяла первую и на этом успокоилась, несмотря на то, что она была с щербинкой. Что досталось, то и мое, решила я.

И вознаграждение не заставило себя ждать!

После путешествий я плюхнулась от усталости на кровать и тут же оказалась в Мире Тонком: небеса разверзлись, и в широком потоке света дивного червонного золота, во всем праздничном красно-золотом одеянии передо мной явился сам Николай Чудотворец со свитою:

- Люби меня! - сказал он властно и требовательно.

- Нет! Нет! Нет! - в ужасе пятясь от него по кровати, залепетала я. А он шаг за шагом приближался ко мне. Вот уже дивный свет накрыл и меня золотым куполом.

- Люби меня! - повторил Чудотворец и властно стукнул посохом об пол.

- Нет! Нет! – все по-земному понимая, верещала я. И тут у меня возникла мысль: почему «нет»? Сколько в моей жизни было разных встреч!

И … чудотворец исчез!

Потом, вспоминая это мое «нет-нет», я от души смеялась над собой. Бедный Никола! Ну надо же мне было так учудить! Господи, прости меня, глупую! Но с того момента я уже не выпускала из рук его образок.

Желание познакомиться с его житием ближе я реализовала уже в Москве…

Это было в год тысячелетия крещения Руси. Я пришла в Елоховский храм, тогдашнюю резиденцию Патриарха. Радостью встречи с Чудотворцем поделилась с одной из слуг этого храма.

- Свят-свят-свят! - пятясь от меня словно от прокаженной, суетливо осеняя себя крестом, запричитала та. - Тебе дьявол голову мутит!

- Ну дай Бог, чтобы он и вашу голову так замутил.

На том и расстались. Но урок не прошел бесследно. Долго еще я ходила в храм в поисках того единственного, которому могла бы поведать сокровенное, не опасаясь, что меня уличат в ереси. И, наконец, он появился!

Беседа с отцом Геннадием затянулась, нам не хотелось расставаться, и она перетекла за пределы храма. Мы шли по улицам Москвы, говорили о будущем России, о жизни, о перестройке, приведет ли новый путь к возрождению веры в народе. Я не упоминала в разговоре об Агни Йоге, как Учении, данном нам в помощь на этом пути, прекрасно понимая, что не надо вводить его в искушение. Ведь пока только лес обид, в Учении же сказано - не может быть отпущения грехов платного. И - не по словам, а по делам суди. Не потерпит церковь стремления научить человека «самим иметь храм в своем сердце» и «своими словами доходить до Бога», как с детства внушала мне бабушка Катя и как то же самое говорилось в «Агни Йоге»...

При следующей встрече отец Геннадий вручил мне «Житие Николая Чудотворца»… Я была сражена! На столе у бабушки были церковные книги с затертыми до дыр, коричневыми от времени страницами. А тут фолиант несравненной красоты в серебряном окладе, писанием пером в витиеватости аленьких цветочков и в сафьяновых прокладках! Определила дату – времен Алексея, отца Петра Великого. И все писание на старо-славянском языке! А я его основательно подзабыла! И я отложила «Житие» в сторону...

Три месяца пролетели как свист ветра в поле. В день всех Святых, как я называю День Победы, я «увидела» своего священника. С огромным круглым медным подносом в руках, капельками пота на лице, он потчевал яствами гостей храма. На его лице кроме молитвенного труда до изнеможения и высокой ответственности хозяина я ничего не заметила. Но видение заставило сконцентрироваться, и я, наконец-то, одним махом прочитала «Житие».

Поблагодарив священника, поинтересовалась, не волновался ли, ведь я так долго держала фолиант, да и отдать такой раритет мало знакомому, по сути, человеку?

- Какие же тут могут быть волнения? Я знал, в чьи руки передаю. На то промысел Божий.

Еще раз я обратилась к батюшке, когда подруга Балашова обнаружила «черную корону» над моей головой. Балашов послал меня к ней, чтобы та дала средство от якобы «лишая» на моем горловом центре (он остался после одного интересного процесса, проходившего Там, в Тонком Мире). Но ей захотелось произвести на меня неизгладимое впечатление своей силой энергии с далеко идущими планами, и я подыграла ей. Часа два она изгалялась надо мной: и так встань, и эдак… Наконец, к своей неописуемой гордости, она резюмировала:

- Над твоей головой черная корона. Тебя кто-то проклял!

- И я даже знаю кто, - мое равнодушие ко всему, чтобы она ни нашла в моем организме или над ним, выводило ее из себя, а это ее «достижение» я даже не удостоила ни «ахами», ни вздохами тем более.

Господи! Как же я страдала после ее экстрасенсорных способностей! Целых три дня не могла встать из постели, только слезы катились по щекам. Полная разбалансировка организма! И чтобы я еще доверилась этим «сенсам»!

Спустя какое-то время я опять оказалась в Елоховке.

- Ты носишь крест? - спросил меня отец Геннадий.

- Да. Ношу.

- И сколько лет, как ты проклята своей свекровью?

- Да уж двадцать пять.

- Вот и неси эту ношу, и ни на кого ее не сбагривай. Ценно только то, что сама преодолела... Но если настаиваешь, я дам тебе адрес к одному старцу в Подмосковье.

- Не хочу!

- Вот и молодец!

Как это было в унисон с моими правилами жизни и «Агни Йогой» - никто за тебя не сделает того, что должна сделать только ты сама!

И почему, едва набрав силу, православная церковь начала гонение на Рерихов и Блаватскую? Зачем надо было подвергать их анафеме? Их, уже давно ушедших в мир иной. Ведь и там, и там одна цель – воплощение в жизнь плана Христа, то есть поднятие уровня Культуры народа! Только разными путями – без посредников и купли отпущения грехов. Никто не сделает за тебя то, что ты сам должен сделать...

Зная, что я ищу работу по специальности, моя подруга Светлана Куренина пригласила меня на собеседование в Торговую палату. Она намеревалась взять меня редактором в Управление выставок, где работает сама главным специалистом. Это она была устроителем выставок достижений науки и техники нашей Страны Советов в Лейпциге, Индии и многих других странах мира. Она была на приеме премьер-министра Индии Индиры Ганди и сама устраивала такие приемы на международных выставках.

Светлана человек, знающий свое дело, активная, хорошо владеющая английским языком. Из ее рук вышла первая у нас в стране книга о рекламе.

Я прошла конкурс и все высокие инстанции.

1986 год. 16 февраля. Первый день работы. Не успела я перешагнуть порог рабочего кабинета, как раздался телефонный звонок. Меня пригласили в управление кадров. Там, извиняясь, сообщили, что увольняют и просят не возбуждать дело и не конфликтовать в связи с этим казусом.

Прецедент не помешал мне предложить несостоявшимся коллегам испить чаю с испеченным мною по случаю первого дня работы тортом, ну не нести же мне его назад! Именно это чаепитие и дало мне возможность узнать, кому я была обязана таким «счастьем».

Оказывается, противники моей Светланы Курениной с моим приходом опасались усиления ее авторитета, и без того затмевающего этих «выездных» дармоедов своей гиперактивностью и компетентностью. «Главным» в Палате оказался не Председатель и не секретарь партийной и профсоюзной организаций, с которыми мне в процессе устройства пришлось собеседовать, а рядовой сотрудник. Но какой! Бывший помощник бывшего одиозного Генерального прокурора СССР Вышинского А.Я., в 1936-1938 годах сделавшего себе имя на фальсифицированных политических процессах.

Да! Бывших «помощников» не бывает! С каким удовольствием этот клерк признался, что мое увольнение связано с его интригами, и что это он всех «переиграл»!

1986 год.

Пока я бегала по каждому вызову управления кадров Торговой палаты для уточнения всяческих нюансов в моей биографии, встреч с очередным руководителем, решавшим, работать или не работать мне в их славных рядах, открылась интересная страничка в моей жизни в Мире Тонком и не только...

Каждый раз, выходя из метро к Торговой палате, мне приходилось перебегать дорогу, ведущую от Спасских ворот. И надо же такому случиться!.. Как всегда торопилась. На бегу стала вытаскивать перчатки из кармана плаща. Одну натянула, а другая выскользнула и упала на стык проезжей части и пешеходной дорожки. Я мгновенно наклонилась за ней, и тут мимо меня проехал эскорт черных «Волг», одна проскочила совсем близко от меня. Я еще возмутилась - места что ли не хватило, чуть-чуть, и я бы оказалась под колесами! Обратила внимание на перекошенные от бешенства лица пассажиров.

Ночью настигло видение... Там, в черной «Волге» действительно настроены были далеко не миролюбиво. «Ствол», высунувшийся из окна, был готов к исполнению служебных обязанностей. Этот мой эксцесс с перчатками на правительственной трассе расценивали как попытку покушения на Главу государства. И если бы не сам хозяин, возможно, мне не пришлось сейчас писать об этом! В итоге, я лишь услышала в свой адрес:

- Ду-у-ра!

- Сам дурак! - ответила я, отряхивая перчатку уже на тротуаре.

Очнулась. Стало не по себе… А Михаил Сергеевич молодец...

Следующая ночь.

Видение:

Мы с М.С. где-то в его загородной резиденции на красивой зеленой лужайке, словно в амфитеатре, с видом на озеро. И вокруг резиденции высокий забор деревьев, а за ними еще более высокий. Накрыта «поляна». Хрустальные фужеры на белоснежной, хорошо накрахмаленной скатерти, ваза с фруктами, диковинная по тем временам закуска. М.С. влюбленный, от него так и исходят эти флюиды. Он даже тронул меня своей искренностью чувств...

Нас обслуживает немолодая, толстая и сердитая женщина. В очередной раз меняя посуду, она сообщает, что звонила Раиса Максимовна. И у «кавалера» моментально лицо стало жалким и виноватым.

И он исчез.

Я одиноко сидела на этой сервированной «поляне» под насмешливым взглядом этой бабы в переднике, едва закрывающем ее обрюзгший живот.

Очнулась. На душе - словно в помойке побывала! Меня «кинули», не извиняясь. А сулил аж «золотые горы»!

Только что бы все это значило? Пожалуй, понятно... Уж слишком серьезный момент исторический сложился у нас сейчас в стране, и надо знать силам Высшим потенциал лидера?..

Но почему проверка через меня? Да потому! Давно поняла - это возможно лишь при кармических связях.

«Кармический закон утверждает все жизненные права и вмещает все кармические притяжения». (Агни Йога, Беспредельность, ч. 2, 533)

Где и когда?.. А какая разница! Главное – я вовремя высветила суть: для М.С. нет другой силы и авторитета, кроме Раисы Максимовны…

Неделю спустя.

Видение:

Опять Горбачев. Я в небольшом охотничьем музее. Рассматриваю трофеи. Перехожу от одной стены к другой. На одной прибитая гвоздями шкура лося, убитого в самом расцвете сил. Передернула плечами. Перешла к другой. Залюбовалась красочной картиной, висящей на узкой стене от пола до потолка. На ней российской полосы опушка леса, только что освободившаяся из-под снега. Со всех сторон поле, за ним - леса. И на самом краю опушки стоит, гордо выпятив мощную грудь, величественный красавец-лось с крутыми рогами и белой звездочкой во лбу. В самой лучшей своей поре! Не тот ли, чья шкура распята в музее?.. Он вытягивает гордую шею, всем корпусом устремляясь в пространство! И я слышу его мощный трубный зов! Он зовет единственную! Услышь! Я готов биться за тебя с кем угодно! И столько чувственной тоски было в этом зове!.. Мое сердце разрывалось от сострадания…

И тут рядом с собой я увидала М.С. Он с восхищением и тоской смотрел на этого красавца.

- Я тоже как этот лось!

Но я брезгливо передернула плечами, и перешла к противоположной стене, продолжая рассматривать шкуру распятого лося.

Но М.С. опять встал рядом.

- Хотя с меня, как с этого лося и сняли шкуру, но я еще полон сил и любви!

Я якобы не замечаю его, продолжаю разглядывать экспозицию. И тут до меня дошло! Какой он, в сущности, несчастный! Его тоже «убили», «распяли» и «пригвоздили к стенке»! Как же он еще живет, себе не принадлежа?

Очнулась.

Там, «Наверху» знают теперь, в чьих руках судьба России и насколько эти руки «сильны»…

1986 г. Москва.

Оказывается, в сорок два жизнь только начинается!..

Новый Мир ворвался в мою жизнь пылающими неземным огнем строками. В пространстве комнаты, расчертив ее по диагонали, они сияли надо мной удивительно чистым алым цветом!

Как ни старалась, мой речевой аппарат, увы, не справлялся с их прочтением, язык сей мне был не знаком, хотя среди букв я угадывала и старославянские…

Из Тольятти приехала моя тезка. Она вместе со мной внимательно вглядывалась в пространство:

- Прости, но я ничего не вижу... Это только по твою душу... Лучше напиши, что видишь.

- Так это же Агни Йога! «Год Агни Йоги. АУМ. Агни Йога. АУМ». Действительно, на языке Богов... Агни Йога - Учение, данное нам Махатмами из Высокой Обители, так называемой Шамбалы еще в 1924 году через Рерихов – Елену Ивановну и Николая Константиновича. Четырнадцать книг. Свод этических и космических законов, по которому нам и будущему человечеству на целых тысячу лет вперед предстоит жить.

- Надо же! Сам АУМ позвал! - добавила она…

Первой книгой Агни Йоги у меня было «Надземное»! Я читала ее с упоением... Наконец-то я встретилась с долгожданным другом!..

Более увлекательного чтения в своей жизни у меня не было!.. Я проглатывала книгу за книгой! Когда я читала строки этих книг, они начинали пламенеть и светиться неземным густым фиолетовым цветом в обрамлении червонного золота... И увеличиваться в размерах!.. Их сияние пронзало мне пальцы. Они начинали светиться в унисон, захватывая все больше и больше пространство, разрывая его и уходя ввысь! И уже ничего не существовало между мной и Им... Мы были единым целым...

Надо ли говорить о том, что жизнь приобрела для меня совсем другое звучание. Житейские проблемы отошли на второй план... Но это не значило, что их кто-то решал за меня. Нет. Но я уже знала, что жизнь многограннее, и то, что я приобрела, имеет несравнимо большее значение... Мир, изложенный в Учении давал мне знания, и энергия Любви, мощными потоками идущая от Него, делала меня сильнее и увереннее.

- «Ты пришла на эту землю уже со знанием Учения для практической его реализации», - сказал мне Учитель...

***

Сколько Учений, на разных языках, получил человек из Высшего источника! И лишь в двадцатом веке - на русском языке с посланием от Учителя Учителей Гималайской Обители Махатмы Мории: «В Россию Моя первая весть».

«Новое Учение идет не на смену, но на огненное очищение и утверждение всех бывших Учений. Ведь еще Христос сказал: «Не думайте, что пришел нарушать закон или пророков. Не нарушать пришел Я, но исполнить».

«Помнить прошлые накопления сердцем...» ...Эта строчка говорит о законе Кармы, законе причинно-следственных связей, самом неумолимом из всех законов - простом и сложном одновременно. Как ты проживаешь эту жизнь - ищи причину в прошлых воплощениях, а будущее же воплощение складывается тобой днем сегодняшним. И потому не ропщи, – что посеял, то и пожинаешь.

Как мало тех, кто прозревают это, ведь многие считают себя «одноразовым сосудом». Но как расточительно было бы это со стороны Бога! Потому «Агни Йога» или - ее второе название - «Живая Этика» так настойчиво говорит о перевоплощении, бессмертии, ответственности за мысли – «мысль материальна» - за каждый шаг твоей жизни и за все, чего касается твоя душа. И наши сегодняшние встречи даны для того, чтобы «научиться общаться друг с другом», чтобы человек стал тем, кем его замыслил Всевышний – богочеловеком. И это возможно лишь одним путем – путем Любви. Народ, постигший Учение, в основе которого Любовь, как единственный путь общежития, как Альфа и Омега, уже не допустит войны. Так пророчествуют Мудрецы, давшие Учение. «В жизни оно утвердится в лабораторных лучах науки» под Знаменем Культуры. Культуры, что и есть сама Любовь.

...«В лабораторных лучах...»! Какая таинственность, какая загадка таится в этом посыле, и какая награда ждет того, кто осмыслит ее и сделает ее повседневностью... Для этого только надо достичь того, «чтобы ум был сердечным, а сердце – умным». Не секрет, что сегодняшний день науки – время смуты, перестройки сознания, когда физический мир изучен, а в Тонкий вторгаться не хватает полета духа... Понятие Культуры в сегодняшнем мире скорее примитивное, нежели наоборот. Но это пока. Эволюция идет семимильными шагами и она заставит напрячь мозги и пойти за тем, кто, как горьковский Данко, появится в науке, «вырвет из груди свое сердце», чтобы осветить жизнь человечеству... Культ–«ура» в переводе с санскрита – культ-духа. И Живая Этика пробуждает интерес молодых ученых к новому широкому подходу в науке о человеке и его значении в мироздании через познание духа, Культуры.

Сегодня в галактическом пространстве обустраивается Новая планета, которая через тысячелетие должна стать колыбелью человечества. И к ее построению и народонаселению я тоже имею прямое отношение. Жители этой планеты уже нацелены на построение коммунистического общества, единственного, объединяющего всех. Но как хотелось бы сохранить и нашу матушку-Землю! Нет красивее ее в космическом пространстве. И, как знать, может быть за тысячу лет, отведенных Космосом на расширение сознания человечества, мы могли бы приумножить свое влияние в Космосе и отстоять ее. Условия все те же, были и есть – «Культ – ура...», то есть - культ духа, то есть – культ Любви.

Любите! Был Его завет.

Любовью мир согрет.

Она основа и закон

С незыблемых времен.

Любовью камень сотворен,

И сердцем наделен.

Так в стихотворной форме передал нам молитву сердца Иссуса Христа наш современник, поэт России - Эдуард Балашов.

«Дано преподобному Сергию трижды спасти землю Русскую. Первый – при князе Дмитрии. Второй – при Минине. Третий - …»

- Таким откровением завершил картину «Святой Сергий», главную картину своей жизни, Николай Константинович Рерих.

Не к нашему ли времени относится последняя строка?

«Эта эпоха выведет человечество на новый виток бесконечной эволюции мыслящей материи, но она будет утверждать себя в острой и кровавой борьбе. Время великое и грозное – так утверждается великое будущее». Так сказал Учитель Гималайской Обители великому путешественнику и ученому – Л.В. Шапошниковой.

«Эволюция человечества движется вспышками революции», констатирует Учение. Но революционный путь преобразования по «Агни Йоге» не предполагает выхода толпы ни на Сенатскую площадь, ни на штурм Зимнего дворца. Он лежит в девизе: «Мир - через Культуру»! А главная молитва сердца - «Пусть будет Миру хорошо»!

С этой аксиомой приходили в народ все святые на земле, поскольку у Бога один язык – язык Любви…

1986 г. Зима. Москва.

Книга В.М. Сидорова «Семь дней в Гималаях» вышла в начале восьмидесятых. В идеологической рутине тех лет, когда идею коммунизма за многие десятилетия советской власти довели до абсурда, эта книга стала прорывом в мир иной духовности, глотком свежего воздуха! И к автору потянулись страждущие...

Впервые об этой книге я услышала от своей соседки еще в Набережных Челнах. В очередном разговоре со мной она прервала меня:

- Ты не читала «Семь дней в Гималаях» Сидорова?.. Тебе будет интересно. Найди.

Моя тезка и подруга Галина Ивановна Кальжанова, организатор тольяттинского общества Рерихов, давно вынашивала идею встречи с автором этой книги. И вот теперь, объявившись у меня на пороге, первое, что она сделала, – позвонила ему.

На следующий день она потащила меня с собой. Я долго упиралась, не понимая, что мне-то там делать, если только высказать свое признание за эту книгу?

В тот вечер встреча не состоялась. То ли Сидоров хитрил, то ли действительно обстоятельства так сложились, только он извинился и оставил нам на посту Центрального Дома Литераторов приглашение на заседание фольклорной секции. Мы, конечно же, не пожалели! Что может быть лучше и мудрее народного эпоса, тем более татарского и удмурдского, так мне знакомых.

И только на следующий день встреча состоялась. Он был не один. Так мы познакомились еще и с его верным другом и соратником, поэтом Эдуардом Балашовым.

Мы сидели в огромном холле знаменитого цэдээловского ресторана друг против друга, чуть ли не голова к голове, словно конспираторы, и тихо вели беседу. От моего внимания не ускользнуло, что над нашими головами образовался энергетический «шатер» прозрачного сине-фиолетового цвета с оправой червонного золота. А когда мы наконец-то поднялись, «шатер» остался над головою Сидорова, словно «корона». «Вожак», подумала я. И, вроде бы в шутку, вслед за моим резюме, он похвастался, словно подросток, что «в народе слывет за главного шамана»...

Первое, что их заинтересовало, кто мы по национальности, и кто по национальности наши мужья. Узнав, что Борис тезки – «Абрамович», они многозначительно переглянулись. Я не пропустила такого момента, и тут же встряла:

- Да каждому русскому неплохо было бы быть таким, как ее Борис Абрамович!

Они опять переглянулись... Дальше Сидоров начал выспрашивать, что привело нас к нему. Я перевела стрелку на Галину, а сама стала разглядывать проходящих мимо знакомых и незнакомых представителей творческой элиты страны.

- Интересно? – спросил Сидоров.

- Да-а... Сколько спеси на лицах ваших коллег!

- Ну это еще ничего. Вот если бы вы оказались в Доме ученых!.. А вы не хотите принять участие в нашем разговоре?

- Да я здесь вообще случайный человек. Это Галина уговорила меня составить ей компанию.

- Ее тоже «позвали», - стала она оправдываться, - в ее комнате висели огненные строки: «Год Агни Йоги. АУМ. Агни Йога. АУМ».

Сидоров с Балашовым совсем многозначительно переглянулись.

- Ну и что? Я все равно ничем вам не интересна, поскольку у меня нет никаких «таких» проявлений, в отличие от Галины.

- А вы читали «Агни Йогу»?

- Пока только «Надземное».

- И все поняли?

Я пожала плечами.

- В общем, да.

- И не было трудностей? Это ведь предпоследняя книга, и уже для подготовленных?

- Нет, трудностей не было. Я с удовольствием прочитала ее.

- И какие впечатления?

- Будто наконец-то встретилась сама с собой и «причесала» свои спутанные волосы.

- И что дальше вы намерены делать?

- Жить… Сколько смогу, - добавила я. - А в ближайшем времени найти возможность иметь все эти книги.

- А почему «сколько смогу»?

- Меня экстрасенсы «приговорили» к смерти. Сказали что у меня опухоль во всю брюшину, две в голове и метастазы в грудь. По их расчету мне осталось жить-то уже даже не «до понедельника».

- А хотите, я сведу вас с Марией Михайловной, целителем и нашим другом?

- Спасибо! Не хочу. Сколько проживу, столько и проживу.

Они опять переглянулись.

Мы с Балашовым, уже одетые, ждали на выходе, когда, наконец-то, Сидоров с Галиной вышли из холла. Так перед глазами до сих пор ярко стоит эта картина: они идут, продолжая беседу. И так смешно хромают на одну и ту же ногу! Я ловлю себя на мысли, что с трудом сдерживаю смех, чтобы не быть не этичной... Но кто-то внутри меня оказывается сильнее, и как я ни сопротивляюсь, из меня вылетает:

- Как вы одинаково хромаете!

Сидоров посмотрел на меня, нахмурив лицо, потом кхекнул, и уже добродушно проворчал:

- Вот где дитя малое!

Я долго извинялась и подтрунивала над своей бестактностью, а сама так и не смогла понять, что за сила заставила меня это сделать?

Р.S. Пройдет немало лет, и я вспомню этот «пассаж». И пойму, что ничего случайного в этом мире нет: уже с первой встречи, все «действующие лица и исполнители» Свыше получили четкое определение своей роли в жизни моей и рериховского движения…

А кто предупрежден, тот вооружен…

Вскоре мы встретились опять. На этот раз мы гуляли по засугробленным улицам Москвы. Уже не надо было конспирироваться. Как-то так получилось, что дорога стала узкая, и мы разделились на пары. Я быстро юркнула к Балашову, и моментально перехватила ревнивый взгляд Сидорова. Но это не помешало ему пригласить нас с Галиной на встречу.

- Я хочу показать вам свой дом.

Мы с Галиной переглянулись. И я вдруг остро почувствовала - этого не будет.

И действительно, «по техническим причинам» Галина не смогла этого сделать, и отправила, несмотря на мои возражения, меня одну…

Но Сидорова не устроило мое объяснение отсутствия Галины, и мне пришлось пойти в наступление:

- В конце-концов, может женщина раз в месяц чувствовать себя плохо. К тому же на улице холод и вьюга.

Сидоров заулыбался, успокоенный. До дому я едва добежала. Сбросив с себя пальто, тут же плюхнулась в постель. И моментально меня накрыло видение, словно я была под гипнотическим сном: я встала и пошла в туалетную комнату. Там я, к своему удивлению, продемонстрировала состояние Галины... Выходя из туалетной комнаты, я увидала на пороге квартиры в темном коридоре Сидорова. Какая-то мрачная женщина, ворча, впереди него подметала веником пол… И потом я обнаружила себя на этом полу… А он сказал, что где-то на какие-то полтора сантиметра мы не подходим… Он выходит из квартиры и показывает на соседскую квартиру напротив. Входная дверь ее украшена, словно крышка гроба. И он говорит: «Если захочешь ко мне придти, я здесь живу». А там действительно жил хозяин лет шестидесяти, который при моем появлении краснел, как мальчишка. И через два месяца он внезапно умер, сидя в кресле парикмахера…

Что это? Но как от всего этого до сих пор дурно пахнет!..

***

Из дневника:

(1986 год)

Видение: вижу себя в зале с колоннами, вдоль стены столы по типу ученических парт, мужчины, женщины в сари и без, вокруг строгие беспристрастные лица. Меня просят показать позу. Я встаю на одну ногу, ступню другой закидываю на бедро, руки кольцом над головой. И вдруг в это кольцо просовывает свою голову немолодой коренастый мужчина… Это же Сидоров! Помню свое смятение, так как была в ночной сорочке, словом, в чем спала, в том и прибыла. А на голове тюрбан из махрового полотенца цвета зеленого нефрита.

Сны повторялись из ночи в ночь. Состав присутствующих не менялся. Тогда я преднамеренно рассказала об этих ночных видениях Сидорову с Балашовым.

В следующем видении мужчина, похожий на Сидорова, сказал коллеге:

- Сотри ей память!

Тот наклонился, поднял какую-то глыбу, провел ей вдоль моего лица, и больше я уже не видела ни их, ни этого зала.

Из дневника:

(1986 г.)

Видение. На высоте Гималайской гряды среди остроконечных вершин гор лежит озеро. Я словно Лебедь из сказки Пушкина в белом тонком летящем длинном платье скольжу по его поверхности босыми ногами, пересекая его с одной стороны на другую. Обращаю внимание на ступни. Они погружены в его воды до самой щиколотки…

Через неделю.

Видение. Я опять в том же одеянии уже на другом горном озере Гималаев с крутыми изгибами берегов. «Выплываю» из-за поворота. Скольжу голыми ступнями уже вдоль озера. Очнулась.

Что это значит? В Агни Йоге сказано о гималайских озерах с живой и мертвой водой… Значит, ты знаешь как употребить эти знания?..

***

(1987 г.)

Сижу у окна. Красивый закат. Любуюсь всеми цветами радуги. По небу быстро проплывают причудливые облака. И каждое имеет свою форму. Одно поразило своей живостью. Вот оно почти исчезло из виду, но я схватила его взглядом «за хвост». Облако остановилось, я потянула его назад. Вот оно уже снова передо мной. Фиксирую. Вижу, как другие плывут мимо него. Отпускаю… Возвращаю… Отпускаю… Возвращаю…

Стоп! Ну и что? И в чем смысл?..

***

(1987 г.)

Я закрываю глаза, а передо мной, как на электронной ленте, символы, знаки, буквы, картинки. Сердечный центр неутомимо «рассказывает» о событиях разного плана. В сердце они ощущаются разной степенью своей драматичности…

Особенно тяжело бывать в местах скопления людей - на вокзалах, аэропортах. Проходящие люди больно ударяют по сердечному центру своими переживаниями, иногда так, что приходиться закрывать его обеими руками и изо всех сил прижимать к сердцу.

А вокруг меня лучи всех цветов радуги и свечение вокруг меня, из пальцев особенно. Мои отныне постоянные спутники жизни. Навсегда. Навсегда?.. Если себе не изменяешь...

Радуга – символ Шамбалы…

***

ЦДЛ

Люблю строчки поэтессы Юнны Мориц: «Хорошо быть молодым, за любовь к себе сражаться. Перед зеркалом седым независимо держаться…»

Период походов в ЦДЛ был полон беззаботного купания в лучах очарованных поэтов и прозаиков. Не было ни одного, кто, проходя мимо нас, не остановился бы и не подошел поцеловать ручку. Сидорова и Балашова в такие моменты распирало от гордости. А уж когда я притаскивала с собой сестру с племяшкой - а они на конкурсе «Дочки-матери» были признаны народом королевами красоты - тут такое начиналось!

Я резвилась тогда действительно как малое дитя. Стоило мне только посмотреть глаза в глаза, как очередная жертва уже готова. Тогда мне и в голову не приходило, что «скафандр» имеет свойство с годами меняться. А тогда комплименты сыпались как из рога изобилия.

- Галина Ивановна, какая вы красивая! - провожая нас с Кольченко, восхищенно изрек Балашов.

- Ну надо же! А я-то думала, для вас существует только внутренняя красота с сенсорными возможностями. А оказывается, ничто человеческое вам не чуждо!

Они в ответ опять только переглянулись.

Признание Балашова стало для меня отправной точкой в долгую мучительную жизнь, как мне казалось, неразделенной любви.

«Агни Йогу» я стала получать из рук Балашова. Книги были на плотной белой бумаге, в красной жесткой обложке, сброшюрованные в типографии ЦК КПСС якобы тайком! Хотя к тому времени я уже знала, что при этом органе был отдел, занимающийся изучением Агни Йоги и всем, что связано с тонкими энергиями... И всеми, кто…

- Нельзя так быстро читать эти книги! - возмущался Балашов.

- Но мне же дан «Год Агни Йоги».

- Другие постигают одну книгу десять лет, а ей, видите ли, год!

- Ну может, кому-то и надо десять, - как это было ни странно, вступился за меня В.М. Сидоров, - а Галине Ивановне достаточно и года.

***

(1987 г. Лето)

В эту встречу Сидоров дал мне для прочтения «Чашу Востока».

Вслед за Галиной в Москву приехал Кольченко. Ему тоже захотелось познакомиться с Сидоровым и Балашовым. Но контакта не получилось. Моя протекция не помогла, хотя в чем-то даже с ними была согласна. К ним едут со всего Союза. И они вправе подходить к встречам избирательно. Время спрессовано, так и взорваться можно! Так что «тяжела ты шапка Мономаха»! Безусловно, я об этом Володе не сказала. Но тот и сам все понял. И тут в его поле зрения попала «Чаша Востока». Кольченко стал просить почитать. Я долго сопротивлялась, ну как без разрешения?

- Да он не узнает!

Но, когда я вернула книгу, первое, что спросил Сидоров, хмуро сведя брови:

- Галина Ивановна! Кто-то еще кроме вас читал мою книгу?

- Да… Бога ради, извините!

- А кто вам дал на это разрешение?

Я сникла. Ведь знала же, что так все и будет!

- Да это свой человек! Это Кольченко. Он друг Галины Ивановны! Ну это же пополнение знания. Он, в конце концов, председатель Рериховского общества.

- Договоримся впредь без разрешения моими книгами не распоряжаться.

Вот такой я получила тогда урок: каждая вещь, которая попадает в твои руки, несет наслоение других энергий. Они бывают тебе родными, а бывает и наоборот. И еще энергия имеет и цвет, и запах, и свой характер. И по ней можно тебя «читать» вдоль и поперек. Потому подумай тысячу раз, «кого» ты тащишь в дом? Так что, «во избежанье дней печальных, не открывайте книг случайных», как написал поэт Эдуард Балашов.

«Впервые встретила человека, равного себе по духу», - так, смело утверждая, после встречи с Балашовым, начала я свой дневник в декабре 86-го.

Равного ли? - спорила я с собой. - Он уже известный миру поэт и общественный деятель. ... Ну и что? Разве только это может быть определяющим звеном?..

Мои суровые «университеты» трудового пути давно сделали меня независимой. И когда Балашов пытался оправдать свое отношение ко мне тем, что истинная любовь сурова, прибег к такому доводу:

- Вот посмотри, как суров лик Учителя.

И он, вытащил из-за пазухи портрет. Я перехватила взгляд смотрящих на меня с Любовью таких родных смеющихся глаз самого красивого в мире Молодца из моей любимой сказки «Аленький цветочек»! В одном порыве я выхватила этот портрет из рук Эдуарда, прижала к груди, и закружилась в восторге:

- Вот это мужик! За таким хоть на край света!

Эта выходка поразила не только меня... Почему для определения Его я взяла образ народного вождя? Да харизма у него таковая! Одного взгляда достаточно, чтобы понять это...

А Балашов в ужасе смотрел на мой языческий танец, долго не мог совладать с собой, наконец, выхватил портрет, и долго не мог найти подходящих от возмущения слов... Как я посмела так фамильярничать?! … Но у меня даже в мыслях не было задумываться над этим... Все это было так естественно, по-родственному, я бы сказала…

Так впервые на земном плане я познакомилась с самим Учителем Учителей, Великим Владыкой Шамбалы Махатмой Мориа...

После той выходки Балашову так и не удалось «остепенить» меня. С самого начала отношения с Учителем сложились близкие, доверительные, словно не существовало меж нами ни разницы миров, ни разницы Иерархической. Я даже и не задумывалась, отчего. Да, конечно, чем выше дух, тем проще с ним. Но этого мало...

И только спустя десятилетия мне открылись страницы нашей кармы...

От общения с Учителем я парила на крыльях Любви, словно птица, выпущенная на волю. И эта сила не могла сравниться ни с одной на земле!

О! Как горят Твои глаза.

Вселенной боль в них. И краса.

Как два костра они пылают.

И дух надеждой воскрешают.

И вижу я: рубиново-нефритовым* сияньем

Мой устлан Путь.

Благослови исканьем.

______________

*Путь подвига и путь знаний.

Самое первое обращение Учителя ко мне было стихотворным:

Когда глашатаи оков

Гремят ключами от миров,

Ты Чашу полную Огня

Прими и защити Меня.

Серебряный скую клинок

И закалю его меж строк.

Иди. Ты преградишь им путь.

С тобою Я. Любовь твоя.

«Прими и защити Меня»!» Да здесь программа моей дальнейшей жизни!

«С тобою Я! Любовь твоя!» От такой признательности я краснела, словно меня с кем-то перепутали. Но дальнейшие годы сотрудничества поставили точку и в этом вопросе. Я прошла с Учителем три стадии отношений: Любимый. Отец. Учитель. В это золотое для меня время мы листали с Ним страницы наших воплощений, переговаривались строчками Любви... В это время я и познала, откуда такой проникновенно простой и в тоже время высокий слог в творчестве моего любимого поэта Э. Балашова... «На планете нет сильней Огня. Тот Огонь зовут – Любовь моя». Так выразила я свое отношение к Учителю.

***

1987 год. Алексий Первый…

- «Явись в Богоявленский монастырь», - услышала я голос Учителя.

Храм был на реставрации, но тяжелые черные от времени врата были приоткрыты. На них висела мемориальная доска. Она гласила, что в этом монастыре в XIV веке отроком подрастал и креп будущий патриарх Киевский и Всея Руси Алексий. «Ловцом душ будешь» - сказано ему было Свыше в видении, когда тот в лесу мальцом расставлял силки на птиц.

Я вошла в храм и окунулась в «то» пространство. Оно окутало меня своей многовековой таинственностью и знакомым до боли запахом, словно и не было за его стенами конца двадцатого века.

Р.S. Десять лет спустя.

1997 год. Л.В. принесла мне фотографии рисунков Е.И.Рерих. На одном из них черно-белым карандашом был зарисован тщедушного телосложения старец с полуопущенной головой, полузакрытыми глазами. На его лике отпечатались мучительные страдания, какие бывают при уходе в мир иной с незавершенностью чего-то главного в своей жизни. Реденькая узенькая небольшая бороденка, жиденькие длинные волосики вокруг голого черепа добавляли еще большее впечатление состояния внутренней горечи. В верхнем правом углу рисунка - очерченная в овал монашеская скуфья, увенчанная крестом.

- Это работы Е.И. из Тонкого Мира, - пояснила Л.В. - Полагаю, это Сергий Радонежский.

«Нет! Это я!» - хотелось мне крикнуть. Я уже знала это из многих видений и поделилась этими знаниями лишь с Белинской Светланой.

- Нет. Это не он, - запротестовала я, едва сдержавшись. - Во-первых, Сергий не был митрополитом. Во-вторых, Сергий был огромадного роста и телосложения. И шевелюра у него была о-го-го! Волосы до последнего дня были густыми и волнистыми. Это, скорее всего, патриарх Алексий. Тот самый, с которым они были «на одной волне». Помнишь, в «Житии» есть место, когда Сергий на молитве с братией прервал ее, повернулся в сторону дороги и поклонился в пояс, сказав при этом: «Друг спешит, передал привет».

Ночью из Мира Тонкого пришло драматичное по своей сути видение. Я теперь со всем своим бескомпромиссием увидела себя тем самым старцем... Небольшого росточка, с жиденькой бороденкой, полуголым черепом, в парадной одежде. С перекошенным от отчаяния лицом, я бегаю за Сергием, чтобы огреть того посохом, «битием» определить сознание, как не раз приходилось это делать с другими. Но тот, ловко маневрируя, ускользает, размахивая руками на поворотах, хватаясь за высокие спинки стульев, стоявших вокруг длинного стола. Так мы «нарезаем» круг за кругом! Широкая и длинная спина Сергия в темно-серой кацавейке недосягаемо маячит передо мной... Понял ли тот, что я лягу замертво, но не отступлю, и потому лучше пожертвовать своей спиной, только я, наконец, настигаю его и вкладываю в удар всю горечь своего сердца!.. Вот тебе!.. Получай по заслугам!..

Но, увы! В который раз патриарх так и не смог переломить его самолюбие. Не получилось! Не убедил! Не осознал тот!..

Ну, какие еще нужно привести аргументы, чтобы Сергий понял, что нет на Руси более достойной кандидатуры! Ну кто еще, как не он, должен стать пастырем народа? Кто, как не он, сможет сберечь и приумножить духовное богатство, что наживалось митрополитом годами! Какая библиотека! Какие переводчики-писцы, которых Алексий выцарапал из-за рубежа! Какие иконы! Одна икона Христа чего стоит! Чуть ли не ценой своей жизни привез ее из Константинополя! А какие росписи сделали наши художники! Какие храмы созданы! Сколько сил и труда вложено в укрепление границ московских! Кто, как не он, Сергий, которого так любит и чтит народ, должен сменить его на нелегком посту митрополита Киевского и всея Руси?.. Как он не понимает очевидного? Неужели ему не жаль всего завоеванного на благо России? Развеют эти стяжатели и ханжи все нажитое, перегрызутся, поубивают друг друга! Ослабнет Россия, уже вот-вот готовая встать на ноги! Вся жизнь теперь прахом! А я еще и вырядился, выбрал самый торжественный для такого случая зал... И все напрасно! Все прахом! Прахом...

Он окончательно сгорбился под тяжестью ноши. Скорбь сердца завязала в узел. Не будет ему теперь покоя на том свете! Вина… Вина за то, что не нашел, значит, тех самых слов, не убедил, не одолел этого радонежского битюга, не смог донести до него сути дела! И-и-их! Прости меня, народ православный!..

Я очнулась ото сна и долго не могла успокоиться, сердце страдало, словно не прошли века, все вспоминая и вспоминая, о чем печалилась тогда, чего так и не смогла предотвратить: отказался Сергий от митрополичьего поста, не возжелал ответственности, и утратило надолго свои позиции московское княжество. Опять разъединились князья. Перегрызли горло друг другу наследнички престола, утопили его в крови. Сгорела огромная библиотека с нажитым духовным богатством. Все пошло прахом. Прахом… Прахом…

Из истории захоронения патриарха Алексия Первого: судьба не раз переносила его мощи из одного пространства в другое, упокоив в Елоховском, в Богоявленском храме…

Многие из моего круга друзей успели прочитать тогда мой черновой рассказ об этой встрече в Мире Тонком. А от Учителя пришло признание: «Прошли века, вина осталась»...

А спустя годы найду подтверждение тому в тетрадях Елены Ивановны. Учитель сказал ей: «Многие уже в видениях видели меня митрополитом. Но я посчитал, что недостоин этого места, о чем сейчас жалею».

«Ближайшая обязанность каждого, знающего Мир Тонкий, при каждом удобном случае утверждать этот невидимый, но реальный Мир. Пусть даже рассердятся, лишь бы подумали о действительности». («Сердце», 188)

«Пусть даже рассердятся»…

И они сердились...

***

(2 июля 1987 г.)

Москва. Центральный Дом Литераторов

Балашов дал мне свой единственный авторский экземпляр сборника стихов «Глагол молчания».

Я пробежала их, что называется, по диагонали. И… они пропали, в прямом смысле этого слова. На очередной встрече пришлось что-то мямлить.

- Да ты их просто не читала, - иронично бросил Балашов.

И тут, спустя два месяца, раскладывая для своей близкой, как мне казалось тогда, тезки раскладушку, к своей неописуемой радости, я обнаружила сборник. За время ее отсутствия я раскладывала ее десятки раз для своих многочисленных гостей, но он «материализовался» лишь в день ее приезда. Чудеса, да и только!

И когда я, наконец, стала заново читать балашовские строчки, они засияли неземным светом всех цветов радуги, а буквы на глазах, сияя, увеличивались в размерах!.. И ложились на сердце… И печатались в памяти…

Я уже не читала, я «пила» живую воду!.. Рука потянулась к иконе Николая Чудотворца, той, что привезла из Евпатории. Мне так хотелось поделиться с ним этим чудом! И иконка не только засветилась неземным светом, но и лик Николая Чудотворца увеличился и стал чередоваться один за другим, оставляя незыблемыми только глаза...

В стихах Балашова есть такие строчки:

В который раз, в который миг

Твое и не твое лицо.

И, как дорога с колеса,

Войдешь в седьмые небеса,

Поймав себя на том, что ты,

Уже не ты, еще не ты.

Радость охватила меня, и я потянулась к портрету Учителя. И чудо повторилось! Теперь уже Его широкая ироничная улыбка и яркие лучистые глаза, глядящие на меня с Любовью, были мне в награду! Густого фиолетового цвета энергия окутала меня, завернув в свет червонного золота!..

И с того времени она не покидала меня, как и Его Луч! Энергия нашей Любви растекалась в пространстве, заполняя собой все. Я «проникала» в небесные светила, мне становились доступны космические символы. Стала видеть «картинки» прошлого Вселенной, ее сотворения, истории Руси, страниц ее походов. Веки вспухли, в уголках глазниц появились ожоги. Но я упорно продолжала «листать» страницы жизни. «Картинки» возникали в самых неподходящих местах. И я проецировала тогда их на любую поверхность, в вагоне метро ли, стенках кухни, холодильника, словом, где только можно было найти плоскость…

С того момента это «чудо» открывало мне все новые и новые возможности. Особое зрение дало мне возможность видеть жизнь не только на земле…

Стоит ли говорить, что следующая встреча с Балашовым прошла совсем на другом уровне.

- Знаешь ли, «сын мой», какие строчки ты сотворил? - начала я шутливо, надеясь поделиться с ним чудом встречи. Но тот только снисходительно посмотрел на меня:

- Конечно, знаю.

Тон не оставил желания поделиться радостью.

***

Из дневника:

(1987 г. Зима)

«…Мы лишь в случаях необходимости касаемся прошлых воплощений, чтобы не привлекать эманации прошлого из Акаши». («Знаки Агни Йоги», 230)

Балашов устроил мне обструкцию: видите ли, мне снятся «странные сны». А все потому, что я сообщила ему, какая жуткая карма связывает его с ближайшим другом.

В видении я невольно стала свидетелем их неправедной жизни еще в добуддийские времена. Они дурили доверчивый народ, И в момент их дележа монет, появляюсь я и радостно приветствую в самый неподходящий момент. Я бы ничего и не заподозрила, если бы не реакция Сидорова. Глаза его налились кровью, лицо выражало смертельную для меня опасность! Я припустилась бежать. Он же, как был в широких шароварах с голым торсом, так и помчался за мной. Его желание было одно - уничтожить! И, если бы не мои быстрые ноги, этим бы все и закончилось. Я бежала сквозь все комнаты их «богадельни», мимо его многочисленных жен с сопливыми детьми, мимо конвейера гробов, ползущих по ленте в преисподнюю. Я, наконец, выскочила из этого жуткого дома и припустилась бежать что есть мочи… Но он не отставал, продолжал преследовать меня, пока я не оказалась на территории дома своего рождения. Он словно разбился о невидимую стену! Встал как вкопанный!..

Как, оказывается, коварен и жесток Сидоров! Какую роль на самом деле он выполняет в рериховском движении?.. «Я главный шаман», - шутя представился он нам с Галиной при первой встрече… Как-то надо быть с ним предельно осторожной, косить под дурочку… И как мне уберечь от его влияния Эдуарда… Сидоров же в его лице нашел для себя хорошее прикрытие… Тот открыт, талантлив, контактен, все его вокруг уважают, относятся к нему как к небожителю…

- Ты понимаешь, что ты не должен в этом воплощении слепо подчиняться Сидорову? Теперь ты должен помочь ему и себе подняться над этой кармой и повести его за собой! Ты это сможешь! Недаром же мне было дано это знание.

- Не надо лезть, куда не надо, - отчитывал меня Балашов. - Живи с головой, повернутой не назад, а вперед! Настоящим! И не заглядывай в прошлое!

- А я и живу, как Бог дал. Никуда не лезу. Все происходит само собой, Учитель дает мне только те знания, что в данном случае нужны. Чтобы не сделать непоправимых ошибок… Знание – это когда видишь своими глазами, слышишь своими ушами. И я от них не собираюсь отказываться тебе в угоду, и предавать себя. И потом, перечитай строки первого абзаца «Сердца»: «Видеть глазами сердца; слушать гул мира ушами сердца; прозревать будущее пониманием сердца; помнить прошлые накопления сердцем…» Понятно?.. Помнить свои воплощения сердцем!

А потом мне было дано очередное видение с Сидоровым: лето, красивые приморские белые дома. Солнце. Ко мне сбегает в долину Сидоров. На нем белая, с коротким рукавом, рубашка. И спрашивает якобы добродушно, но в вопросе ироничность и ревность:

- Чем же вам, Галина Ивановна, так нравятся стихи Балашова?

Рядом с ним появляется его команда молодых людей в таких же рубашках, только с черными галстуками-бабочками. И все они одного роста, чернявые, с коротко стриженными волосами «ежиками». Ну прямо – роботы!

- Балашов гениальный поэт. Только ему дано Богами в коротком слоге уместить всю программу жизни человека. Вот слушайте:

- К вершинам духом поднимись -

Твой первый шаг – живая жизнь.

Войди в молчание немого –

Твой шаг второй – живое слово.

Посей. Пожнешь и кровь, и тело –

Твой третий шаг – живое дело.

Четвертый шаг на свете этом

Твой первый Там, где станешь Светом!

И вижу: по мере того, как я читаю, этих роботизированных молодчиков остается все меньше и меньше. Их словно «корова языком слизала»… Остался один Сидоров…

- Эдуард! А Сидоров тебя ревнует, если не сказать, не любит за твое творчество. Оно для него – оскорбление.

- Ты опять!..

***

В очередной раз я бежала на встречу с Балашовым. Ливень был такой силы, что машина, припаркованная у нашего здания МВЭС, верещала так занудно, что уши скручивались в трубочку.

- Куда же ты идешь! На улице ливень, - пытался остановить меня Владимир Петрович, начальник отдела.

- А с моим выходом он прекратится, - смеясь, отвечала я.

И действительно, только я открыла тяжелые двери нашего совместного здания министерства внешней торговли и иностранных дел на Сенной, как ливень и вправду прекратился! Проходя мимо надоевшей своим зуммером машины, я тюкнула ее ладонью по капоту, и та замолчала. ... Я шла по Арбату, а передо мной отступал ливень, и только шлейф дождевой пыли освежал мои пылающие щеки. А в дождевой пыли купалась радуга! Строчки потекли сами:

Я вижу радугу, она

Залог Любви,

Забор от зла.

И от себя ты не уйдешь,

По радуге ко мне придешь!

Наши уличные беседы с Эдуардом часто затягивались. Я видела его пристальный взгляд, сосредоточенный на моей Чаше. В такие минуты я вся сжималась, густо краснела, в полной уверенности, что он тоже видит это чудо – Аленький цветочек. Он в полном смысле «прорастал» из моей Чаши, средостения на груди, на серебряном стебельке в аметистово-розовом сиянье, всеми своими нежнейшими лепесточками. Но я опять сжималась, боясь быть уличенной Бог весть в чем. И тогда Балашов стал активно «проявляться» на тонком плане. Там он был более последователен… И тогда я просыпалась и бросала в пространство:

- Я люблю тебя, слышишь меня?!

И каково было мое изумление, когда в очередной вышедшей его книге стихов «Чаша» я нашла такие строчки:

По серебряной нити огня

Слово сердца восходит все выше:

- Я люблю тебя! Слышишь меня!

- Всей любовью твоей тебя слышу!

Мое притяжение к Балашову оказалось не на пустом месте. Один за другим мне стали открываться страницы нашей жизни из Круга Вечности…

***

(1989 год)

Видение.

Людской поток, обезумевший от страха, бежит по долине меж невысоких гор. А среди дороги, на невысоком холме, словно островке, стоит священник в белом длинном хитоне. Он перстом осеняет беженцев. Я - молодая женщина с грудным ребенком на руках. Длинная многоярусная юбка бьет по босым ногам. Пробегаю мимо, но что-то притягивает меня к этому праведнику. Я подбегаю к нему за благословением. И ... это Балашов.

Я оказываюсь в плену. Напряжена да предела. Но вида не показываю. Сижу на низенькой лавочке, кормлю малютку, а сама лихорадочно ищу пути побега. За квадратным столом спиной ко мне сидит вожак. У него обнаженный торс, вываливающийся над шароварами живот, голова с черными до плеч сальными волосами в крутых завитках. Весь его вид вызывает омерзение. И тут ко мне подбегает один из его прислужников, хватает малютку за ногу, весело крутит ее, размахивается было, чтобы размозжить о стенку.

- Как это расточительно, - якобы хладнокровно, говорю я им. - Она же моя дочь. Вырастет, и тоже будет красивой...

Убийцы замирают. Хозяин разворачивается ко мне вместе со стулом и внимательно рассматривает жгучими черными глазами. Жестом дает знак: она права, спешить некуда.

Сцена следующая: продолжаю кормить дочь. Рядом на низенькой скамейке сидит старуха, сухая и прокопченная, как вобла, с лицом, испещренными глубокими морщинами. Но глаза - живые, яркие. Цветастый платок на голове завязан прямоугольником, чтобы еще и грел спину. На впалой груди многочисленные тонкого полотна кофточки, бусы. И многоярусные юбки, веером улегшиеся вокруг ее ног. Она насквозь видит меня, оценила мой внутренний план! И это ей явно по душе. Она притягивает мой взгляд и переводит его на занавеску справа за спиной. Я все понимаю. Улучив момент, скрываюсь за ней. Оказываюсь на заднем дворе, пригибаясь, бегу вдоль длинного забора из обструганных длинных толстых деревянных палок. Свобода!

И с благодарностью вспоминаю священника. Его молитва дошла до Бога!

***

(1987 г.)

Видение.

Первые годы советской власти, вагон агитационного поезда. Его организовал Лев Троцкий, один из идеологов революции, тот, кого В.И. Ленин хотел видеть после себя на месте вождя. Наша задача вдохновлять красноармейцев на борьбу за советскую власть. Белочешский мятеж 1918 года в Поволжье отбросил красноармейцев, заставил бежать и вот теперь нам надо всеми силами удержать завоевания Октября... Я в военной форме с портупеей через плечо. Тугой узел пышных пшенично-каштановых волос. Сижу за столом, заваленным редакционным материалом. Поглощена срочной подготовкой очередного номера газеты «На колесах». Появляется Николай Гумилев. И ... это Балашов! На нем тоже военная форма. Он в очередной раз «проламывает» кулаком высокую, прозрачную, энергетическую толстую стену, что я «поставила» на страже своей свободы: кладет мне на стол новую рукопись стихов. Я знаю, что это опять посвящение мне. Не поднимая головы, даю знать - вижу. Тот уходит. И тут меня пронзает мысль: что я делаю? Женщина я, в конце-то концов, или нет!

И вот «стена» рухнула!.. Мы стоим в объятиях. Я вспоминаю строчки Эдуарда, написанные задолго до нашей встречи:

Любовь соединила нас.

Себя забывши, до утраты,

Пред всеми были мы в тот час

Безвинно счастьем виноваты.

И тут за спиной Балашова я вижу сухощавую, совсем немолодую женщину небольшого росточка, просто одетую... Да это Смерть!... Она с такой Любовью, пониманием и сочувствием смотрит на нас!... И в ее глазах я читаю неизбежность…

В том воплощении Гумилев был единственной истинной любовью Ларисы Рейснер, впоследствии комиссара военной флотилии, прожившей всего тридцать лет. Это его, Николая Гумилева, расстреляли в самом расцвете творческих сил за близость к Троцкому. Как потом по той же причине расправились и с Ларисой…

Она была с посольской миссией в Афганистане, когда Гумилева не стало... В письме матери она написала: «Если бы я была в Москве, он бы остался жить…»

Карма с Балашовым оказалась крутой. Нереализованная в свое время сила Любви, накопившаяся за многие воплощения, прорвала плотину и залила нас своею мощью. Она настигала меня через строчки наших стихов, реализовывалась памятью предыдущих воплощений… Я жила словно под током высочайшего напряжения… Страдания были невыносимыми. Сердце при его имени трепетало, готовое вот-вот вырваться, и я прижимала его обеими руками, из последних сил!

Я не знаю, откуда бралась мудрость не переступить черту и не кинуться Балашову на шею, залюбить, зацеловать… Но вот глубокий вздох... А потом опять и день, и ночь, и ночь, и день... Порой казалось - вот сейчас оторвусь от кресла и, ни на кого не обращая внимания, брошусь ему на шею. И вдруг, словно подслушав мои мысли, он говорит:

- Да я не стою тебя.

А позже признание:

- Если бы мы перешли на физический план, мы потеряли бы друг друга…

Уйду. И покину. Уйду с безопасности дня.

А ночью настигну, родной и любимый, тебя.

И сна уж не станет.

Лишь только меня ты будешь искать, призывать и метаться.

Ночною кукушкой я буду стонать, отзываться.

Глазами влюбленных всегда тебя стану я звать.

И хватит ли сил эту память стереть, залатать?

Как жить тогда будешь, меня потеряв, и себя не найдя?

Дай руку сегодня, и вечно я буду твоя.

Стоп! Не сотворила ли я себе кумира? Наши отношения становились опасными. Слишком разные у нас сложились в тот момент понятия о Любви. Его друг Сидоров так вообще решил, что «Г.И. своей любовью тянет его «вниз»! Это он тогда среди начинающих рериховцев ставил меня «в пример»: «Вот у нас уже есть такая Галина Ивановна, когда скорочтение Учения привело к тому, что ей стали сниться странные сны».

С моей близкой тогда еще подругой Светой Б-ой они с Балашовым дошли в своих рассуждениях до такого абсурда! Убогие, они сочли Любовь болезнью!..

Я шла по Арбату после встречи с Балашовым… И «слышу» голос Учителя Учителей, полный иронических ноток:

Не оглупляй себя напрасно.

Воображением благим

На новый путь направь. Другим,

Увидь себя в большом и малом.

И я ценой неимоверных усилий, приняла решение избавить Балашова от излишнего внимания, и не нашла ничего лучшего, как лечь на операционный стол. За полгода моего отсутствия «остепенюсь», решила я, передохну от «тока высокого напряжения». «Наверху» поддержали меня, в видении я «увидела» себя прыгающей со ступенек своего дома на одной ноге, и вокруг майская зелень. Все «срослось»!

***

(1989 г.)

Я была уже дома, сидела, прислонившись к стене в своей постели. Вытянув загипсованную ногу, вдруг «увидела» - связки-то для операции на моей ступне взяты с «нехристя», как любила говорить моя бабушка! Ужас!.. В тридцатилетнем возрасте он был зарезан в пьяной драке! И теперь я «повязана» с ним в прямом и переносном смысле, и должна расхлебывать эту «кашу»?!

В один миг я оказалась в Тонком Мире на могучей спине черноризца. Он несся через пространство, гигантскими шагами преодолевая его. Добежал, бережно скинул меня со спины, и, вытирая с лица пот длинным широким рукавом, торопливо сказал на прощанье:

- Это все, что я могу для тебя сделать.

А я осталась сидеть, вытянув ноги в прямоугольном пространстве, очерченном известью. Все это напоминало о ранее стоявшей здесь раке. Меня окружало множество захоронений. Как искусно они были сделаны! И все это погребальное великолепие было крыто полупрозрачным полукружьем и напоминало итальянский пантеон... Рядом, слева от меня я увидала старца. Он лежал, мирно сложив на груди руки в таком же пространстве из-под раки, как и я. На нем была светлая домотканая косоворотка с трогательными подвязками в местах кистей рук и щиколоток на кальсонах. При моем появлении он, кряхтя, приподнялся, развернулся в мою сторону, и я увидела добрейший лик в обрамлении седых, слегка вьющихся волос.

- Хочешь, я тебя окрещу? - желание помочь пронизывало каждую нотку его голоса.

- Как ты это сделаешь, - возмутилась я, все еще не понимая происходящего, - если я даже еще и не успела искупаться? Да и смены белья с собой нет.

Тот покряхтел, покряхтел, потом, опираясь на локоть правой руки, присел, при этом грудь его слегка обнажилась, и я увидела массивную серебряную цепочку с множеством всяких крестов и медальонов. Он сунул руку за пазуху и, вытащив цепь, протянул мне.

- Тогда выбери себе крест.

- Чем твой крест лучше моего, - рассматривая это богатство, говорю, недоумевая.

Тот опять крякнул:

- Тогда возьми вот это.

Он снял со своей цепочки овальный медальон самого простого светлого металла. Я увидела на нем дату, пытаясь запомнить, она, полагаю, имела ключевое значение в нашей встрече. Потом даты стали меняться, я поняла, что они свидетельствовали о времени наших кармических встреч. И … замерла! Так это же Николай Чудотворец!..

Так вот с кем я вздорила! Как же я сразу-то не узнала? Сколько раз он являлся мне, то в видении, то в голографическом виде, то спроецировав свой лик на деловые бумаги! И место... здесь же раньше стояла рака! Ну конечно же! Его первое захоронение, как и мое, оставило в истории лишь след! Ведь тогда по ошибке вероломные грабители вместо его мощей украли мои. И теперь «нас» опять «перенесли» сюда! Ради чего такая трата драгоценной энергии? А черноризец?!.. Так это же сам Сергий! «Все, что я могу сделать»! Что же это получается - прошли века, а кармические «дыры» все «штопаем и штопаем»!

Не воспользовалась я, значит, широтой их души! Вот и получай теперь за свои капризы, отрабатывай свою с этим «нехристем» образовавшуюся карму!

В Мире Тонком я была тому «нехристю» «стариком Хоттабычем». То квартиру предоставь, то телевизор новый, то вижу себя с метлой в руках и завязанным на голове платком, лишь одни глаза, да и их не поднимаю, помня наказ одного из моих бывших сотрудников по КамАЗу…

Накануне отъезда из Набережных Челнов в Москву я дала себе слово отдохнуть как минимум год, так, сама того не ведая, настрадалась тогда с открытием энергетического тела. И вообще размечталась пройти по стране пешком по маршруту Горького.

- Ну вы, Галина Ивановна, хотя бы увесистую палку с собой тогда возьмите, чтобы от мужиков отбиваться. Я закажу своим рабочим, отольют на совесть.

- А я подвяжу платок так, что только одни глаза будут видны.

- Вот из-за них-то и липнуть будут!

Так и с «нехристем» эта конспирация не прошла, тому захотелось, чтобы «золотая рыбка» стала еще и наложницей!

Мы схватились с ним в рукопашном бою. Я боролась что было сил! То он брал верх, то я! Передо мной на расстоянии вытянутой руки появился нож! Не-е-ет! И я отбрасываю его подальше, чтобы никто из нас не смог наделать беды. Топор!.. Не-е-т! И тут появляется молоток! Я схватила его, занесла, было, над его головой… Стоп! ... А стоит ли все это того?

И надо же! Моментально все исчезло!

«Все завязано узлом, а развяжешь лишь добром!»

Когда в те «шестьдесят шесть» я вернулась к жизни, то с радостным удивлением обнаружила – крестик-то на моей груди с ликом Христа и простой оловянный медальон с изображением Николая Чудотворца спаялись чудесным образом!

Там, в больнице, я с удовольствием прочитала книгу Ромена Роллана «Жизнь Рамакришны. Жизнь Вивекананды». Ее мне дал Балашов. Каково было мое удивление и невыразимая горечь, когда передо мной предстали отношения Вивекананды с его возлюбленной! Они оказались еще горше, чем наши с Балашовым. И вызывали лишь протест. Вот, оказывается, с кого он «рисует» свою жизнь!..

Вскоре я встретилась с Вивеканандой в Мире Тонком...

Из дневника:

(1988 г. Зима)

Гималаи. На перекрестке снежных горных дорог по пути из Обители встречаюсь с известными миру мудрецами. С кем-то из них я останавливаюсь в беседе, других приветствую. На середине спуска с горы я увидала Вивекананду. Он остановился, поджидая меня. Доброжелательная улыбка освещала его лицо. Но я вся еще под впечатлением книги. Не нравился он мне ханжеским и грубым отношением к своей ученице Ниведитте. А она так искренне любила его, и вовсе не претендовала на телесную близость. Можно подумать, что других отношений Бог не создал. Скорее, он сам себя боялся, решила я, и потому неоправданно грубил, заставляя ее страдать так, что даже друзья сопереживали.

«Неоправданно грубил»! Можно подумать, что грубость имеет оправдание! Потому, бросив в его сторону презрительный взгляд, лишь прибавила скорость, ловко увертываясь от препятствия, коим посчитала его. Вот где пригодился мой земной опыт.

Видение.

Позже я увидала Вивекананду в средневековом подземелье, словно Прометей, прикованным цепями к монументальной арочной колонне, поддерживающей каменную чашу. Над его головой прямо на каменном своде огромными буквами светилось - «Вивекананда»…

Прикованный цепями... Что сам себе сковал? Любовь – это крылья жизни. А он попрал ее...

Символ жизни, символ земли - это крест, крест Любви. От любви земной к Любви высшей! Как мне приходилось драться в начале девяностых за это знание уже в МЦР, наживая себе лютых врагов! Как некоторые якобы рериховцы, пытаясь подчинить себе молодежь, искусственно сдерживали их проснувшиеся чистые чувства и естественные порывы. Особенно преуспевал в этом один из руководителей из Новочеркасска. Мои доводы его не убеждали, споры ни к чему не приводили, и тогда я назвала все своими именами: «Не мсти молодежи за свою импотенцию, прикрываясь Учением». И без того его красивые, но горевшие недобрым светом черные глаза вспыхнули еще более черным огнем. Я поняла - попала в точку. Больше в Центре его не видели.

Сами Рерихи имели прекрасных сыновей. И это не было «непорочным зачатием»… Самая сильная энергия – это энергия первой чакры, то есть половая... Иначе «вымрем же»... И не сформируем тонкое тело, не станем теми, кем замыслил нас Всевышний...

Любовь – это жизнь.

С Любовью к ней приходишь.

С Любовью в ней восходишь.

Огнем горишь, весь мир любя.

Любовь вмещает все в себя:

В ней нежность, мудрость, доброта

В беде и радости одна.

В ней строгость, чистота, взаимопониманье.

И до утра с тобой лобзанье.

А в старости – надежный друг.

Так завершаем своей жизни круг.

Чтоб в новой – снова воплотиться,

Со всею мощью утвердиться.

А чтоб узнал меня в миру,

Я в косу радугу вплету!

Эти строки рождены Любовью. Той Любовью, что пробила брешь в небесах, откуда на мою голову стали сыпаться эти строчки. Они приходили и ночью, и днем, в присутствии и отсутствии посторонних.

***

Из дневника:

(1990 г.)

Из дневного видения - обращаюсь к Сидорову В.М.:

- Прекратите! Это вы встали на нашем с Балашовым пути! Это же вы сказали, что я тяну своей любовью его вниз!

- Иначе пришлось бы круто ломать две жизни.

- А, может, мы справились бы, и сами решили, как быть, и никого не терять. И вообще…

***

2010 год. У Балашова начались нестерпимые боли в сердечной чакре. И эти симптомы были так похожи на те, что я в одиночку пережила в Набережных Челнах. И, чтобы не паниковал, я принесла ему ту фотографию, что так якобы не технично, проявил Володя Шушаков, коллега по рекламе в Набережных Челнах. Принесла показать, как от боли при формировании тонкого тела у меня даже менялся цвет глаз - из серо-голубых в изумрудные.

- Ты хоть сама-то поняла, что на этой фотографии?.. Ты посмотри - у тебя же на груди запечатлелся не один центр! Смотри, как дружно сцепились! Прямо твой «Аленький цветочек», как ты любишь говорить! Представляю, что тебе пришлось испытать.

- А ты еще оцени, что я в одиночку прошла этот путь. Тогда я еще и понятия не имела ни о какой Агни Йоге. А если бы я показала тебе еще и рентгеновские снимки головы! Меня врачи чуть было не похоронили тогда. На шишковидной железе якобы была опухоль с куриное яйцо, а это всего-навсего открывался третий глаз. А ведь чуть было не отправили на операцию! Остановила, как я теперь понимаю, ее бесполезность с их точки зрения. Представляешь, сколько таких пациентов могут оказаться под ножом! А помнишь, как этот Аленький Цветочек распускался при наших встречах? Я тогда жутко стеснялась, не знала, как отвести твои глаза от такого чуда. Ведь он появлялся только при встрече с тобой. Такова была сила моей Любви к тебе… Как я думала…

- А что же ты не сказала тогда об этом?

- Я была в полной уверенности, что ты его тоже видишь. Стоило нам только оказаться друг против друга, как он появлялся! Прорастал из средоточия серебряным стебельком, потом появлялся бутон, потом лепесток за лепестком, и пытался дотянуться до твоей Чаши! Тогда мое лицо загоралось от стыда за такое насилие над тобой, как я думала, и Аленький цветочек исчезал. Но это было такое чудо! Нежнейшее из нежнейших творений природы! Такого на земле не найдешь! Только в сказке Аксакова если! Вот почему он являлся мне во снах и в семь, и в четырнадцать лет, чтобы в сорок два, наконец-то, появиться наяву! Ну разве это не чудо?!

- А почему ты говоришь - «такова сила любви, как я думала»? Так она была?

- Еще какая! Именно это позволило мне узнать, что без любви земной не постичь Любви Высшей! Только спустя десять лет Учитель признался, что на самом деле вызывало такие чувства. Как Он сказал мне: «Я вложил в него всю силу Своей Любви к тебе». А я-то все это приписывала тебе! Так что прости нас. Но зато, сколько наших с тобой воплощений я «перелистала» за это время! И мы «прочистили» карму, к счастью. Теперь меня можно не опасаться.

Балашов почесал «репу», и, хитровато прищурив глаза, сказал:

- Зато как писалось!

«Каково тогда было в одиночку проходить этот путь» … «В одиночку…» А, ну-ка, стоп! В одиночку ли?

А кто меня спас в полтора года? А «Аленький цветочек» в детстве и отрочестве! А Луч через железную дорогу! А встреча с волком в лесу! А то, а другое! А автобус с Учителями...

Теперь я могу сказать, Кто! Кто вел меня и с Кем я иду по дороге жизни…

Ну, кто бы теперь сомневался, чья это работа - оставить на память не только мне картину открытых только что центров тела тонкого, как результат якобы непонятных запредельных болей... Только теперь понимаю, почему мне было так невыносимо тяжело противостоять желанию броситься Балашову в объятья, залюбить, зацеловать... Ну откуда мне тогда было знать, что это время подготовки меня Учителем к току еще большего напряжения, ждущего впереди! Два лика запечатлены были на той Голограмме, что стала моей жизненной программой, данной Сверху. Один из этих ликов принадлежал Л.В. Другой тому... Но все это я узнала потом...

И только много лет спустя, я осознала: не смогла бы я «вернуть все то, с чем пришла на эту планету», если бы не выдержала испытания энергией Любви. Именно через такие страдания и напряжения Учитель выложил мой путь. Потому я смогла встать в единый космический поток со своими Братьями и Сестрами, откуда до сих пор и черпаю силы для работы на благо мира.

Во всем была Рука Водящая.

***

Из дневника:

(24 июля 1988 г.)

Была в «Современнике». Смотрела жуткую до безысходности вещь автора Галина «Звезды на утреннем небе» с моей любимой Мариной Нееловой в главной роли. С большим трудом остановила себя от рева во весь голос. Сидела в первом ряду партера и едва сдерживала себя от рева во весь голос, взахлеб. А люди вокруг смеются! Вот дикость!

Вижу сон… Кто-то за руки держит молодых женщин в черных маечках. Глаза накрашены, как у тех проституток из спектакля. Глаза их опущены вниз. Они одна за другой медленно сменяются по кругу… Кто-то невидимый говорит мне:

- «Вот приходит конец Кали Юге, а за ней Сатья Юга, время любви и добра…»

И что-то еще…

***

(9 августа 1988 г.)

Фрагмент сна: я в США на мысе Канаверал. Запуск ракеты. Эксперимент. Провели успешно. Я поздравляю их с этим событием, обошли СССР. Пожимаю руки Карлуччи, кому-то еще из Правительства. Последним меня провожает Рональд Рейган. Он в светлых брюках и рубашке с засученным рукавом. Он благодарит меня за участие в эксперименте…

***

Из дневника:

(29 сентября 1988 г.)

Фрагмент из сна: ищу белую, серебристую, эластичную, способную выдержать большое напряжение тонкую нить, необходимую для транспортировки двух громаднейших серебристого цвета, объемнейших космических кораблей. Они стоят над морем. Кто-то пытается их отправить, но наша бригада, ответственная за безопасность корабля, не дает отправку, пока связь не будет налажена. Я знаю, что это есть у меня дома. Кто-то в темноте пытается напасть на меня. Я обливаю их водой. Еще много народа вокруг. Все ждут запуска. Да, когда наша бригада защищала корабли от несвоевременного запуска и налаживала связь, мне для обороны и в качестве признания моей ценности в работе дали острый складной, сверкающий серебром нож. Я сказала «спасибо Вам» и назвала по имени. Дальше я полетела домой за этой нитью…

***

Проснулась. Включила радио. Жду новость. Сообщили, об отмене запуска очередного «Шатла» с мыса Канаверал по техническим причинам. Ура! Мы победили.

Запустили только вечером.

***

(3 октября 1988 г.)

Ночью учили, как видеть третьим глазом.

Из дневника:

(4 января 1989 г.)

Только что прооперированная по благословению Свыше, я лежала на кровати больничной палаты, когда из Тонкого Мира донесся голос Учителя:

- Четвертая…

Я позвонила Эдуарду Балашову:

- Эдуард! «Четвертая книга», это какая?

- «Знаки Агни Йоги».

- И ты мне ее дашь.

- Так ты же ее уже читала!

- Ну и что? «Повторенье – мать ученья».

- Вечно ты чего-нибудь придумаешь!

- Ну и что плохого в этом? Сам же говоришь, эти книги можно читать до бесконечности и каждый раз, словно в первый раз.

***

Я опять наслаждалась чтением. Каждая строка по-прежнему светилась неземным фиолетовым светом в обрамлении червонного золота, наполняя сердце радостью. На каждом «итоговом» месте Учения я вспоминала, как мои Боги награждали меня очередным «званием». Притом «картинки» шли с опережением – сначала в Мире Тонком меня извещали о ступени моего духовного восхождения, и только листая следующие страницы, я находила подтверждающий этот статус параграф. Так я в итоге «получила» «генеральские погоны»: «лампада пустыни», «пустынный лев»…

В качестве закрепления урока ночью в Мире Тонком предстала картина: передо мной на фоне невзрачной, бесплодной и серой пустыни возникла львица… с львенком... Они спокойно сидели у обнесенного деревянным забором небольшого квадратного пространства, как символа неразрывности Мира Тонкого с миром земным. Львица терпеливо наблюдала, как я, сидя на холме, опершись локтями о колени, внимательно рассматривала их. Детеныш же, перебирая мощными лапками, все время крутил своей трогательной мордочкой то в сторону матери, то ко мне. По всему было видно - ему так хотелось, чтобы я запомнила его… Запомнила… Эта забавная мордаська еще не раз встанет перед моими глазами, пока не придет время встречи!..

Тогда, сразу после видения, я не придала ему особого значения. Ну и что? Я в ранге «пустынного льва»… ну еще и малыш рядом, ну и что? Не придала значение и тому, что я не одна была на холме, а рядом спал ничего не подозревающий муж, как и тогда в предстоянии перед Учителями небесной Шамбалы и Учителем Учителей накануне осуществления проекта зачатия дочери нетрадиционным способом - через горловой центр, способе рождения шестой расы. Но в видениях нет ничего без надобности. Вот и сейчас мне дали знать: где-то подрастает «детеныш», который по всем законам, и физическим, в том числе, мог бы еще быть и моим, от плоти и крови!

Прошло десятилетие, прежде чем эта встреча с «умным детенышем» состоялась. Сегодня я уже знаю «кто»... И ... «кроме нас еще двое»…

«Четвертую книгу» дочитала. Еще раз остановилась на последней странице: «Я положил основание Агни Йоги на четыре конца, как цветочный пестик.

Я утвердил Агни Йогу столбами ступней Моих, и в руки принял Камня огонь.

Я дал огненный Камень той, которая по решению Нашему будет именоваться Матерью Агни Йоги, ибо она предоставила себя на испытание пространственному огню.

Струи этого огня запечатлелись на Камне при великом полете перед ликом солнца. Туман искр закрыл вершину Хранительницы снегов, когда Камень совершил огненный путь с юга на север в Хранимую Долину»…

Я сидела на диване зачарованная, продолжая раздумывать о значении этого Камня для России, Мира. Какой трудный и какой счастливый жизненный путь прошла Елена Ивановна, названная Учителями Матерью Агни Йоги, став оберегом планеты и связующим звеном в Галактике…

А каков Он, этот Камень?

И … словно Боги давно ожидали этого вопроса!..

Среди бела дня в дверном проеме балкона появился геометрический предмет цвета темно-зеленого нефрита!..

Это же тот самый Камень! Но в Тонком измерении! Надземном! Не даром же так случилось в моей жизни, что первой книгой из «Агни Йоги» стала - «Надземное»! Это мой мир с детства! Он для меня так же реален и зрим, как и земной!

Додекаэдр остановился в проеме стеклянной балконной двери. Туман искр, исходящий от Него, стал расти… расти… заполняя комнату густой темно-зеленого цвета энергией, закутав в нее меня, как в кокон…

Я узнала Его! У Н.К.Рериха есть картина, называется «Сожжение тьмы». На ней изображена группа Учителей Обители, а на переднем плане – Учитель Учителей. В его руках ларец, а внутри - Камень. Его сияние вырывается из Ларца, освещая торжественные и сосредоточенные лики Учителей.

Я продолжала наблюдать, боясь пошевельнуться. Плотность энергетики, исходящая от Камня, была такова, что на стенах комнаты едва угадывались очертания картин и портретов Учителей…

Я долго наблюдала за всем этим, не понимая, что с этим делать…

Процесс затянулся... интерес иссяк… И тут же все разом исчезло…

«Камень является Магнитом, то есть своеобразным инструментом, излучающим особые магнитные вибрации. Они действуют в унисон с вибрациями планеты, космоса, другими мирами, с психической энергией человека»...

Словом, как потом сказал Учитель, Камень, ассимилируясь с моим ритмом, через созвездие Орион закрепил связь с моим сужденным путем... Спустя годы Учитель скажет мне: «Вы с Л.В. составляете две батареи, равные силе Камня»...

«…Особые магнитные вибрации. Они действуют в унисон … с психической энергией человека»… «С Его помощью осуществляется контроль над эволюцией человечества в самых разных его аспектах»...

И уже после ухода из МЦР я напишу в предисловии к своему сборнику стихов: «МЦР – место сбора и отбора могущих или не могущих идти в ногу с эволюцией...»

Мы первопроходцы-пионеры... Стоим в первых рядах строителей новых миров...

И «капля камень точит»...

В одной из наших встреч с Балашовым Валя М. спросила:

- Как же все это терпела ваша жена? Столько встреч перелопатили, это же так хорошо видно из вашего творчества.

- Ну вот представь себе, - говорю я Соне, - вот в этой жизни ты моя жена. - при этом Эдуард ограничил пространство ребрами ладоней. – А теперь, смотри: я встречаю Галину, вот я раздвигаю ладони шире, захватываю пространство из другого воплощения. И там у меня были встречи, – и он опять раздвигает ладони, - и там тоже. Теперь смотри, – и он сдвигает ладони до первоначального размера. - Теперь мы все встретились в этом. Куда мне деваться от этих встреч? Тем более «недосказанных». С одной достаточно мимолетности, а с другими нужны годы, с третьими всю оставшуюся жизнь. И никакие запреты не смогут ничего изменить. Это все равно, что прудить реку. А она все равно снесет препятствие на своем пути, да еще много бед может наделать. Потому, как Галина говорит, лучше «соблюдать правила дорожного движения, не наезжать на ближних». А так, «кто знает, с кем я в сердце встречаюсь своем». Помнишь эти строчки? «Гляжу я в зеркало. А оно мне говорит: Ты одинок. А я ему в ответ: Да откуда тебе знать, с кем я в сердце встречаюсь своем».

Вот так! Наконец-то он понял, что такое сила Любви по космическому праву. Она не тащит вниз, как утверждал Сидоров, а наоборот. И ни на кого «не наезжает»… Она – самая мощная сила, преодолевающая все на своем пути… И - пьедестал для взлета... И тут я права - только «надо уметь соблюдать правила дорожного движения, не наезжать на ближних»...

***

(1998 г.)

Видение.

Франция, XV век. Ночлег в богатом замке. В огромной спальне на широких полатях слева и справа от меня лежат телохранители во всех своих доспехах, и сладко спят. Я сижу меж ними. Балашов в домотканой сорочке, в смешно заломленном на бок ночном колпаке с кисточкой, сидит в своей постели, стоящей поодаль на возвышении под готическим высоким и узким окном, и с тоской в голосе говорит:

- Если бы ты знала, как я люблю тебя!

- Тогда почему я здесь, а ты там!

Снимаю часть доспехов, ложусь средь коллег по оружию, пытаюсь устроиться удобнее. Один из них, в полусне, поворачивается на бок. Спросонья, его рука ложиться мне на грудь. Он моментально проснулся. Смущен. Не знает, куда ее теперь девать...

В этом телохранителе я узнаю своего соседа по деревне Захарьино Владимира Алексеева, бывшего советского милиционера, депутата поселкового совета. Встретившись уже в этом воплощении, мы опять с глубокой симпатий относились друг к другу, и опять он по-отечески заботился обо мне, признаваясь по-доброму:

- Галина Ивановна, я же люблю вас.

***

(2014 г., октябрь. Переволоки)

Видение.

Лариса с Гумилевым, то есть я и Балашов, стоим посреди комнаты растерянные и обреченные на неизрасходованную любовь. «Балашов-Гумилев» вполоборота в темном костюме-френче. С левой стороны из комнаты выходит мама. Она смотрит на нас все понимающими страдальческими глазами. Из гостиной появляется отец. Они молчат, но молчание насыщено такой горечью и состраданием! Из другой комнаты выглядывает брат Гоша, тот, что из сегодняшней моей жизни. У Ларисы тоже был брат Гоша. Он моментально оценивает сложившуюся ситуацию:

- Хорошо. Оставайтесь, - разрешает он состояние всех присутствующих, - только имейте в виду, сегодня короткий день и я приду с работы в час сорок пять.

Дальше через открытое окно я вижу, как брат садится в легковую машину с откидным верхом, и уезжает, быстро набрав скорость.

- Слава Богу, хоть там, наверху, осуществилась его мечта, - констатирую я...

И очнулась.

Позвонила сестра из Самары. Речь зашла о Гоше, я рассказала ей о видении.

- Тамара, а сколько на твоих часах?

- Час сорок пять.

- Гоша, мы приветствуем тебя!

1991 год. Ассоциация «Мир через Культуру» под большим секретом готовила приезд в Москву изгнанного из Тибета, последнего, Далай-ламы XIV.

Я не знала о предстоящем визите Далай-ламы. Но уже задолго в Тонком Мире мы с Учителями готовили его приезд. Я «увидела» огромный стадион, полный народу, и сидящего на скамейке в позе лотоса Далай-ламу. И рядом - щека к щеке Сидорова Валентина Митрофановича... В том видении я стояла невдалеке. На мне было свободное шелковое платье цвета майской зелени. Черные блестящие волосы, заплетенные в косички, молодая упругая смуглая кожа на круглом лице, темные глаза, средний рост, крепкого сложения – словом портрет Зеленой Тары, старшей жены царя Тибета седьмого века (Сронцзангамбо).

Так все потом через полтора года и было. Далай-лама прибыл в Москву по приглашению сидоровской ассоциации «Мир через Культуру», поскольку официально этот визит был невозможен по политическим соображениям, иначе отношения с Китаем, захватившим Тибет, могли оказаться под угрозой...

В продолжение каскада видений «с высоты Востока» среди белого дня я увидела себя в пространстве своей комнаты. Передо мной, как на экране, во всю стену стояла смуглая, но уже немолодая полноватая женщина со сросшимися на переносице густыми бровями. Она сурово смотрела на меня. И рядом слева от нее молодой паренек в белой рубашке и черных брюках, и тоже восточной наружности. В поднятых руках он держал книгу, на обложке которой крупными буквами было написано «АГНИ ЙОГА». А личного счастья-то на том «моем» лице не было прописано, – с горечью отметила я, - не мед, значит, иметь «коллег» по супружеству. И еще вспомнила, как запаниковала в шестнадцать лет, увидев себя в зеркале со сросшимися на переносице бровями. Через некоторое время они так же внезапно исчезли, как и появились.

Визит Далай-ламы состоялся. В последний день пребывания в переполненном народом зале Дворца Культуры он встретился с общественностью. Все было по-домашнему, тепло и интересно. Все получили ответы на свои вопросы. По просьбе присутствующих в конце встречи он прочел молитву во благо мира на земле. А потом, в ожидании чаепития в ЦДЛ, судьба столкнула нас на одном квадратном метре. Он не знал русского, а я не владела английским, и потому оставалось говорить на языке сердца...

Впоследствии Учитель скажет мне:

- «Ты уже больше русская Зеленая Тара».

И в один миг я увижу себя на очередной международной конференции в МЦР в костюме цвета майской зелени с белоснежным топиком ажурной вязки традиционно русского орнамента, что так всегда любила я. И вся эта красота потом будет связана руками моей подруги Тани Тихоновой...

Дочерние отношения с Учителем проявились после очередного видения прошлого. Мы с сестрой, а это Валя Осипова, нам приблизительно по пять лет, перегнувшись через подоконник второго этажа длинного, простой архитектурной конструкции дома, передвигаем шахматные фигуры, роль которых исполняют придворные. Любимое занятие отца, великого правителя моголов – Акбара. Нам весело, мы дрыгаем ногами в изящных туфельках, того и гляди, свалимся с подоконника, но не боимся ничего. На нас пышные белые платья и большие белые банты в волосах. Вот почему Валя О. до сих пор всех обыгрывает в шахматы. А я, впервые поставив фигуры на доске, обыграла знатока. Кстати говоря, мой умный «детеныш» вскоре увидит очень важное воплощение: в седьмом веке Валя была правителем Китая, одним из самых сильных и кровавых в его истории, - Тан Дзунем, расширившим его границы. И Вэнь Чень, Белая Тара, воплощение Е.И. Рерих, была его дочерью. И выдали ее замуж за тибетского влыдыку Сронцзангамбо, что воплощение Учителя М. Так и существовали мы с ней под одной крышей: старшая жена – Зеленая Тара, младшая – Белая Тара… Вот, полагаю, поэтому Учителем не поощрялся разрыв с Валей. Потом я узнаю, что она была матерью Петра Великого. В один из критических моментов в наших отношениях Учитель показал мне, что придет время, она очистится от своей кровавой кармы и пойдет по планете гигантскими шагами, словно Гулливер, а я рядом с ней еще буду семенить ножками… Хорошо бы! А пока она такая же ревнивая, как и Л.В., что была ее сыном. ... Карма, карма, карма...

Так что я прошла с Учителем все стадии наших отношений - Любимый. Отец. Учитель. Учитель!! Махатма Мориа! Учитель Учителей. Он всегда бережно и деликатно вел и ведет меня по жизни из воплощения в воплощение…

Нет чище в мире родника,

Чем сердце моего Проводника!

В первые месяцы нашего знакомства с Сидоровым и Балашовым они задали мне вопрос, выбрала ли я себе учителя, как рекомендует Агни Йога. Они хитро переглядывались между собой. По их поведению читалось: каждый из них надеялся на мой выбор... Как же! Каждый из них водитель рериховского движения страны и даже больше!

Но я разочаровала их:

- Да. Выбрала. Это жизнь. Все вокруг учителя, и все вокруг ученики. У одного я учусь, каким надо быть, а у другого, каким не надо быть.

Надо было видеть их вытянутые лица! Но отдать им надо должное, они тут же перестроились и даже заулыбались...

По сути говоря, я слукавила. Не хотелось оказаться в очередной раз под остракизмом. Скажи им, что у меня есть «рука ведущая» и это сам Учитель М., ничего хорошего из этого не получилось бы. «Старые» рериховцы так ревнивы! Они никак не могут допустить, что кто-то еще кроме них имеет контакты с миром Высшим.

А они были всегда…

Из дневника:

(1988 г. Январь)

В моей комнате на подоконнике стоит резная стеклянная ваза цвета дымчатого золотисто-кофейного топаза, по форме напоминающая чашу Грааля. Ее в восьмидесятом мне подарили рижане от завода-изготовителя. Я восхитилась тогда ее формами и благородством оттенка.

И вот получила сейчас еще один подарок!

Видение.

Ночь. Как всегда, закрыв глаза или погружаясь в ночь, я вижу перед собой на бархатном темно-синем «покрывале» небосвода лучи разных цветов радуги: серебряный, голубой, желтый, фиолетовый, бирюзовый, еще и еще… Вижу сеть из золотых лучей, уходящую к центру пространства глубокого темно-синего сапфира в окружении фиолетового и золотого круга…

И тут передо мной возникла моя ваза-Чаша! Высокие светлые клубы плотной энергии переваливались через ее края… И все это было похоже на обложку книги стихов Э. Балашова «Чаша»!

Очнулась. Сделала «перевод» на язык земной. Поняла… Открыла «Агни Йогу» на строках, намагниченных Учителем:

- «Наступило время говорить о видимых отложениях психической энергии… Как пример жизненных указаний Агни Йоги можно привести пример о последовательности пробуждения нервных центров. Указывается, что кундалини, как центр, уводящий в самадхи, в дальнейшей эволюции уступает свое значение другому центру около сердца. Этот центр называется чашей и является местом манаса – средоточием чувствознания. При расширении сознания чувствознание ведет к действию, которое и является главным отличием будущей эволюции. Центр третьего глаза действует в сочетании с чашею и кундалини. Эта триада характеризует начало ближайшей эпохи».

Значит, боли непонятного происхождения, одолевавшие меня весь период жизни в Набережных Челнах, это и есть священные боли при формировании энергетического тела…

Может ли быть это тело окончательно сформированным? Полагаю, этот процесс беспределен, как и сама Беспредельность…

«Среди вибраций высочайших приобретается тело».

«Смысл жизни – в дерзании», - сказал мне Учитель.

(1988 г. Начало февраля)

Наконец-то я зарисовала эту, как ее назвала, Голограмму. Она уже вторую неделю «висела» в пространстве кухни, переливаясь серебром. Я сконцентрировала ее на моем самодельном экране, на котором принимала послания Мира Тонкого. Голограмма отображала Иерархическое строение Галактики и мое место в ней…

В центре композиции, заключенной в овал, был двойной ромб с моим портретом времен жизни в Набережных Челнах. Тогда из-за волос, поредевших в результате процесса формирования так называемого «столепесткового колокола» тонкого тела, мне пришлось коротко постричься. И теперь эта фотография была в центре этого ромба.

В основании овала лежали огромные фолианты! Из верхней части выходил шпиль, на котором друг над другом были нанизаны символы религий – полумесяц и венчавший его православный крест. В продолжение креста была чаша моих накоплений из круга Вечности. Из нее выходило подобие огромного локатора, а в нем многоярусные небесных тонов соединенные друг с другом треугольники. Из них на меня смотрело множество глаз.

Навстречу сверху шел такой же локатор с такими ми же треугольниками, в каждом из которых было Око. А между ними шла, как я окрестила, «лестница Иакова». Она шла с земного локатора к небесному. Вот почему мое фото поместили в двойной ромб!

Вершил это сооружение божественный АУМ – «Сила Всеначальная», как именует ее «Агни Йога». Именно Она, эта божественная сила в 1986 году явилась в мой дом и приобщила к мирам иным.

По бокам от овала шли узкие коридоры с переходом в цвета светлого металла сооружения разной формы: сигарообразные, овальные. Все они напоминали космические корабли. Один из них был копией нашей советской космической станции «Мир»…

Вокруг Голограммы были знаки, знаки, знаки. Слева наверху сверкал серебряными звездами Щит Белого Братства в форме лилии. Ниже, слева – светящийся неземным светом «обруч», на нем сияли нанизанные, словно крупный жемчуг, сферы. Раньше я уже видела его в Мире Тонком: Я сидела на холме, а на моей голове, словно венчик, был этот светящийся обруч со сферами. В том видении я была не одна, под него, к ужасу мамы, старалась протиснуть свою голову и моя тольяттинская тезка. Мама, возмущенная ее поведением, пыталась, было, вытащить Галину, но я крепко прижала ее к себе. Поведение Галины в том видении тогда не насторожило меня.

Еще я зарисовала два лика. Один из них красивый юноша в белых одеждах со скульптурными римскими чертами лица.

Другой поражал суровой экзотичностью. Я не могла определить ни пол, ни возраст и написала под ним - «буддийский лик, нейтральное лицо». Как потом оказалось, это была Л.В. Шапошникова, доверенное лицо Учителей, в руки которой было отдано их творческое наследие.

Я успела зарисовать большую часть знаков. Один из них, тот, что справа, был похож на кресло. Другой долгое время не давался в «прочтении»: две окружности одна в другой, а в них три треугольника, соединенных в центре остриями вершин: радиация мне не враг, а моя стихия. Если я оказываюсь в видении в белом платочке на голове, это значит, я работаю в зоне «особого космического воздействия». Так в восьмидесятых годах при неудачной стыковке космического корабля с грузовым кораблем и космонавтами на борту я пронесла каждого на своих руках в безопасное место, пока мы не ликвидировали прореху. Такой меня увидала Л.В. в видении, когда в начале девяностых было памирское землетрясение. Оно обнажило горные слои с ее любимым лазуритом с золотыми прожилками. Л.В. устремилась за ним. Но каждый шаг приносил обвал за обвалом. Обстановка стала критическая. И тут на вершине плато она увидала меня среди специалистов сейсмологов. Я им что-то оживленно рассказывала, показывала. Л.В. стала звать меня, но от ее голоса порода только обваливалась, и она проснулась.

А еще было много знаков, которые так и не смогла зарисовать. Уж что-то замысловатое и непонятное для земного глаза это было. И это несмотря на то, что при моем пристальном рассмотрении они приближались и увеличивались в размерах, чтобы и их можно было рассмотреть детально. Словом, я отнеслась к Голограмме неподобающе...

Потом успокаивала себя: неважно «успела - не успела», важно то, что «наконец-то я вернула все то, с чем пришла на эту планету», и готова к сотрудничеству с силами Высшими.

Так, благодаря Голограмме, в моем сознании объединились окончательно два мира – Мир Тонкий и мир земной. Вот она - Йога Огня в действии. Именно в этом, согласно Учению, и состоит эволюция человечества.

И в связи с этим так хотелось дать этому Учению другое название - «Культ-ура», более понятное на русской ниве.

Культ – «ур»-а, то есть – духа. Так в переводе с языка Богов…

(11 февраля 1988 г.)

Пришел сын с радостной вестью – у меня родился внук!

Беседуя, мы сидели за журнальным столиком друг против друга, и вот в пространстве меж нами появился сияющий огнями Мира Тонкого Щит Белого Братства! Тот, что еще был означен в Голограмме!

Сила его энергии были такова, что я в полуобморочном состоянии плюхнулась на диван! А Щит молниеносно переместился напротив, заняв собою репродукцию картины Леонардо да Винчи «Мона Лиза». Ее в 1970 году по моему настоянию привез Борис из Италии. По размерам она была точь-в-точь что подлинник.

- Дима, Дима, ты видишь это чудо?!

- Нет, мам, не вижу. Это только для тебя.

Я пыталась, было, понять, по какому случаю такая манифестация, может быть, в связи с рождением внука?

- При чем здесь внук? – сердито сказал Балашов. - Думай шире! Ты не забыла, что это было в канун дня рождения Е.И.? Ищи связь здесь, - сделал паузу, и продолжил, - только не понимаю, за что это тебя так наградили, как ты любишь говорить, «Сверху»?

Так и хотелось парировать строками из его же стихотворения: «Да откуда тебе знать, с кем я в сердце встречаюсь своем».

Р.S. А то, что Щит переместился в «Мону Лизу», тоже не случайность. Потом, спустя годы, я увижу, как Леонардо делает зарисовки ее портрета. Голова Джоконды то вначале поднята гордо, то опять заняла известное всему миру положение. И мой снисходительно-ироничный взгляд от того, что устала позировать, а он никак не определится… И только руки оставались в статике… Недаром в каждом письме к мужу в Италию я просила привезти репродукцию Джоконды… Недаром с появлением рядом с ней моего портрета, написанного Амаей, подругой Балашова и Сидорова, художницей из Питера, в Тонком Мире появились над портретами светящиеся неземным голубым треугольник с Оком Всевидящем и спиралевидный овал нежно-голубого-салатово-аметистового цветов. И один другому говорил: «Еще один портрет»…

Щит Белого Братства!

Прав Балашов, «думай шире», «ищи связь здесь»!..

Прошло уже целых два года с того времени, как в комнате появились огненные строки – «Год Агни Йоги. АУМ. Агни Йога. АУМ»… И Голограмма, среди знаков которой слева светился небесным серебром этот Щит…

«Не преувеличу, но прошел бы огненной пустыней без жалобы, только бы принять участие в обновлении Мира» - Махатма Мориа.

(«Листы дневника, Елена Рерих, 1925-1927», Рассанта, Москва, 2012, с. 29)

«При эволюции уплотненного астрала будет избегнуто это ныряние в материю».

(Там же, с. 57)

Из дневника:

(1987 г. Осень)

Балашов в Монголии. Я всем сердцем лечу туда, оказываюсь в космическом корабле. Уверенно иду по его узкому коридору. Меня встречает Учитель М. В первом же отсеке нас приветствует, поднявшись из-за рабочего стола, вихрастый молодой человек. Он смущенно улыбается.

- Познакомьтесь. Это твой суженый.

Быстро окинув его взглядом, отмечаю - это же тот самый главный конструктор секретного изделия «Почтового ящика №81». Это он через своего друга пытался сделать мне предложение руки и сердца.

Но меня интересует лишь мой любимый поэт. Опережая дальнейшие действия, увлекаю Учителя в зал, чтобы сверху увидеть Монголию.

Мы стоим с Учителем в просторном полуовальном зале с задраенными шторами. Под его взглядом шторы отъезжают в стороны, и передо мной возникает фиолетовая глубина космоса. Завороженная, я «окунаюсь» в это бархатное пространство с бриллиантовым сиянием звезд. И тут перед моими глазами возникает карта. Она объемная! Я впиваюсь в нее взглядом. Но что это? Здесь все в обратном порядке. И, словно отвечая на мои мысли, все встает на свои места!

- Вот Монголия, – помогает мне Учитель.

Я увидела быстро приближающийся ко мне материк по форме напоминающий руно червонного золота. И вокруг него сияние букв - «голд кап». Золотая чаша! Мне увеличили ее в размерах, и я долго не могла оторвать взгляда от этой и впрямь «золотой чаши»…

Домой я возвращалась на очень простом средстве – плашмя на обыкновенной деревянной доске. Подо мной мелькали хвойные леса, поля, реки…

***

(1988 г. Февраль)

Чудесный зимний день. Солнце. Белый снег скрипел под ногами. Неспешно вышагивая, я возвращалась из магазина, с удовольствием вдыхая морозный воздух. В памяти всплыл Голос, «раздавшийся» днем ранее, так не похожий на голос моего видимо-невидимого молодца из любимой сказки «Аленький цветочек»:

- Я приду к тебе в...

Тогда я отнеслась к этому как к чему-то эфемерному. А сейчас мне вдруг захотелось похулиганить, проверить реальность существования этого Голоса, и я так же мысленно ответила:

- Ну хорошо. Приходи.

И Он пришел!

Передо мной над журнальным столиком возник приличных размеров прозрачный куб, а в нем – «Он»! Одет по-европейски: пиджак, правда, напоминал больше век восемнадцатый. Он плотно облегал торс, и был застегнут на верхний ряд пуговиц. На слегка удлиненном черепе внушительная залысина. Это не Махатма М. На нем не было чалмы, и Тот такой живой! Он может быть веселым, строгим, ироничным, и всегда – Любящим, многооким, как я назвала Его в стихотворении. А этот строг и педантичен.

Я в оцепенении смотрела на пришельца. А Он что-то назидательно говорил, говорил. Но речи его мне не было слышно. Он оставался в своем прозрачном кубе, как бы восседая на невидимом, со слегка отклоненной спинкой, кресле. Наша атмосфера ему опасна? - рассуждала я, наблюдая за ним. Да, конечно! Разница низких слоев земной атмосферы и его вибраций ничего хорошего никому из нас не сулит... Но что он хочет от меня? Может, как и Сидоров, считает, что я «тяну Балашова вниз»?..

Сейчас меня смешит моя ограниченность, а тогда я продолжала рассуждать в гневе: порицает за то, что все мои мысли только о Балашове? День и ночь! Ночь и день! Откуда тогда мне было знать, что это Учитель усиливал напряжение меж нами, чтобы достичь в моем сердце Любви космической величины…

Сеанс затянулся. Мне стало скучно…

И «Он» исчез…

То, что Он «Оттуда», у меня не вызывало сомнения. И это подтвердилось годами позже. Я увидела Его портрет в музее МЦР. Это был Сен-Жермен. Но я тогда не открылась Л.В., что Он «приходил» в мой дом, как и многие другие не менее значимые личности из Круга Вечности. Представляю, какую реакцию с ее стороны все это вызвало бы!

Сен-Жермен вместе с Учителями принимал участие в моем «Годе Агни Йоги». Я знаю Его Луч. Он сопровождал меня долгие годы становления и прохождения первого вселенского опыта зачатия шестой расы. Сен-Жермен тоже был в том автобусе с Учителями, когда мне было девять лет. Тогда Они на катушку наматывали, вытаскивая с боков, «серебряные нити». Голограмма довершила мои знания. Но от этого мне легче не стало, а даже наоборот. Всегда надо следить за своим словом, помнить поговорку – «Умный знает, что говорит…», чтобы не навлечь чей-нибудь гнев, например того же Балашова, или Л.В. По ее мнению Огненный опыт могла иметь только Е.И. Рерих. Как-то у меня дома я сказала ей: «Смотри-смотри, какие огненные шары в углу появились», на что она ответила мне снисходительно:

- Да откуда ты это можешь видеть? Это же принадлежит Миру Огненному.

Как хорошо, что открытие моих центров проходило задолго до нашего переезда в Москву на «чистом плато Татарии».

***

(9 февраля 1988 г.)

Видение.

Я стою в длинной, невесомой, прозрачной ночной сорочке, облокотившись на край балкона с резной металлической решеткой. Прямо картина Брюллова «Наездница», что висит у меня в прихожке…

Далеко внизу, в синей дымке остался полукруглый свод планеты Земля. Слева, чуть впереди из-за белых пушистых облаков неспешно выплывает длинный деревянный стол, за которым сидят вселенские Мудрецы, одетые в белые одежды… Я пытаюсь их сосчитать, но мое внимание привлекает появившийся Учитель М. Он торжественен и взволнован, на нем сияющая белизной его традиционная одежда. Рядом с ним молодой человек, похожий на римлянина древних времен. Он ниже Учителя, одет так же. Волосы средней длины, смоляные, волнистые. Глаза горят восторженной Любовью!

В этот момент, к моему ужасу, в ногах появился спящий муж? От стыда я готова была провалиться сквозь землю! Но почему присутствующие воспринимают это как само собой разумеющееся?

И только потом-потом я пойму, что это был символ законности того, что последует дальше…

Положив левую руку на плечо юноши, Учитель выдвинул его вперед.

- Твой суженый…

Так это тот, что был дан в Голограмме! А как же тот, что в корабле, когда я заскочила туда в поисках любимого поэта?

Мы так и стояли, как в театре: я на воздушном балконе, словно на сцене, краснея за спящего в ногах мужа, а Они в «партере» чуть ниже того стола, за которым восседали мудрецы небесной Иерархии…

А со стороны Земли медленно поднимались рваные клубы черной гари. Но никто не обращал на это внимание… Чернота все поднималась и поднималась, вот она уже окутала ступни Мудрецов, доползла до колен… А мы все смотрели и смотрели друг на друга. Учитель и суженый продолжали сиять улыбками, ничего кроме меня не замечая...

Год же 1988-ой уже готовил свой сценарий для страны Советов со всеми вытекающими отсюда последствиями…

***

(10 февраля 1988 г.)

Девять утра. На переходе от бодрствования ко сну.

Завибрировали картины на стенах, диван. И в один миг я увидела себя над синей планетой в длинном до пят белоснежном тончайшей ткани платье с широкими рукавами, как у Царевны Лебедь из сказки Пушкина. Вижу, летит окутанный вихревым огнем космический корабль в форме овального диска. В моих руках появились светлого металла высоченные прямые сабли со спрямленными концами. Я крепко держу их в ладонях, упирающихся в светлого материала рукояти. Вся, словно натянутая струна, поднявшись на цыпочки, устремляюсь в фиолетовый бархат беспредельности, в радостном ожидании машу «саблями» и кричу изо всех сил:

- Сюда! ... Сюда! ... Я здесь! Я здесь! ... Мой суженый летит! ... Мой суженый летит!..

Вот корабль появился на горизонте! ... Вот он уже завис надо мной! Я успеваю разглядеть его слегка вытянутую овальную форму, светящиеся иллюминаторы, выбивающиеся пучки красных искр из сопл, хвостовую часть с открытым входом… Эмоции переполняют!

И … я очнулась…

И только затихающие вибрации бившихся о стенку комнаты картин и вихревой снежный столб во дворе говорили о «визите»…

***

(11 февраля 1988 г.)

Утро. Борис ушел на работу. В доме тихо, я еще в постели. В один момент картины на стенах опять завибрировали, диван тоже. Чтобы не выпасть, схватилась за края… И тут же попала в Мир Тонкий…

Я в густом фиолетовом пространстве космоса. На мне все то же платье «Царевны Лебедь». Невесомое, длинное, белоснежное!

Подняв в руках, держа крепко за рукояти, сабли из светлого металла с теми же длинными лезвиями со спрямленными концами, я опять вытягиваюсь в струночку, вся устремленная к приближающемуся кораблю. И опять кричу изо всех сил:

- Сюда!.. Сюда!.. Я здесь! Я здесь!

Корабль замедляет ход. Зависает надо мной. Неведомая сила всасывает меня внутрь. И вот я уже в просторном зале. Полулежу в кресле с широкими подлокотниками, ноги упираются в педали, я грустно размышляю:

- Вот так и пропадают на Земле люди. Придет сын с работы, а меня нет.

И тут с Земли приходит Луч. В широкой его части я увидела фотографию сына в четырехлетнем возрасте. Эта фотография, замурованная в игрушечную космическую ракету, стоит у меня дома под портретом Учителя на книжной полке.

- Мне дали возможность проститься с сыном? - мелькнула грустная мысль.

Странная резкая нестерпимая боль пронзила правую часть шеи, от вибраций защекотало ухо, защемило сердце. Что это?.. Из последних сил вцепилась в рукояти кресла... Я стала понимать - идет какой-то важный процесс и надо выдержать, иначе нет смысла во всем этом... Но боль была выше моих сил… И я оказалась в своей постели.

Не открывая глаз, я вцепилась руками в края вибрирующего еще дивана, чтобы не выпасть. Я осознавала: сегодняшний процесс окончен. И мне так хотелось увидеть наяву тот корабль, ведь слышу же я и вижу вибрирующие о стену картины!

Я подскочила к окну, и только снежный вихрь, уходящий ввысь, говорил мне, что это явь. Я выскочила во двор... Снежная пыль легла на мое лицо, еще раз утверждая, что это была реальность.

Отчего такая режущая боль в горле? Выдержала ли я этот процесс? И что он означал? И что дальше?..

И стало грустно…

***

День следующий. Контрольное время встречи. Я дома.

Я уже не удивилась ни возникшему в заснеженном дворе вихрю, ни дрожащим картинам на стенах... Я оказалась в Мире Тонком…

На этот раз словно наяву я стояла посреди двора. Надо мной был все тот же корабль овальной формы со струями огня, выбивавшимися из боковых отверстий. Удивительная сила опять втянула меня внутрь. Через иллюминатор я увидала, как под воздействием турбулентности гнутся деревья, уже в центре Москвы. … Вот опрокидывается памятник Дзержинскому на Лубянской площади.

- Ну вот, из-за какой-то Галочки столько бед, - подумала я грустно.

И словно в ответ я тут же оказалась за пределами корабля на подвешенных к нему качелях, держась обеими руками за стропы из широкой эластичной ленты…

Подо мной лежала Москва со всеми прилегающими к ней просторами. Я увидала, как с западной стороны к городу приближается широкий поток мутной воды. Стремительно нарастающие волны с грязной пеной и обломками построек погребали под себя все, что вставало на пути! Я наблюдала за этим, полная горечи. Вот уже безо всякого сопротивления ушла под воду почему-то опустевшая Москва…

А люди? Где они?.. Сердце сжалось от безысходности!

Тогда невидимая сила развернула качели в сторону Самары и Тольятти. Там то же самое! Потом Набережные Челны!.. И там та же картина!

Я наблюдала за этой жуткой трагедией, пока судорожная рябь не пробежала по поверхности воды, похоронив под собой все, что раньше было дорого…

Я испытала дикий ужас!.. И… недоумение… Как молниеносно все произошло… Глазам не верю!.. И все эти разрушения из-за каких-то мелкопакостных волн... даже не доходивших до колен!..

Продрогшая от холода, оцепеневшая, я продолжала сидеть на качелях не в силах понять, что же это было?.. И тут меня высадили на выступивший из-под вод небольшой островок с православным Храмом посредине, тем самым, что на картине Н.К. Рериха сам Святой Сергий держит в руках. Из него выходили люди. Среди них были давно ушедшие в мир иной мой отец и дед Андрей. Отец на ходу завязывал пояс на стильном в клетку демисезонном пальто, о чем-то оживленно разговаривал с дедом. И еще я увидала ныне здравствующих - мою соседку по Набережным Челнам Аллу с дочерью. Но никто из них не заметил меня. Я прошлась по храму, и там тоже никто не заметил меня…

Очнулась уже в постели. Картины продолжали вибрировать, стуча о стены, диван - об пол. Я стремительно выскочила на балкон. Во дворе, как и вчера, остался лишь вихревой искрящийся снежный столб, уходящий ввысь…

Я вспомнила Голограмму… Уходящий в пространство космоса православный крест… И сейчас – опять православный храм… Это символ того, что Россия возродится. И Живая Этика будет идти рука об руку с подлинным Православием в том великом делании, дополняя друг друга… Иначе не выполним своей миссии спасительницы человечества планеты…

Девяностые годы...

Явь. Черная гарь нависла над Россией. Провокации, пришедшие с Запада, ввергли страну в волнения, и поглотили... Вот тебе и грязные волны, идущие с запада, проглотившие весь Советский Союз «от и до»... И памятник Дзержинскому сброшен с пьедестала, как ненавистный символ прежнего режима… Вот тебе и видения предстояния перед силами небесными, вот тебе и «наводнения». Все было предопределено...

И никто особо не сопротивлялся, словно всех сверху посыпали дустом…

Страна впала в разруху гораздо более страшную, чем в семнадцатом году... «За что боролись, на то и напоролись».

Вскоре события, происходившие накануне в космическом корабле, напомнили мне о себе. Уже наяву на горловом центре, словно кипящая лава, размером в пол-ладони, появился ожег. От внимательных глаз это «украшение» не спасала даже изящная аметисто-розового цвета тонкого шелка косыночка.

Чего я только ни услышала за это время от близких и друзей! Сестра Валюшка потащила к дерматологу, Балашов - к экстрасенсу. После визита к этому экстрасенсу я три дня лежала в постели не в силах пошевелиться от боли во всем теле - так та разбалансировала мои центры. Это было для меня таким уроком! Потом Балашов привез особую мазь из Монголии. Но от нее стало только хуже. И тут пришло видение:

(28 марта 1988 г.)

Я сидела в свободном кресле перед большим овальным зеркалом в резной кованой оправе. Из него на меня глядела молодая женщина – я и не я. На ней была тонкого шелка темная, облегающая фигуру блуза. Глубокое декольте делало высокую шею еще выше. Она притянула меня к себе своим взором, потом слегка оттянула и без того большой вырез блузки. Вот у нее на шее появился мой ожег... А вот теперь он исчез!!!

Поняла!

Я вышла из транса успокоенная.

Когда меня спрашивали, что это у меня на шее, отшучивалась:

- Столкнулась с космическим кораблем.

Мой любимый поэт Э. Балашов так и не поверил в мой рассказ, и написал свою версию этого «образования»:

Скорей всего, это похоже

На недочитанный роман,

Забытый на измятом ложе,

Иль на синяк ночной на коже -

Из-под косыночки тюльпан.

***

Из дневника:

(20 апреля 1988 г.)

Явь. Третий день валяюсь в постели. Нездоровится. Все эти дни ощущаю очень остро невидимое доброе присутствие. Опять слева надо мной сияющая белая звезда, она всегда появляется вслед за глазами Учителя на фоне фиолетового пространства, алого, синего. А иногда звезда не только слева, но и справа. Их бывает две, три, а то и до семи. И, как повелось уже, начинается вибрационный массаж, цветовой. И так становится на сердце уютно и радостно! А вчера днем кто-то очень осторожно мял мне голову. Сегодня в районе надбровья левого ближе к третьему глазу рассасывали вибрационно что-то типа шрама. Конечно, на этом месте остался след от черепно-мозговой травмы еще со времен проживания в Набережных Челнах. После сеанса из левой ноздри текла кровь, но голове стало легче. Кроме того, слышала Их голоса. Работает со мной не один человек.

***

(3 мая 1988 г.)

Из видения. 9 часов утра.

Между сном и явью! Я увидала Бориса и дочь, но не его… И тут же впала в транс уже более глубокий!

Фантастика! Для очередной операции меня анестезировали энергией Любви, больше похожей на земную.

А потом начался процесс. На этот раз внедрялись в правую заднюю часть черепа. Сначала мощные вибрации вдоль шеи, где «ожег»... Потом вскрыли его, вытаскивали какую-то спираль белую, толстую. Наматывали на инструмент, типа паяльника. Потом чем-то пропитывали, потом прижигали.

Все это происходило в просторной комнате вполне земного происхождения. Когда делали прижигание, видела, как загорались синим пламенем окна домов напротив, причем по нарастающей: по мере длительности процесса количество горящих окон увеличивалось. Что это значило бы? Использование психической энергии земного плана? Значит, процесс связан с моим земным телом…

В перерыве увидела «оперирующего» на фоне окна – гибкая, но могучая обтекаемая атлетическая фигура телесного цвета, без одеяния, голый, но без половых признаков, не по-земному идеально отполированный торс, средних размеров череп, ушки вплотную торчком.

Видение слегка напрягло… Этот «человек» неземного происхождения, но я не боюсь его... Я стала читать молитву. Но он не исчезает, спокойно продолжает сидеть позади меня на подоконнике в позе роденовского мыслителя. За окном дворик, зелень, деревья. Все как у нас на Земле… Что-то наше, и вместе с тем нет. Спрашиваю:

- Кто ты?

Ответа нет. Да! Вспомнила! Когда он тянул нити, прижигал ли что, я стонала от боли. А он сказал в задумчивости:

- Еще неизвестно, как поведет себя «сумка»…

Очнулась. Это место, что вскрывали в легком трансе, - ощущаю, словно кто-то там «живет».

«Из-под косыночки тюльпан» здравствовал тревожных четыре месяца, пока я не вышла на долгожданную работу. Я уже который год не могла найти ее. Абы какая меня не устраивала. В 1986 году даже успела одним днем быть зачислена и тем же днем уволена из Торговой палаты СССР, хотя успешно прошла отборочный конкурс и всевозможные инстанции вплоть до Председателя Торговой палаты. И вот, два года спустя, Тонкий Мир подарил мне видение: раздается телефонный звонок. Я поднимаю трубку. На противоположном конце незнакомый приятный баритон представляется:

- Глухов Владимир Петрович. Я начальник отдела внешнеторговой рекламы МВЭС. Приглашаю вас редактором…

Но тут раздается звонок с другого телефона, он извиняется, просит подождать…

И я очнулась.

И каково было удивление, когда неделю спустя звонок повторился, но уже наяву:

- Здравствуйте! Галина Ивановна? Я Глухов Владимир Петрович, начальник внешнеторговой рекламы МВЭС. Приглашаю вас к нам редактором. Мне вас порекомендовала Ольга Сергеевна Световидова, редактор журнала «Новости Внешнеторговой рекламы». Признаться, меня заинтриговала строка в вашей характеристике: «Способна решать вопросы на любых уровнях».

Но тут ему позвонили по другому телефону, он извинился и попросил подождать.

Все было как в видении!

Накануне выхода на работу ломала голову, как закрыть этот ожег от любопытствующих? Скроила из белого ажурного материала кофточку с высокими боковыми стойками, и еще стала отделывать их рюшами, чтобы было еще выше. Но словно кто повесил на мои руки гири! И я отложила работу. На следующий день приступила к завершению. Но вместо этого, стала бездумно отпарывать рюши...

В обеденный перерыв, взглянув в зеркало, обомлела! Еще вчера вечером на моей шее был безобразный ожег размером в пол-ладони, а сегодня от него даже следа не осталось!

Моему изумлению не было конца! Вот это было потрясающее чудо из чудес!

Из дневника:

(19 июня 1988 г.)

Полдень. Сон-явь.

Я в постели. Опять нестерпимо болит голова. Неожиданно из-под белого пододеяльника появился неземной свет! Следом «выплывает» серо-голубой глаз с пушистыми загнутыми ресничками! Кожица вокруг нежная, явно принадлежит совсем юной девочке. Мой? Похож. Копия из моего детства! Но не мой…

И тут следом появляется другой!.. Стала моргать. Нет, не галлюцинация! Не пропадают! И как это все напоминает мне недавнюю ситуацию в троллейбусе: мальчик сзади заставил оглянуться. То ли мои шейные позвонки «замкнули цепь», то ли продолжающиеся опыты Мира Тонкого, только в один миг я стала видеть только глаза! Ни людей, ни транспорта, ни неба! Ничего и никого! Плотное матовое пространство, и вместо людей – треугольники, внутри которых глаза! И тут остановка! Надо было перейти забитую транспортом дорогу! «Лефортово»! Перешла подстраховавшись, прицепившись к прохожему. Потом еще часа два сидела в ателье, пока зрение не восстановилось.

Но это явление явно другого плана!

И словно там, Свыше, оценив ход моих мыслей, наградили меня продолжением: вынырнув из-под одеяла, передо мной явилось очаровательное создание – девочка лет пяти!!!

От неожиданности я даже затаила дыхание!

- Так долго лежать в постели вредно! От этого головные боли только усиливаются, - девочка с легкостью пушинки перескочила мне на живот и встала!

Я даже не почувствовала ее веса! Мы разглядывали друг друга. Огромные серо-голубые глаза с пушистыми ресничками, тонкий овал лица, яркие губы, льняные локоны и платье, как из моего детства - «татьяночка».

Но какая-то недетская грусть сквозила во всем ее облике!

- Ты кто? - наконец робко спросила я.

- Дочь твоя, - легкий укор был в ее ответе.

Я смутилась! Откуда у меня вдруг дочь?

Прочитав мои мысли, она опять посмотрела на меня так, что мне стало стыдно!

Обескураженная таким внезапным «материнством», я не могла оторвать от нее глаз, лихорадочно прокручивала в сознании свою жизнь, где и как это могло случиться, почему это застало меня врасплох? А она действительно как две капли похожа на меня, прямо как с той фотографии, где я сижу с четырехмесячным сыном!

И, ничего не понимая, кроме того, что хочу как можно дольше удержать это чудо, продолжаю искать точки соприкосновения!

- А как тебя зовут?

Она в очередной раз укоризненно посмотрела на меня, по-детски пожав плечиками.

- А сколько тебе лет?

Она пожала плечиками.

- «Тоже мне, мать!» - подумала я.

- А с кем же ты живешь?

Она опять пожала плечиками и одарила меня таким взглядом, что у меня сердце сжалось от невыносимой боли еще больше.

- «И угостить нечем!» - угрызение совести вперемежку с не проходящим изумлением не покидали меня.

- А чем ты занимаешься?

- Пока хожу во всемирную библиотеку, изучаю язык загробного мира.

«Ну, надо же! Какое умное дитя!» - мысленно констатирую, понимая всю нелепость и сложность своего положения. Как это так получилось, что я только что узнала о существовании своей дочери?! И оттого смущаюсь все больше и больше. И тут слышу, как открывается входная дверь, и на пороге квартиры появляется сын.

- Дима, Дима! Иди скорее сюда, - кричу ему через дверь. – Я познакомлю тебя с твоей сестренкой!

Сын замешкался, снимая обувь. А дочь соскочила тем временем на прикроватную тумбочку, взяла откуда-то появившийся там стакан с водой и озорно выплеснула ее мне на голову! Вода зашипела. Я ахнула. А таинственной дочери уже и след простыл!

- Дима, я же тебя просила, скорее! - сказала я чуть не плача. - Разве ты не слышал, что я здесь с кем-то разговаривала?

- Мама, а ты всегда там с кем-то разговариваешь!

И я очнулась…

Очнувшись, я еще не могла успокоиться, как открывается входная дверь и на пороге появляется сын. Я рассказала ему о явлении сестренки.

- Мам, я тебе и в «толстом» мире могу сказать то же самое. Ты действительно всегда с кем-то там разговариваешь.

На следующий день я ехала к сестре в гости. И тут до меня со всей остротой наконец-то дошло! Так это действительно была моя дочь!

Слезы непроизвольно потекли градом! Их невозможно было остановить! Слава Богу, я стояла на последней ступеньке переполненного людьми автобуса и, уткнувшись в закрытую дверь, рыдала взахлеб! Как же я была тупа! Как же я не поняла, что произошло в космическом корабле год назад! Это же была реализация плана Учителей по рождению новой расы на Земле! Это ее я «зачала» в космическом корабле! Тот «ожег» на горловом центре, словно кипящая огненная лава размером в пол-ладони, что я носила столько месяцев, оказался «чревом» для моей дочери!

О! Как крепка земли моей кора! А ведь тебе в свое время об этом дали исчерпывающую информацию! Помнишь Голограмму, на которой был означен овальный космический корабль с креслом внутри? А предшествующий тому «год Агни Йоги»! А открытие энергетических центров, сопровождавшее меня чудовищной болью в течение семи лет в Набережных Челнах! А помнишь, над планетой предстояние перед Учителями Мира Высшего? Тебя тогда представлял сам Учитель Учителей земной Обители! А рядом с Ним твой «суженый», что тоже был означен в Голограмме! А еще более ранняя встреча с ними в космическом корабле? А потом, когда в ночном небе над аквамаринового цвета землей в невесомом белоснежном платье невесты «сигналила» космическому кораблю высоченными странными саблями без острых концов: «Мой суженый летит! Мой суженый…!» А потом этот процесс в корабле? Тебе еще в самый болевой момент «в качестве анестезии» в широком луче был явлен твой сын в пятилетнем возрасте… Это же была информация о процессе зачатия дочери! Фотография сына лежит и сейчас рядом с портретом Учителя. Она замурована в ракету, это сделала свекровь, как дань моде шестидесятых годов после полета Юрия Гагарина в космос! Я же сама потом зарисовала в дневнике показанный мне в видениях дальнейший путь дочери: устремленный ввысь межпланетный корабль с прилипшим к корпусу «Аленьким цветочком», а на нем трогательный комочек – новорожденное дитя. Корабль, который понесет мою дочь на другую планету, ту, что послужит колыбелью будущего человечества… Господи! Как поздно до меня доходит очевидное! Эта земная зашоренность! Ты же так восторгалась, читая письма Е.И. о «непорочном» зачатии новой расы! Это же будущая ступень развития человека! Это же План Учителей Вселенной – земных и небесных! И ты первопроходец. «При эволюции уплотненного астрала будет избегнуто это ныряние в материю» - рассказывал Учитель Елене Ивановне. И уже не будет столько лет тратиться на это «уа-уа», и не будет этого беспомощного состояния младенчества. Не в «подписанных» пеленках прошел ее рост, прошел лишь год, а передо мной уже взрослое по земным меркам дитя, уже посещающее всемирную библиотеку! Разве это не чудо?! Сколько энергии и времени будет высвобождено человечеству для развития духа, его возможностям приобщиться к знаниям не только нашей Вселенной!

Я рыдала взахлеб! И ничего не могла с собой поделать! Мне так хотелось вернуть все назад! Прижать ее к сердцу!..

Той ночью я «оказалась» высоко среди скалистых гор. Шаг за шагом я легко преодолевала крутые склоны. Уже рядом, на самой вершине, на небольшой площадке, примостившись к крутому склону, я увидела устремленную в небо изящную сигарообразную серебристого цвета ракету. Под лучами уходящего солнца она почти сливалась с горами. Мне навстречу, легко перескакивая с одного валуна на другой, спускался высокий с русыми волосами молодой человек в серебристо-лазурном скафандре. Поняв, зачем я здесь, он сказал с большим сожалением:

- Если бы хоть на денечек раньше! А сейчас поздно. Ракета уже на старте.

Но это меня не остановило.

Укрытая вершинами гор ракета стояла, упираясь четырехгранным «хвостом»» в небольшой пятачок горного плато. Через еще незадраенную, высокую и узкую полуовальную дверь я «увидела» капсулы одна над другой. Они отправлялись туда, где Елена Ивановна будет готовить это поколение на той пока еще не видимой глазу планете, чтобы со временем вернуть их на Землю, их, пришедших в этот мир другим способом! Нормальное воспроизводство следующей расы.

Десятилетия спустя я обогатила свои практические знания благодаря опубликованным диалогам Учителя Е.И. («Листы дневника 1925-1927» Рассанта, Москва, 2012, с. 57):

«Махатма М.:

- Красота есть в соединении двух начал. Ни время, ни пространство не являются для них препятствием. Конечно, вид физического тела далеко отстоит от духа. Даже и здесь понятие общины могло бы подвинуть эволюцию. Перемена видов может соответствовать расширению сознания. Прекрасные сосуды могут быть в прекрасном обиходе.

Е.И.: - Следующая ступень эволюции из уплотненного астрала?

- Именно уплотненный дух может как бы призываться в детской форме, но уже более сформированной. Так дух может расти и акклиматизироваться в низших слоях. Конечно, браки изменят свою сущность, но объединение двух начал получит свое истинное назначение. Но разница нужна, ибо нужна поляризация, как динамо-машина. В семени и искре энергии Космоса, которые создают творчество. Конечно, все из физического низшего плана можно перенести в высший уровень при сознании.

- Когда же может это произойти?

- Тогда, когда человечество этого пожелает. Семя есть удар в хранилище космической энергии. Но материя есть качество духа, потому физический удар может быть заменен духовным. Также приказ духа должен начать эволюцию. Также нужна община, которая разрушит постель мещан и украсит землю новым достижением. Так может быть решена одна из труднейших задач и решена не телом, но духом. Учите самых новых».

«…Приказ духа должен начать эволюцию»… Но как пока труден его путь, если материя порой не хочет принимать своего собрата даже в качестве равного себе, а не то, чтобы отдать лидирующее положение! И сколько земных тягот надо преодолеть, чтобы встретиться самой с собой! Да. Знание это сила. И его открыть можно только знанием».

Через год я в очередной раз увидела свою дочь. Ранним утром на стене спальни появился широкоформатный черно-белый экран. Там стоял стол, на нем лежала раскрытая школьная тетрадь в крупную клеточку и сидела уже повзрослевшая дочь. Она заснула прямо на раскрытой тетради, положив голову на руки... И косички были заплетены в «корзиночку», как когда-то у меня…

Я долго не могла оторвать взгляда от этого зрелища. Я опять боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть это завораживающее зрелище…

Почему все так поздно до меня доходит? Этот вопрос не давал мне покоя. И не дало облегчения знание, полученное из Учения: «Согласованность духа и материи редчайшее космическое явление» (Беспредельность, ч. 1).

Тоска по дочери вылилась наружу:

Где ты, суженый мой,

Где ты бродишь, родной?

Вся истаяла я, ожидая тебя.

Сероглазая дочь, неприкаянная,

Где-то ждет нас с тобой

Вся измаянная.

Что я сделать должна?

Что должна совершить?

Чтобы в дом и ее, и тебя воротить!

Обогреть. Приласкать.

Да согреться самой.

Да успеть бы еще

В этой жизни земной

Эти нити соткать

Серебром расписать.

Где ты, суженый мой?

Где ты бродишь, родной?

В последний раз я видела дочь в 1993 году.

Из дневника:

(4 января 1993 г.)

Я среди горной местности явно не нашей планеты. Кто-то невидимый дает мне белое прозрачное, плотное полотно, на котором я на каком-то неизвестном мне языке пишу, словно печатаю красной типографской краской слово из четырех букв плюс еще какая-то буква, и все это «в пятой степени»… Слышу – красивый мужской голос объявляет конкурс на лучшее решение задач. Лидера ждет награда – рука самой красивой девушки. Я вижу: у подножья горы напротив сидят молодые люди – претенденты… Вижу, как на горизонте над вершинами остроконечных гор появляется табло. На нем будут обнародованы результаты решения задач. Начался конкурс. Я только что зарисовывала графическое построение решения задач, как раздался юношеский голос: «Я решил!», и график тут же приобрел законченный вид.

Конкурс закончился... И пошло действо!

От подножья гор вверх пошли всполохи необыкновенной красоты, что могла рождать только энергия Любви - рубиновые и голубые!..

На том экране, где я отслеживала сильнейшего, в пространстве меж горных вершин появились две стройные фигуры - девушки и юноши. Они держали друг друга за руки и пробирались меж остроконечных вершин гор, осторожно ступая с одной на другую, иногда опираясь на них руками, словно опасаясь воспарить. Жених был высок и строен, с густой шевелюрой вьющихся волос, одет в строгий черный костюм и ослепительно белую рубашку. На невесте было белое воздушное платье, спадающее с плеч до самых пят, и фата, подчеркивающая ее тонкий стан.

Это была моя дочь!

Интересно, на какой планете это происходило? Хотя по ощущениям она не была мне чужой. Скорее всего, та, которую я осваиваю с момента встречи с Учителями и «Агни Йогой».

Еще раз нарисовала загадочные буквы, и сердце ответило болью…

«В пятой степени…» … И дочь мне явилась в пятилетнем возрасте, по земным меркам…

***

Из дневника:

(20 июля 1988 г.)

Во время общения с Учителем М.

- Мучает вопрос, в чем смысл жизни? Ведь все уже сделано, все позади.

- В дерзании ищите смысл.

(1988 г.)

Явь. Голос Учителя:

- Друга сердце знает.

В очередной раз я делюсь с Балашовым встречей с Ииссой в Мире Тонком.

- А ты уверена в том, что это не происки нечистой силы?

- Уверена.

- А как ты это можешь доказать?

- Я же говорю, ориентир – мое сердце. Как говорит Учитель - «Друга сердце знает».

Но он не слышит меня, как всегда, увлечен собой, главное - произвести впечатление, сделать из меня пьедестал под свою самость.

Моя тезка из Тольятти посоветовала применять в подобных видениях «огненную» метлу. Она уже якобы давно «на ты» с Агни Йогой, и ей многое чего было известно на практике.

***

Из видения.

Моя комната. Сзади на пороге в обнимку, в ужасе глядя на меня, с замиранием сердца стоят бабушка Катя и мама. В открытое настежь окно, в предрассветном мареве по широкой ленте дороги, ведущей в проем моего окна, шагает Иисса! Легкая поступь босых ног, длинные, волнистые льняные волосы, обрамляющие его слегка продолговатое лицо с огромными грустными глазами, все предвидящими, все понимающими. Холщевая, длинная, домотканая рубаха - все было продолжением простоты его божественной красоты!

Но у меня – свой план, у меня - «проверка»! И я с гневом замахиваюсь на Него длинной «огненной» метлой:

- Вон отсюда, еврейский Иисса!

Он остановился. С тихой грустью посмотрел на меня, глупую, оболваненную… И растворился в дымке утренней прохлады…

Из следующего видения:

Иисса явился снова. Но теперь мы уже мирно шагаем с Ним по той же широкой предутренней дороге, словно по Млечному Пути, уводящему нас в Беспредельность…

И я опять «воспитываю» Его:

- А что же Ты позволяешь, чтобы каждый приходил под именем Твоим!

Утром записала:

Гнала я веником лукавого Ииссу,

А Тот, другой, засеребрил росу:

- Умойся, друг мой,

И твоя беда, все ерунда.

И рад я росту духа твоему.

То все - к Нему.

Спустя почти четверть века, в означенные «шестьдесят шесть» Он будет встречать меня «в мире ином» уже у входа в Обитель. Это Он звал меня:

- Come here. Come here.

Это Он в реанимации строками из стихов Балашова на бегущем табло сообщал о земном конце:

«…Незримые одежды носишь ты

И в них войдешь в молчанье Красоты».

Иисса… Самый кроткий на планете человек, распятый иудейским народом, к которому тогда принадлежала и я…

***

Из дневника:

(28 апреля 1989 г.)

Москва. Апрель. Удивительно жаркий день. Пятница. Впереди - Христово воскресенье. Я сижу у раскрытого окна. Чудесный день! Ясное синее небо! Яркий чистый диск солнца! Ни ветерка! И вдруг в это безмятежное пространство непонятно откуда и каким образом врывается грозная иссиня черная туча! Она двигается на вдруг потемневший до кровавости огромный диск раскаленного солнца, разрезает его пополам, расползается вширь и принимает причудливые формы!.. Стали проступать очертания светлых стен старинного города: узорчатые контуры с башенками и бойницами, дома, стоящие на холмах и холмиках, словно змеи, ленты дорог. Вот одна из них более проторенная, словно посыпанная пеплом, ведет ввысь вдоль безлюдного, самого высокого в окрестностях города, холма… Вот на самом верху она особо выделяется своей серебристой сединой.

Град небесный?! Град земной?! Я уже не просто наблюдала причуды неба. Я «шла» по этой извилистой дороге, пока она не привела меня к вершине этого холма. Но отчего такая боль в сердце? Я с трудом отрываюсь от «картины». А она не исчезает! Все наяву! Все тот же кровавый диск солнца, разрезанный на две половины зловещей тучей. Все тот же силуэт древнего города...

Может быть, я должна зарисовать все это? Успею? Успею!

Рука устала выписывать контуры причудливых сооружений, дышащих на небесном полотне. Я поймала себя на мысли: я опять «шагаю» по улочкам этого до боли родного мне города.

Иерусалим тысячелетней давности?!

Да! Конечно! Сегодня же кровавая пятница!

Ночь не смогла дать успокоительного сна. Я металась в постели от непонятно откуда взявшейся тоски: то вскакивала, то опять ложилась в надежде уснуть. Уже рассветало, когда в очередной раз глянула на часы: уже полпятого утра… И строчки поплыли сами:

Уже полпятого утра,

А у меня все нету сна…

Что девы очи не сомкнуты?

Кровавой пятницы урок

Опять настиг ее в свой срок:

Душа убитая была,

Распяли ироды Христа.

И дева юная молилась.

Из очь ее слеза струилась.

Омыла серебром она

Все раны Иссуса Христа…

Приди теперь, Отец родной,

И со святыми – упокой.

И дух мой в душу воротится,

Чтоб к новой жизни обратиться.

P.S.

До Воскресенья! Без чудес!

Во имя истин мирозданья -

Да здравствует «Христос воскрес»!

Я кинулась к энциклопедии христианства. Кто же «омыл серебром … все раны Иисуса Христа»… и осушил их своими роскошными волосами, которые на всех работах художников так прекрасно выписаны…

Теперь я знаю, кто...

***

- А ты уверена в том, что это действительно был Он? – опять накинулся на меня Балашов. - Надо уметь распознавать.

- А как?

- Надо иметь чувствознание.

Это «надо» не вдохновляло своей декларативностью, и я «закрыла» тему. Спасибо за заботу, друг дорогой, если это так. Действительно, кто я такая? Они с Сидоровым о-го-го сколько лет в первых рядах Агни Йоги, а здесь только-только подошла какая-то фифочка, которой, видите ли, дан «год Агни Йоги», да якобы сам АУМ позвал, и «дразнит» корифеев своими общениями.

Ну, что я так разволновалась? Разве можно заставить кого-то разделить с тобой твое знание, если человек не хочет его принять? К тому же свидетелем кроме Бога никого нет. Остается только одно – вера. Вера - предчувствие знания. А предчувствие – это, опять же, Мир Тонкий. Значит, для тех, кто сам «тонок»?

***

Той ночью я увидела сон: в полупрозрачном пространстве на высоком холме в окружении поклонников в деревянном кресле с невысокой спинкой сидит якобы Иисса. Людской поток вереницей течет к его ногам, благоговейно кланяясь и прося благословенья. Я поодаль наблюдаю эту картину. Уже готова, было, уйти, поскольку внутренне знаю - не Он, но вдруг разворачиваюсь и иду к нему.

- Я хочу от тебя ребенка, - склонившись, тихо говорю, чтобы слышал только он.

- Да-а-а? - от неожиданности тот растеряно чешет затылок. - Надо подумать…

И в один момент «картина» резко меняется: я вижу тоже дорогого мне человека, но это не Иисса…

Так я прошла «кастинг»?

***

(1992 г. Москва)

Девяностые. Перестройка в самой своей дикой форме. Она принесла много смуты в Россию. Объявилось столько лжеучителей. Одни пришли с Запада, другие с Востока. Из всех щелей тянули свои щупальца, стараясь завладеть душой народа. Православие после стольких лет гонения только стало набирать обороты. Но, к сожалению, его представители пошли по пути реставрации прошлого, добиваясь единовластия, тупого поклонения и безмозглости паствы. Словом, растили «исусиков», как про таких говорили в народе. И убирали с дороги и своих, и чужих.

Перестроечный «мусор» не обошел и МЦР. К нам заявить о себе пришел Виссарион, в недалеком прошлом постовой милиционер. Он ассоциировал себя с воплощением Христа и называл себя аватаром.

Л.В. мудро решила преподнести нам всем урок.

Виссарион быстренько переоделся в длинную до пола льняную рубаху на русский манер и так предстал перед нами. Вид действительно получился импозантный: этакий добрый молодец с картины В.М. Васнецова «Богатыри».

- Зачем этот маскарад, если есть что сказать? - после встречи спросила я его помощника. - От этого он только выиграл бы. Уверена, сам бы Иисса этого делать не стал.

Помощник не возражал.

Той ночью прошло видение:

Древний Иерусалим... Я ослепительно молодая с длинными волнистыми волосами, вся, словно натянутая тетива лука! В правой руке зажата зеленая пальмовая ветвь. Я держу ее, как знамя. Я иду к Нему!

Я остановилась среди выжженной солнцем плотной рыжей земли. Выхватив Его лик, никого не замечая, устремилась к Нему. На пути, скрестив ноги, сидит один из его учеников, как две капли воды похожий на помощника Виссариона. Чуть было не наступаю на него, ретируюсь, и слышу снизу его ироничное:

- Что же ты так холодна?

Мельком удостоив его взглядом, небрежно бросаю:

- Да откуда тебе знать температуру сердца моего!

Очнулась. Сегодня Вербное воскресенье. День, когда впервые Мария Магдалина пришла к Иисусу Христу, держа пальмовую ветвь в руках.

Это видение окончательно расставило точки в моем сознании – почему я так свободно себя чувствую рядом с Христом. По космическому праву. Такие «нити» не исчезают в Круге Вечности.

(Октябрь 1989 г.)

Москва. Центральный Дом Литераторов.

Международную конференцию, посвященную дню рождения Н.К.Рериха, проводила ассоциация «Мир через Культуру». Я взяла на себя организацию изготовления «Знамени Мира», вымпелов, значков, участие во встрече.

В первый же день собрания по ее подготовке я шла под напутствием Учителя:

Ко всему готова будь.

Отправляешься ты в путь.

Наберись в пути терпенья.

Подари врагу сомненья.

Друга в поле разыщи.

Да не стой на полпути.

Дерзко принимай решенье.

Голос сердца – озаренье,

Дар Богов. Твое прозренье.

Вот и ладненько. Ступай.

Я – с тобою. Руку – дай!

На конференции собралась интеллигентная, красивая, одухотворенная публика со всего мира. Ждали приезда Святослава Николаевича Рериха. Накануне В.М. Сидоров был у него в Бангалоре, и тот обещал приехать. Но этого не случилось. Боги вносили свои коррективы. Была зачитана лишь его приветственная телеграмма.

Конференция, тем не менее, прошла с размахом и по-семейному. Этому поспособствовала в большой мере Алисия Родригес, мексиканская кинозвезда и знаменосец Мира. Она сшила это полотнище со знаком Культуры – знаком Триединства и ездила с ним по всему миру от одной личности к другой, привлекая внимание к Пакту Рериха, внедряя его девиз – «Мир через Культуру». В числе этих личностей были и Мать Тереза, и Далай-лама, президенты стран. С этим Знаменем, с многочисленными автографами на нем сильных мира сего она и приехала на эту конференцию. Алисия встала с приветственным словом и подняла нас всех. Мы слушали послание ее Учителя – жить всем в мире и Любви. И призвала нас взяться за руки и поцеловаться друг с другом справа и слева.

- Отныне мы все теперь братья и сестры, - заключила она свою речь.

Так я и познакомилась с названным братиком Николаем Ивановичем Сияновым, писателем-маринистом, членом Союза писателей СССР.

Как человек ответственный я всегда откликалась на его проблемы. К тому же он был одинок, брахмачарья, как он себя называл. Для меня не составляло особого труда взять под свою опеку еще одного «родственника». Не могу сказать, что всегда с ним мне было просто. Но такового плана родственников не выбирают, ими становятся. И я несла свою карму, открывшуюся мне своей тяжелой страницей одного из воплощений времен Александра Первого. И я сделала вывод:

Тяжек путь земли родной.

Тяжек путь и мой, земной.

Друг нас с другом не разлить.

Только вместе можно жить.

Все завязано узлом.

А развяжешь лишь добром.

Николая интересовало все необычное. Он ждал ответа из Индии, из города паломников Пондишери, куда стекались со всего мира страждущие духовности и разделявшие мировоззрение основателя города философа и мыслителя Ауробиндо Гхоша и его преданной спутницы из Франции Мирры Альфасса.

То, что ожидания напрасны, я знала. Но он упорно верил в то, что его пригласят. Не пригласили. О чем сообщили письменно. И жизнь побежала дальше.

Мое проникновение в Живую Этику, связь с Учителем остро заинтересовали Николая. Рассказ о космическом опыте рождения дочери подвиг его к повести. Ее я так, к своему стыду, и не осилила. Сюжетная эклектика повествования не вдохновила меня и еще раз утвердила в опыте: пока ты в моей ауре, кажется, ты все усвоил.

Явился Николай. Серьезный-пресерьезный.

- Галина, я к тебе с просьбой: пробей мне центры.

Я удивленно и растерянно смотрела на него, силясь понять, что от меня хотят? Как это – «пробей»? Это тебе что, затор в унитазе?

- Когда я сам созрею, неизвестно. Ждать некогда. А ты можешь помочь мне.

Это волшебное слово «помочь». Оно действует на меня словно красная тряпка на быка. И я покраснела как рак. Я впервые не знала, как я могу помочь.

- Это же не передается, это же индивидуально, только ты сам…

- Вот ты когда будешь общаться с Учителем, просто переведи на меня свой взгляд. И все!

Я плохо понимала, что это за механизм. Но Николай настаивал.

Мы уселись на мой «волшебный» диван и я, взяв в руки портрет Учителя…

Когда Николай ушел, я опять взяла в руки портрет Учителя и остолбенела! Такого и представить было невозможно! На меня гневно смотрели глаза Учителя. Они то поднимались вверх, то в упор смотрели на меня так, что ноги подкосились, и я непроизвольно осела на пол. Я все в одно мгновение поняла. Я нарушила наш союз! «Не обременяй Учителя, чтобы не было предательства», вспомнилось выражение из Агни Йоги.

- Ну я же хотела лишь помочь! - блеяла я.

Неделю от Николая не было ни звука. Я не выдержала. Позвонила.

- Галин, я только что очнулся. Я думал, что не выживу. Не знаю, как добрался до дома. В квартиру едва занес ноги и замертво упал у порога. Сколько я пролежал, не помню. Очнулся. Весь горю. Отполз к постели, и опять ушел в аут. Так и пролежал неделю. И вот буквально только что пришел в себя. Даже температура еще не спала.

Я в полнейшем оцепенении слушала его, и перед моими глазами стояло гневное лицо Учителя… Только сейчас я поняла, что натворила! Вспомнила, как во время «сеанса связи» с Учителем в комнату Елены Ивановны без стука вошел сын Юрий. И упал замертво. Его долго приводили в чувство… Разница энергетическая…

Вот и я… «Помогла»!..

Через две недели Николай «вдруг» решил уехать в деревню на Алтай к своей давней подруге. Там будет нести в народ «доброе, вечное», писать книги. Сколько пробудет, неизвестно. Отдал мне ключи от квартиры со всеми вытекающими отсюда последствиями – оплата за нее и телефон, чтобы не отключили.

Я слушала его в пол-уха, продолжая размышлять, неспроста это. Это работа Учителя… Это следствие нашего «эксперимента». Его уводят от меня. От очередных моих глупостей...

Через некоторое время Николай стал слать мне письма. А я в ответ посылки с продуктами. На прилавках магазинов не было ничего, как и во всей России. Власть в стране перешла к так называемым «демократам». И народ полной мерой «хлебал» свой выбор…

Из дневника:

(20 января 1990 г.)

Утро. Полудрема…

Вижу Учителя. На его голове появилась «орбита» синего цвета. Потом она изогнулась, образовав букву «М». В районе «третьего глаза» появился легкий дымок, словно от дуновения ветерка опавшего снега с ветки или пайки времен моей работы монтажницей на радиолокационном заводе… Орбита интенсивно наращивала сияние, и я услышала Его голос:

«На планете нет сильней Огня,

Тот Огонь зовут - Любовь моя».

Слушаю и воспринимаю вибрации сердца, словно исходящие волны от этого аккумулятора бесконечности Любви…

И продолжение:

- «Надо выполнить свое предназначение».

***

(20 января 1990 г.)

Москва.

День. Контрольное время. Вхожу в Мир Тонкий. Слышу голос Н.К. Рериха:

- Вот оно! Начинается! Россия – матушка-краса!

Я иду по дворцу с высокими потолками. Картинно заламывая руки, навстречу выбегают женщины с безумными глазами. И невидимый Учитель Учителей говорит мне торжественно:

- Ты приняла большое участие в этом событии.

И я знаю, это событие галактического значения - Россия вошла в космическое право спасительницы планеты. Вхождение планеты в Эпоху Водолея...

Подойдя к тяжелым массивным дверям, скроенным в духе старинного русского зодчества, я открыла их, и передо мной предстала картина: в полукруглом помещении слева на высоком операционном столике, с вывернутой вправо головой, лежит медвежонок с блестящей бурой шкуркой. Брюшко зашито, но еще пусто.

С левой же стороны на простом возвышении со спущенными вниз лапами лежит громадный, старый, пегий медведь. Он уже бездыханный и выпотрошен! И грубо зашит - швами наружу. Рядом с ним сидит некромантка. Она наигранно, якобы безутешно, рыдает, хотя вижу, как она упивается агонией.

При моем появлении медведь зашевелился угрожающе. В ярости собрав последние силы, перевалился на левый бок и пытается встать на все четыре огромные лапы…

Некромантка, пополняясь его предсмертной энергией, осушила слезы платочком...

Лица тех, кто уже насладился этим зрелищем, мне были знакомы, но мало беспокоили. В них были черты чего-то среднего между азиатами и русскими. Мне не страшно, хотя вид тех, кто наблюдает за мной, оставляет желать лучшего… Что-то жестокое и языческое было во всем этом процессе, хотя все тайно или явно желали этого…

Я захлопнула дверь. Тяжести на сердце, равно как и угрызения совести, не было.

Символ России – медведь, уходя, рассуждала я. «Старый медведь» изжил себя. «Новорожденный» еще пуст, и надо его наполнить содержанием… И какой быть России, зависит от нас, чтобы действительно этот «медвежонок» выполнил свое предназначение...

А как еще опасен старый медведь со своими еще острыми когтями…

В одном из писем Николай сообщил, что судьба свела его с совершенно необычным молодым человеком – Александром Наумкиным. Ему лет девятнадцать. Был уже женат, остался ребенок, но он якобы вынужден покинуть семью, бросить работу, учебу и отдать себя в распоряжение невидимого учителя. Тот диктовал ему образ жизни. И ни слезы матери и угрозы отца, ни долг пред сыном не могли изменить его сознание.

В итоге Александр ушел в горы, поселился в хилой охотничьей избушке и под диктовку учителя стал писать очередной трактат – «Калагию». А Николай стал редактором этого труда. В письмах Николай с восторгом и восхищением описывал, как Александр, не имея никакого образования, выписывал эти трактаты, невозможные по сложности схемы, диаграммы… И что этот учитель не кто иной, как мессия, якобы будущий Иисса! Срок его прихода - 1996 год! И якобы автор Вед в прошлом... Поняла лишь одно: не напрасно мой Учитель «увел» Николая… Убедилась в этом, прочтя вложенное в письмо приложение из «Калагии» - одни популистские лозунги! И еще Николай просил меня пойти в Академию наук и убедить ученый народ выдать Александру «индульгенцию» от всех бед, чтобы власть не докучала и не считала его тунеядцем, поскольку Наумкин страдалец за человечество.

Я сделала над собой неимоверные усилия, чтобы в приличных красках обрисовать Николаю, почему эта миссия с моей точки зрения невыполнима.

В последнем письме Николай сообщал, что «Калагия» - это единственное и последнее учение человечеству, данное якобы высшим разумом. И в отличие от Живой Этики, будет доступно не избранным, а каждому, и благодаря ему уже через шесть лет все человечество трансмутируется, прочитав его, и перейдет автоматически в шестую расу. А к охотничьей избушке, где Александр принимал учение, потянется вереницей народ на поклонение «великому учителю»...

Мы же с Галиной должны стать издателями этого труда.

Николай стоял на пороге моей квартиры, и я уже воочию видела произошедшие с ним перемены. И, действительно, не в лучшую сторону. Взгляд исподлобья, хмур... В его руках была пухлая папка. С рукописью.

Мы с Галиной переглядывались, перелистывая страницы.

- А с чего это вдруг ваш учитель решил, что мы должны быть издателями? Он что, разве не в курсе, что в нашем распоряжении своей типографии нет?

- Он знает ваш потенциал.

- Ну тогда он должен знать, что нам все это не по душе.

- Ну вы даже еще и не прочитали!

- Хорошо. Оставляй свою «Калагию». Утро вечера мудренее. Приходи завтра ко мне на Садовую-Сенную. Чтобы не задерживать процесс, я сделаю ксерокопии для издательства. И потом наметим план действия.

Николай пришел. Я вручила ему четыре экземпляра ксерокопий «Калагии». Плюс один для себя. «Писатель столько раз в ответе перед читателем, каким тиражом вышла его книга», вспомнила я строчки из писем Елены Ивановны Рерих.

- Николай, посмотри на моих коллег. Видишь, они обсуждают сроки издания проспектов. И они далеко не близкие. А твой учитель хочет, чтобы «Калагия» вышла «позавчера».

- Ну значит, так и будет.

- Но у нас «Внешторгиздат», а не рядовая типография. Потому мы с Галиной вам не помощники.

Дома после рабочего дня тезка встретила меня глазами, полными тревоги.

- Галин, ты посмотри!

Она стала листать главу за главой.

- Я уже прочитала больше половины, но тут ничего, кроме претензий и постоянного повторения: «Я Демиург, Я Альфа и Омега»… И немыслимых, никому ненужных заумных схем…

Галина ушла спать, а я, оставшись наедине с Учителями, приступила к чтению. Успела одолеть пятьдесят страниц, как впала в транс…

Видение: я иду по широкой палубе огромного ледокола «Ленин», неспешно, но уверенно набирающего обороты. Остановилась в носовой части, рассматриваю бескрайние просторы серых холодных вод, по которым мы плывем. И тут мое внимание привлекает картина: снизу, вдоль левого борта, извиваясь, воровато пытается подняться на палубу бумажный змей. Я подхожу ближе. Змей, увидав меня, радостно прибавляет скорость. Но я, смеясь, вытаскиваю изящную тонкую, длинную деревянную палочку, круто наклоняюсь и ловко бросаю в него. Джин испускает дух, складывается бумажной стопкой моих ксерокопий, и злобно шипит при этом:

- Ну ничего! Я тебе еще отомщу!

И ведь отомстил! Спустя четыре года в самый тяжелый момент моей работы в Центре Рерихов я услышу опять же в видении его злобный шепот. Он шел из уст Татьяны Георгиевны Михайловой, новой кадровички, приглашенной в МЦР по мою душу в качестве «палача». Как скажет Учитель М., с ее приходом в Центр «волки сбились в стаю». Джин, как оказалось, по имени Джан, нашел героя для выполнения своего коварного плана…

На следующий день Николай бы у меня. Отдавая ему ксерокопии, сказала:

- На этом наши пути расходятся. Это учение ложное.

- Да ты же не читала, а уже делаешь выводы.

- Читала. И не одна. И потому со всей ответственностью могу повторить - это не учение. И твой учитель даже не добрый старик Хоттабыч, а злобный джин. Еще и пригрозил мне!

Николай при этих словах хихикнул довольный. Я же продолжила:

- Учение нам уже дано Рерихами и именно оно на века, пока это знание не станет сознанием. Потому второе название ему – «Живая Этика». Живая, как жизнь. «Когда живешь, как жизнь идет, тогда и жизнь в тебе течет. И в вечном ходе бытия восходит в вечность жизнь твоя». Эдуард Балашов, - добавила я.

От этих строк Николай посмурнел еще больше, он со дня нашего «родства» соперничает с этим поэтом…

- Ты называешь себя ученицей Великих Учителей, а сама не можешь вместить «Калагию»!

- Ну во-первых, не ученица. Во-вторых: ты неправильно понимаешь закон вмещения. Я вмещаю тебя с твоей дурацкой «Калагией». Но признать ее, это значит предать себя, предать «Агни Йогу» и Учителей.

На том и расстались.

Спустя какое-то время в издательстве «Прогресс» она была издана. И даже прошла пышная презентация в одном из особняков старой Москвы. И даже на этой презентации Наташа Бондарчук сравнила Наумкина и его спутницу с великой четой России – Е.И. и Н.К. Рерихами!!!

Да… не выполнила я указание Учителя, данное в девяностом году в Верхнем Уймоне: «Бондарчук»…

P.S. А ледокол, на носовой части которого я оказалась, это наш первый отечественный ледокол «Ленин» с первым мирным атомным реактором, что был спущен на воду в 1957 году и бороздил Северный Ледовитый океан в течение двадцати лет.

Ледокол - это метафора, символ Учения...

У него пока неспешный ход. Но для него нет преград…

А Наумкин после того, как отдал рукопись Николаю, по указанию своего учителя увел холодным мартовским днем группу молодых людей в горы, чтобы навсегда остаться там. Но в итоге, осознав, что эта идея не принесет добра, друзья вернулись домой к семьям. Наумкин же со своей подругой добрались до указанного их учителем места. Вырыли землянку. Подруга, разделившая с ним его судьбу, вскоре родила сына. Назвали его в честь «учителя» - Джаном. Так что я была недалека от истины, назвав этого лжеучителя джином.

Спустя шестнадцать лет в 2016 году уже на Волжских берегах якобы вдруг я включила телевизор. И попала точно – шоу было в самом разгаре. В студии среди множества гостей сидел стройный симпатичный молодой человек. Это был тот самый Джан, сын Наумкина. «Маугли», как называли его в студии. Телевизионщики привезли его из Алтая в Москву на машине, поскольку какие-либо документы, подтверждавшие его личность, у него отсутствовали из-за неадекватного по меркам цивилизации образа жизни. Он смотрел на всех без тени смущения. Все глазели на него, восхищаясь его эрудицией, знанием английского и французского языков, которым его обучила мать, как и школьной программе. Его родители по-прежнему оставались в горах. А его по достижении совершеннолетия, слава Богу, выкинули в светскую жизнь. Передача была затяжная, не на один день. На экране телевизора я, наконец-то, увидала Наумкина и его подругу. Удивилась несхожестью представления. Лица пары были мне симпатичны. Я лишний раз посетовала, как наивен и доверчив русский человек, когда ему лжеучителя являют «идею освобождения человечества», а собственные знания жизни на уровне анекдота: «Когда другой машины не знаешь, то «Запорожец» вот такая машина!».

Появившись в миру, «Маугли» привлек к себе внимание общественности, прессы. И теперь Наумкин предъявил претензии Сиянову, якобы тот присвоил себе гонорар за его «Калагию», который мог бы сейчас быть их сыну как нельзя кстати. Николай подробно отчитался по каждому пункту расходов. И получалось, что все это клевета…

В последний раз встречаясь с Николаем в январе 2017-го я узнала, что он взял Джана к себе. А поскольку у того были способности в области живописи, отправил в Питер к своему другу художнику Борису Семенову. По странному совпадению писателю портретов первых ВАЗ-овских руководителей, включая обожаемого нами с Борисом Виктора Николаевича Полякова, первого Генерального директора и просто удивительного человека с большой буквы.

Но Джану стало неинтересно растирать краски, и он ушел и устроился в какое-то заведение официантом. На этом мои знания об этой семье обрываются…

(1989 г. Осень)

Москва.

На западной окраине Москвы в Доме Культуры выставка работ художницы из Барнаула Илзы Рудзитис - дочери руководителя рижского рериховского общества, верного соратника Рерихов.

После окончания рижской художественной Академии ей и ее спутнику Леопольду Цесулевичу, тоже художнику, Юрий Николаевич Рерих рекомендовал получить направление на Алтай, как место будущего России.

Творческим итогом Цесулевича, на мой взгляд, стала прекрасная работа «Путник». На ней по знойной степи идет усталый Иисса… Печать отрешенности и горечи на его лике…

- Именно с Алтая начнется строительство новой России, - поделился Ю.Н. с ними своими знаниями.

Так они и сделали. И вот теперь мы любовались работами Илзы, на которых был воспет этот край. Там тольяттинская тезка и познакомила меня с Владимиром Ивановичем Чекалкиным и еще одним Владимиром. Они-то и пригласили меня в поход к таинственной горе Белухе.

***

Из дневника:

(7 апреля 1990 г.)

Благовест!

Слышу сквозь сон - два женских голоса, одна спрашивает другую:

- А что это она так преступно сонлива.

Другая что-то поясняет ей. После на меня снисходит такой поток Любви и радости! Такие чистые краски! И так - дважды! Кто это были?..

(3 мая 1990 г.)

- «Духи волны нового Огня».

***

(1990 г. Июль)

Вылетали из аэропорта «Домодедово» втроем. С нами летела жена Владимира Ивановича – Татьяна. Сам же Владимир Иванович ждал нас в селе Верхний Уймон. Там из кедра он построил своими руками дом прямо над Катунью.

В Барнаул прилетели по расписанию. А до аэропорта Усть-Коксы, откуда надо еще порядочно добираться до Верхнего Уймона, оказалось это сделать невозможно. Все билеты были проданы на неделю вперед. И мы, взяв такси, поехали за двести километров до Горно-Алтайска в надежде вылететь оттуда.

- Вы опоздали на пять минут. А следующий самолет будет через три дня, - сообщила нам кассир.

Я нырнула в диспетчерскую.

- А нет ли на наше счастье какой оказии?

- Что вы! Вон у меня в зале третий день сидят ребята из Чехословакии, ждут этой оказии. Они тоже «навострили лыжи» на Белуху.

- И ничего нельзя придумать?

- И ничего. Откуда взять то, чем не владею.

Сердце же, вещун, говорило обратное! Как алтайские просторы отличаются чистотой первозданности! Я поняла - Учитель решит эту проблему…

И я вслушивалась в пространство…

- Вы знаете, у меня есть подозрение, что вы нам все же поможете.

- Тогда это будет чудо. Да сидите, сколько хотите, мне с вами веселее.

Главный диспетчер аэропорта оглядывал мой экзотический презент, я рассказывала ему о событиях в Москве… Звонок! Прикрыв трубку рукой, радостно сообщил:

- Вам повезло. Сейчас сюда залетит вертолет леспромхоза. Теперь дело за вами.

Уговаривать не пришлось.

- Только будет небольшая остановка часа на два… - извиняясь, предупредил пилот. - Посидите, отдохнете у реки, пока мы выполним работу.

Ну, о таком подарке мы даже и не мечтали!

Прихватили еще и чехов.

Экипаж вертолета был замечательный! Летчики вдобавок пригласили меня в кабину.

Я сидела между двух пилотов, а подо мной через прозрачное стекло мелькали красоты края.

- А давайте мы вас сразу высадим на Белухе, и ног ломать не надо.

- Э, нет! Вот тут-то нам и хочется «поломать». Ради этого и прилетели за тысячу верст. К тому же нас в Верхнем Уймоне ждет команда с Натальей Бондарчук, - подпустила я флера для большего впечатления, - надеюсь, вам знакома эта фамилия?

- Конечно, же! Талантливый у нее отец, гордость страны. Да и она ничего.

Таковой оценки я даже и не ожидала - без подобострастия и жеманства. Вот он, вольный дух Алтая!

- А вот пролететь над Катунью только мечтала. Во сне я видела, что строители еще не ушли с объекта возведения плотины… Хотелось бы знать, что стоит за этим, не нарушают ли запрет, не плюют ли на общественность?

- Нет проблем!

Они лихо промчались над Катунью. На строительной площадке действительно копошился немногочисленный люд.

- Ну что? Теперь посмотрим Белуху с высоты птичьего полета?

Увы! Белуха была закрыта облаками.

- Убедились? - весело констатировала я. - Ножками туда надо, ножками!

Развернулись. И устроили «показательные выступления». Вертолет пикировал на скалистые горы, казалось, что встреча «с поцелуем» неминуема, но в последний момент взмывал вверх, аж дух захватывало! Высший пилотаж!

В салоне творился переполох!

- А вы-то, почему не пугаетесь? Даже неинтересно.

- А меня с детства в семье зовут «вертолет», - и я рассказала им, как в полтора года «вылетела» из окна.

Наконец мы зависли над Катунью вблизи дома Владимира Ивановича. Коровы от шума мотора и вида монстра с крутящимися лопастями в ужасе разбежались, поджав хвосты, а из дома выбежали сам хозяин, Наташа Бондарчук, и Саша, что приехал на Алтай в поисках душевного равновесия.

Не заглушая мотора, нас высадили на краю огорода.

- Ну такая может, - выслушав наш рассказ, сказала Наташа, взыскующе оглядев меня с ног до головы.

Владимир Иванович до переезда на Алтай работал на киностудии осветителем, там и познакомился с Наташей Бондарчук и со своей будущей женой Татьяной. Наташа проповедовала свой образ жизни, связанный с Агни Йогой, и они с В.И. еще и на этой стезе оказались единомышленниками. Успели создать фильм о маршруте Рерихов на Алтае, входящем в цепочку похода по сакральному Центрально-Азиатскому маршруту. Наташа умудрились и привлечь на съемки тибетского ламу, и организовать приезд паломников из дальнего зарубежья. Фильм получился. В одном из сюжетов В.И. лихо скакал на коне. Знамя Мира, Знамя Культуры и, как его еще справедливо называют – Знамя Рериха, развивалось у него в руках…

Адаптация перед походом заняла неделю. Она ушла на приготовление рюкзаков и сбор команды.

Наташа приехала в этот край со своим детским коллективом «Бемби» и в подарок детям Верхнего Уймона привезла с собой рояль. А пока он стоял на веранде В.И.

Чудесные звуки фортепиано на фоне вечерних горних зарниц, импровизация Валеры, помощника Наташи и ее сына Вани зачаровывала. Сын Наташи был в том возрасте, когда умнее никого нет, к тому же тут в группе его сверстницы, и своими капризами он доставлял матери немало хлопот. То ему не нравилось одно, то другое, то надоела вегетарианская пища. Находчивости Наташи можно было только позавидовать:

- Хорошо. Бери топор и, вон, видишь, бегает по двору курица. Иди, лови, руби, и я приготовлю.

На этом Ванино желание поесть куриного супчика пропало.

- Ты диктатор, Наташа. У тебя уже взрослый сын, а ты не хочешь считаться с этим. Надо не так.

- Володя, своими советами ты меня уже замучил. Вот тебе мои ребята и управляйся с ними как хочешь, а я хоть отдохну.

- Договорились.

И В.И. увел их на неделю в горы. Так он планировал.

В ту ночь под утро я услышала Голос Учителя:

- «Мир Огненный», часть первая… Бондарчук…

Очнулась. «Бондарчук…»?! Что бы это значило? Все под контролем Ока всевидящего! И к этому пора привыкнуть.

«Мир Огненный»... Освежила в памяти последний разговор с В.И…

Каждый раз, направляясь в баню, на сеновале я обнаруживала небрежно брошенную хорошо изданную - такая редкость по тем временам - в твердом переплете «Тайную Доктрину» Е.П. Блаватской. Как оказалось, подарок писателя Альфреда Хейдока, как и то кольцо, что он получил в подарок от самого Н.К. Рериха. К тому времени Хейдок уже лежал на смертном, можно сказать, одре в маленьком алтайском городке, кажется, Змеиногорске. Они с Наташей успели отснять последние дни его жизни, и в июле, когда мы еще были на Алтае, Хейдок ушел в мир иной. В.И. прочитал нам письмо от его помощницы, в котором та описала последние часы жизни пионера-рериховца, путь которого с Учением начинался в китайском Харбине еще в начале тридцатых годов под водительством Николая Константиновича.

В ответ на мое замечание, Владимир ответил;

- Галин, ну а что в ней особенного? Это же не Агни Йога.

- Так она предтеча Агни Йоги! Так пишет Елена Ивановна... И ее же перевод. Родителей надо хотя бы уважать!

И теперь я с нетерпением ждала пробуждения Татьяны. Она сняла «Мир Огненный» с книжной полки, сделанной Владимиром Ивановичем из кедра, как и вся немногочисленная мебель в доме, включая и сам дом.

Я с нетерпением стала листать страницы Учения. Ну неспроста же было дано Указание! И к своей радости в семьдесят девятом параграфе нашла тому подтверждение: «Могут спросить, в каком отношении находится Наше Учение к Нашему же, данному через Блаватскую? Скажите - каждое столетие дается, после явления подробного изложения, кульминация заключительная, которая фактически движет миром по линии человечности. Так Учение Наше заключает в себе «Тайную Доктрину» Блаватской».

Теперь я с еще большим нетерпением ждала возвращения Владимира Ивановича.

И надо же! Опять видение! Оно пришло так же под утро: стук в дверь, открываю, и за ней я вижу Владимира Ивановича в возрасте сына Наташи. Борис спрашивает меня:

- Кто там?

- Да это наш непутевый сын вернулся из похода с ребятами, - прислонившись к горячей печке «голландке», со скрещенными на груди руками, горестно вздохнув, ответила я.

Проснулась. Солнце только еще выбросило свои первые лучи из-за гор.

- Таня! Встречай мужа.

- Он же будет через неделю!

Наш разговор закончился стуком в дверь. На пороге стоял Владимир Иванович.

- Что так рано?

- Да-а-а! - он только разочарованно махнул рукой. - Одним походом все равно здесь не обойтись. Недооцениваем подростковый возраст. Нигилисты. Ну и это пройдет. Время выправит. Не в кого Ваньке быть плохим. Так что нечего мерзнуть в палатках. Да и самим к походу надо готовиться.

Я вернула его к нашему разговору о «Тайной Доктрине», открыв указанный Учителем параграф в «Мире огненном».

- Да-а-а! Надо пересмотреть свое отношение к якобы случайным знакомствам, - и задумчиво почесал свою взлохмаченную «репу».

….Владимир Иванович в 1994 году будет работать в МЦР вместе с нашими мастерами. Они перестроят книжный салон-магазин. Это будет не просто магазин с прилавками и кладовыми, салон они сделают уникальный! Из дерева, в затейливых узорах, сплотничают сюжеты по Живой Этике. Их труд по достоинству оценит наша старейшина музейных дел Роттерт Татьяна Георгиевна, сравнив их работы с зодчеством русских мастеров древности. Украшением презентации станут еще и художественные работы по мотивам работ Рерихов и древнего иконного зодчества вышивальщицы Марии, «случайно» пришедшей к нам накануне презентации магазина. Потом на московской выставке со своими работами она возьмет пальму первенства. Так все «само собой» сложится, и на этом мероприятии я объявлю о своем уходе из МЦР. В этот трудный момент меня морально поддержит Владимир Иванович. В память о том останется кинолента, снятая его другом.

«Бондарчук»… Это Указание Учителя М. сидит в моей памяти до сих пор. Знаю пока только то, что нас всех связывает карма, и кому дается видение, тот и ведущий. А время покажет – «что». В один из моментов нашего уединения я рискнула доверить Наталье эту информацию. Слава Богу, что еще тогда не подверглась остракизму. Все это было впереди...

Наконец, сборы были закончены. В.И. нашел проводника. Зачем, думала я, чем сам не проводник?

На маршруте нас было девять. Мы оставили уже позади Катунь, выстроились в цепочку, и пошли!..

Я шла за Татьяной. Прошли совсем ничего, а я катастрофически стала терять силы! Неужели прав был Володька? Возраст! Да еще эта недавняя операция на ступне. И не справиться мне с маршрутом?.. Ужас!.. Вот сейчас рухну!.. Вот сейчас!..

И вдруг падает Татьяна! И под ней расплывается лужа крови! Кровотечение оказалось такой силы, что кроме мысли, как спасти Татьяну, не было другой! Мы приняли решение вернуться. Но Владимир Иванович принял другое. Ребята донесли Татьяну до трассы, остановили первую же машину и отправили в сопровождении В.И. в больницу.

Словно это слетело с языка моего помимо моей воли:

- Таня, не горюй! Все наладится! – говорю, и стыжусь. Разве это возможно? При таком исходе шансы на жизнь ребенка вряд ли остаются.

На первом же привале я почувствовала резкое изменение в своем организме. Он не принимал даже ложки бивуачной пищи, все вызывало отторжение. А сухари, гречка, «ушли» вместе с Владимиром Ивановичем. И топор в том числе.

К молчаливому недовольству проводника-старообрядца, я перешла на подножный корм, жимолость была большим подспорьем.

Перевал стал серьезным испытанием. Путь по вертикали! Накануне прошел дождь, и дорога скользила. Казалось, вот сейчас рюкзак перевесит тебя, и ты полетишь вниз! Но неожиданно ощущаешь себя пушинкой, словно за спиной и нет никакого груза... Оборачиваюсь… Груз на месте. Улыбаюсь, и мысленно отправляю невидимому помощнику слова благодарности.

Последние километры оказались невыносимыми для «длинного» Володьки. Ребята забрали его ношу и пошли вперед. Солнце садилось, надо было успеть подготовить бивуак. Я же осталась с Володей. Вконец обессилив, он свалился на мои плечи, словно переспелая груша. Так и тащила его, пока не подоспели ребята...

Утром мы уже были на пороге заповедного места. Пред нами предстало незабываемое зрелище - каменная чаша, увенчанная величественной Белухой! Чашу рассекала бурливая и суровая река Аккем, начало которой давал ледник. И все это под чистым без единого облачка небом и сверкающим июльским солнцем! Пространство вспарывали загадочные летательные объекты разной формы - от продолговатых и круглых до сигарообразных. Кстати говоря, это запечатлелось на фотографиях Наташи Б., хотя мы были там в разное время.

- Они? - «услышала» я со стороны гор Голос с вершины, как я ее назвала, «башни Чу».

- Они, - ответил другой.

- Зона особого космического воздействия. Готовы? - услышал Валера.

- Готовы.

И еще голоса застряли в его голове:

- Вот летуны так летуны! Всем летунам летуны!

Накануне в видении мне было указано место стоянки. И какова была радость, когда ноги сами вышли к этой высокой однобокой сосне, недалеко от которой было небольшое круглое озерко. Чуть в стороне от сосны уже готовое кострище и «пятачок» на две палатки, поросший главной ценностью Алтая – родиолой розовой, «золотым корнем»!

Мое внимание привлек паренек лет двенадцати. Он заправски с шестом в руках семимильными шагами добежал до озера и прыгнул в него с высоты шеста... И тут же выскочил, словно ошпаренный!

- А просто нельзя?

- А вы попробуйте опустить туда руку...

Ощущения превзошли все мои ожидания! Что-то совершенно неописуемое прожгло меня. Кожа мгновенно вздулась, словно я опять была на костре… Я с уважением смотрела на изобретательного паренька.

Позже, в переписке Е.И. с Учителем, я найду такие строки: «Явление течения озера соответствует течению магнитных волн Шамбалы». (Листы дневника Е.И.Р., 10 августа 1926 года).

Проводник, выполнив свое дело, ушел, а вместе с ним ушел и последний топор. Но это нас не испугало. Вокруг было столько палаток! К тому же столько сухостоя!

Нас осталось пятеро: четверо взрослых и вполне самостоятельный десятилетний красавец парень, копия – родители. Мать – вот перед нами, а отца хорошо знали по киноленте «Зависть богов».

Ночевали в одной палатке. Вторая служила складом. Ночи в этих местах даже в июле далеко не теплые.

В первое же утро Боги разбудили меня. Осторожно, чтобы никого не потревожить, я вышла из палатки. Передо мной предстала дивная картина… По обеим сторонам величественной Белухи ползли клубы белых пушистых облаков, обволакивая вершины гор, неспешно заполняя долину. Центральная часть с седловиной меж двух высоких горных зубцов была открыта и сверкала серебром, подсвеченная рассветным солнцем. На пологой с сиреневатым оттенком снежной стене хорошо были видны узоры. Они складывались в образы. В одном из них четко прорисовался лик Матери с маленьким Варфоломеем в белоснежной подпоясанной ремнем косоворотке. Потом меня словно кто развернул вправо. Облака расступились, и луч солнца осветил вершину этой «правой» горы. Приглядевшись, я увидела идущую вниз от вершины плоскость и выдолбленный на ней православный крест…

Теперь я искала оказию, как бы незаметно сбежать туда?

Пока я сосредотачивалась, солнце оказалось в зените, и по-летнему припекало. В поле моего зрения опять попало то самое озеро. Под лучами солнца оно зазывно искрилось!

Быстро переодевшись, я направилась к этой таинственной «чаше». За мной увязался Валера. Опередив меня, он сделал пару бросков и тут же вернулся на берег. К своему удивлению, на этот раз я не ощутила никакого дискомфорта, и даже наоборот, и с превеликим любопытством поплыла на противоположный берег. Мне оставалось совсем ничего, но коллеги, уже давно вопившие от ужаса, взяли верх. К моему удивлению, тело было сухое, с купальника не сбегала вода, и только прикосновение полотенца было неприятно.

Переодевшись, я решила, что имею право на хотя бы малую самостоятельность в своих желаниях, и поспешила к той горе. Но меня опять догнал Валера, и следом увязалась Надежда.

Она с десятилетним сыном присоединилась в нашу группу уже по дороге на маршрут. И ревниво, как и проводник, отслеживала каждый мой шаг. Их все во мне раздражало: и моя самодостаточность, и, главное, мой внешний вид. Это я поняла, когда в очередной раз остановились на ночлег. Белый вышитый мною мохеровый свитер доконал их.

- Надя, а почему ты не взяла в поход свой красивый свитер? - спросил проводник.

Надя пожала плечами. И тут-то, наконец, я обратила внимание на их «прикид» - одежда «на выброс». Предстояние перед Учителями, тем более, в месте под названием «Белуха» для меня не было мифом, а мотивировкой тщательно подойти к подбору гардероба – компактно, удобно, эстетно. Я уже давно знала, что Он видит каждый твой шаг… И это аксиома.

На вершине горы действительно оказалась небольшая площадка. Над ней был плоский устремленный ввысь треугольник, словно кто специально постарался сделать из него спинку для огромного кресла уставшему путнику. И на этой каменной «спинке» был выдолблен крест.

Мы молча осматривали все вокруг. Вот внизу наши палатки рядом с сосной, вон озеро, в котором мы с Валерой успели поплавать. Вон гряда огромных валунов, рядом с которыми петляла и обрывалась тропинка, ведущая к Белухе. С этой точки хорошо просматривались все горы в округе… Ну и для чего я здесь? Ничего сложного... Но тут мелькнула мысль – дело не всегда в сложности. И разочарование мгновенно улетучилось...

Назад возвращались разными дорогами. Надежда - той, что пришли, а Валерка предложил очень простой и замечательный – как в детстве словно по «ледянке» с моста, только здесь - по «языку» из щебня. Только ветер за спиной!.. Момент, и мы уже внизу, поджидаем Надежду.

Мы сидели у костра. Я стала вспоминать, с какими приключениями мы добрались до Верхнего Уймона.

- Ну ты и врушка! Чтобы так использовать государственную машину?! Да ты знаешь, сколько это стоит?!

«Врушка»... Сердце защемило от боли… Так любила меня оскорблять свекровь… Но, помня понравившееся мне Татьянино определение - «Объем самовара мал, потому быстро вскипает», якобы пропустила мимо ушей Надеждин «комплимент».

- А когда я работала на КамАЗе в Набережных Челнах, - продолжила я, - за нашей красавицей диспетчером прилетал влюбленный пилот на «ТУ-шке». Увозил в Казань, а утром возвращал.

- Ну знаешь!

- Знаю, знаю!

И опять моя «визитная карточка» - быть «лакмусовой бумажкой» - дала быстрые «всходы». Вспомнила злобствования «коллег» по Тольятти из института повышения квалификации: «Да она специально так откровенничает». Так что искренность - «лакмусовая бумага»...

Пошел последний день, а до главной цели мы так почему-то и не дошли. А она вон, за поворотом, рукой подать! Так я считала.

Прощальный ужин. И я заявила: побегу проститься с Белухой. Именно не пойду, а побегу с валуна на валун, сокращая путь, я его определила еще тогда с вершины той горы с крестом…

- Галина! Расстояние в горах обманчиво, - предупредил Володька.

Ко мне присоединился Валера. Потом нас догнала Надежда. Прыгая с валуна на валун, мы уже поняли, что действительно очи застила майя. Мы были далеки от цели, и еще больше от лагеря, когда солнце стремительно перекатилось за горы. И наступила тьма. Слава Богу, что к этому времени Валера убедил нас спуститься на тропу.

- Есть два варианта, - предложила я, - один - остаемся до утра здесь под валунами. Но там, в лагере, будет переполох. Второй - идти назад на ощупь по той дороге, которую не знаем.

- Идти! - решительно сказала Надежда, - иначе и сын, и Володька с ума сойдут.

Огляделись. Кромешная тьма. Но вот на фоне неба нарисовался абрис гор, словно кто на обратной стороне включил подсветку... На вершине другой, что справа от Белухи, зажглись огни, один, второй... Я поняла, за нами дозор. И стало спокойней…

Валерка вдруг вспомнил, что на этом пути есть серьезное препятствие – топь. Мы же скакали как горные козлы по валунам, и не знали этого.

- Галин, вспомни, словно для нас была эта картинка - мы же утром видели, как с той стороны реки шли люди.

Действительно! Мы тогда очень удивились этому. Это были две женщины вполне себе домашнего вида в цветастых платьях. Откуда они вообще появились и шли, словно на базар собрались? Сзади только суровые горы и Белуха. А они вообще безо всякого груза. Как их туда занесло? Решили, это местные. Тогда почему они спрашивали нас о дороге. Они еще кричали нам с того берега… Так они же прошли тогда! Правда, это было утром.

- Пройдем! - изрек Валера. - Только для этого нам надо будет дойти до подножья Белухи. Там «языки» только начинаются и потому мелководье, дальше вдоль гор до того места, где были женщины, а потом через Аккем, она в том месте по пояс. И мы в лагере.

Так и сделали. Вел Валерка. Я замыкала. Темнота! В двух шагах уже никого не было видно, а шум воды крал все звуки. Поскольку мне пришлось считаться со своей не так давно прооперированной стопой, я внимательно вглядывалась в тропу. И тут, к своей радости, заметила - передо мной на тропу при каждом шаге ложилась голубая звезда размерами с блюдце! И я зашагала!

- Валера, идите вперед, за меня не беспокойтесь, я не заблужусь, - сказала я, когда он опять делал перекличку. И чтобы быть понятнее, добавила. - Чтобы не подвихнуть ноги, не тороплюсь, наберитесь терпения.

- Галина, - давай руку. - Валера стоял на высоком валуне, рассекающем шумный водопад.

- Да ты не беспокойся. Куда поставить ногу, мне подсказывает голубая звезда.

- Я тоже не без помощи. Когда взбирался на валун, сапог слетел с ноги. Я так и думал, что поток снесет и придется босиком добираться. Но все же в надежде на чудо опустил ногу, и попал прямо в сапог! Его словно кто поставил мне под ногу.

Теперь дорога приобрела для нас свою сакральную значимость. Нас контролировали и оберегали. С вершины на вершину зажигались сигнальные огни. Нас передавали от одного поста другому.

В одном месте поток оказался по пояс.

- Нет, девушки, я не позволю вам так рисковать своим здоровьем.

И перетащил каждую на своей спине. Слава Богу, на мне был белый оренбургский пуховый платок, специально для меня связанный мастерицей из Оренбурга. Вязка настолько была тонкой, что полутораметровый платок пролезал через обручальное кольцо, и потому места в рюкзаке практически не занимал, а грел душевно! Из него-то я и сделала «комбинезончик» для промокшего до нитки Валеры.

А потом уже дома в Москве в ночном видении я, проскальзывая меж пещер, сталактитов и сталагмитов, драгоценных и полудрагоценных друз, приобщала Валеру к красотам подземного мира. Но уже я тащила Валеру на своем загривке, отдавала «долг». Эту возможность управлять этим миром я получила вместе с другими возможностями по истечении «года Агни Йоги»... В том видении это было обставлено так: я подошла к обычному на вид жилому каменному дому. С обратной стороны, прикрытая деревянным настилом, стояла поросшая мхом, неприметная железная лестница, ведущая в подвал. Мама с бабушкой помогли мне молниеносно переодеться в изящное короткое черное бархатное платьице, бархатные туфли на высоком каблуке. В таком виде я спустилась в подземное царство по уже красивой широкой кованой лестнице. Не спеша, вальяжной походкой продефилировала мимо круглолицего радушного хозяина этого царства... Тот сидел, положив пухлые ручки на подлокотники кресла каслинского литья с высокой витиеватой спинкой... Помещение во всю стену украшало панно из такого же литья вперемежку с червонного золота вязью в форме виноградных листьев. Хозяин дружелюбно улыбался и кивал мне своей круглой головкой, словно китайский болванчик. Я проскочила мимо него вниз в подземное царство красот по такой же красивой лестнице… И… тут же оказалась опять наверху рядом с ним. Хозяин уже дремал, и я украдкой, на цыпочках, выскочила из подземелья… Мама с бабушкой быстренько переодели меня, и мы моментально исчезли...

Анализируя тогда факт быстрой расплаты, поняла – Там, Наверху мои «долги» не вписываются в Их планы на меня.

Впереди нас ждало еще одно испытание. «Мекка» - Аккем! Долина. Здесь все потоки вод, летевшие с ледника, соединялись в один. А до нашей стоянки было рукой подать! Вон и свет Володькиного фонарика рассекает ночь!

- Во-ло-дя! Во-ло-дя! Во-ло-дя!

Но шум бушующего потока реки предательски уносил наши голоса вместе с ним!

- Три! Четыре! - Во-ло-дя! - скомандовала я. И словно в замедленной съемке все шумы замерли, и образовался знакомый мне по «Почтовому ящику» волновод! И по нему покатились наши голоса! И мы были услышаны… Володькин фонарь нашел, наконец, нас…

Взявшись за руки, по колено в бушующем потоке Аккема мы перебрались на долгожданный берег на свет Володькиного фонаря.

- На мгновение шум реки словно замер, и я ясно услышал ваши голоса… Слава Богу! Я так обрадовался! А до этого было не скучно… Когда стемнело, я понял, дело худо. Хотел было за спасателями побежать, мало ли случаев здесь бывало. Но меня словно кто остановил. Понял, надо не уходить от палатки, надо, чтобы фонарь всегда светился, чтобы вы знали куда идти. И слав Богу! Обошлось…

Мы проснулись, словно родились заново - ни усталости, ни простуды. Сапоги сушились у костра. Володька заботливо вывернул их голенища, от них шел пар. Мирно и как-то умиротворенно посидели за завтраком, и начали собираться в дорогу. Я же, к своему удивлению, вместо сборов уселась на бревнышке у тлеющего костра.

И в один миг «оказалась» на горной вершине Белухи рядом с «видимо-невидимым» Хозяином этой таинственной гряды. Прямо как в моей любимой сказке Аксакова «Аленький Цветочек»! Какое богатство горных вершин предстало перед нами! А внизу в долине – Аккем в надежных объятиях алтайских гор!.. Вот та самая гора, на которой я видела высеченного в горной породе скачущего всадника со шлемом на голове...

На наших глазах гора медленно раскрылась, словно мост на Неве. Ее жерло заполняла ярко-оранжевая энергия, и из ее глубин поднимался космический корабль. … Вот она, сила психической энергии! И все это здесь, на земле, безо всяких бункеров и реакторов! В другой полости горы я увидала множество мастерового люда. Никто не обращал на нас никакого внимания, каждый был сосредоточен на своем делании.

- Вот, оказывается, куда исчезает народ! - мелькнула мысль. - Они находят, наконец, свое Беловодье!

Еще много чего необычного мне довелось увидеть. Но это осталось так глубоко во мне, что самой неведомо! Нет аналогов для описания…

Последнее, что врезалось в память - мы с видимо-невидимым Хозяином стоим у подножья Белухи. Перед нами аккемская долина. Я проследила тот путь, который мы преодолели ночью под Их Рукой ведущей. А слева, ниже … вертолетная площадка? Мой взгляд остановился на ней и в голове промелькнуло:

- Не злоупотребляю ли я их гостеприимством? Вовремя прийти просто, а вот вовремя уйти - это уже высший пилотаж!..

И... я очнулась опять у костра.

Ребята тихо переговаривались. Палатки были свернуты, мои вещи сложены в рюкзак. Надо же! Впервые за все путешествие никто не посмел нарушить моего покоя, словно они понимали, где я и с Кем.

- Какой подарок я получила!.. Я была Там у Них!

И никто уже не вздорил и не подвергал сомнению сказанного. И с ними Учитель поработал?!

Спустя десятилетия я найду в письме Е.И. Рерих от 3 августа 1925 года такие строки: «Почему Алтай и Гималаи являются необходимым местом? Конечно, не только по богатству и нетронутости. Есть подземные каналы и источники, соединяющие эти два пункта. Можно сказать, если Наша Община – Иерусалим невидимый, то Белуха - Иерусалим сужденный. Надо лучшими крыльями овеять это место».

А спустя восемь лет придет видение, в котором я увижу голубую розу в руках Учителя. Он бережно положит этот дар на седловину Белухи меж двух вершин...

Мы уже спустились в долину, когда кто-то остановился перевязать шнурки. Я обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на Белуху, и обомлела! Передо мной предстала картинка прощания с Учителем. В тот же момент я услышала шум приземляющегося вертолета.

- Валер, нам предоставляется возможность улететь на вертолете. Как ты к этому относишься?

- Не-е-т! Лучше ножками. Тем более рюкзак пустой. Лучше погоду в режиме похода... И чтобы за перевалом Надежду с сыном ждала машина.

Мы расхохотались над своим решением, и пошагали дальше с легким сердцем, наполненным знанием, что мы под Рукой Водящей… И погода была в режиме похода. Идем под солнцем, перемежающемся с белыми высокими облаками, словно под тентом, бивуак, перекус, отдых и теплый ночной дождь барабанит по палатке… Красота!

Последняя стоянка не обошлась без курьеза. Я определила то место, что опять было Указано Учителем в видении. Но Надежда опять запротестовала.

- Это поганое место. Здесь плохая энергетика. Видите у костра окурки от сигарет? Здесь сидели плохие люди.

- Ну окурки это еще не показатель. Это, во-первых. А во-вторых, если и так, то что? Сейчас все уберем, мусор сожжем. Изменим энергетику своим присутствием, «почистим» место. А то хорошо быть святым среди святых.

Но Надежда решительно схватила свой рюкзак и направилась к дереву, стоявшему ниже, и там бросила вещи.

- Ну что, Валер, будем делать с этими «неслухами», как любила в таких случаях говорить моя бабушка Катя?

- Галина, я доверяю твоему решению. Ты у нас человек уже проверенный, и старший. А я Иерархию уважаю.

Мы уже были готовы капитулировать, не конфликтовать же напоследок! Но тут, о чудо, они вернулись…

И как щедро одарило нас это место! Рядом, к тому же, оказался чистейший горный ручей! И малина, и смородина, и черная, и красная! И жимолость!

Ночью невидимая сила под тихий мягкий дождичек, словно в хорошей русской бане, распарила мышцы, размяла косточки… Меня в очередной раз «подняли». Я вышла из палатки, обратив внимание на позы спящих коллег. Их тела были развернуты под одним углом, а лица безмятежно-розовыми. Значит, их тоже «подправили» «веничком»… И эта быль тонкого и земного планов в сознании моем была абсолютно сама собою… «Зона особого космического воздействия»…

Теплый ласковый дождь продолжал ненавязчиво лить. Последняя ночь в священных горах заканчивалась. Я понимала, что вбираю последние картинки красот этих мест вместе с воздухом гор. Дождик омыл не только лицо… Вот уже горы осветили первые лучи солнца… Красота! Она входила в каждую клеточку моего сердца… Я только начинаю жить! Теперь уже ни Сидорову, ни Балашову не удастся смутить меня. Я знаю о Его существовании реально, так же, как и о Мире Тонком! Это не миф, и не плод моей фантазии, это - реальность!

Теперь уже никто не поразит мое воображенье!

Мне уготована Любовь уж неземного восхожденья!

Я растворюсь в Ней каплей в океане.

Я вознесусь в Ней пламенем огня в тумане.

И искры сердца разнесу по свету!

И лучшей мне награды в жизни нету!

Утро. Мужчины сидели у костра, мы с Надеждой готовили завтрак. Мимо нас одна за другой проходили группы туристов. Вообще на маршруте идешь, словно по Арбату, с той лишь разницей, что при встрече все приветствуют друг друга. И от голода не умрешь, вот кто-то схитрил что ли, на дороге горка чечевики! А вот и другая... Спасибо. Вкусно. Сытно…

К перевалу на поджарых скакунах поднималась группа мужчин с женщинами в национальных костюмах. При приближении к нам замедлили шаг, остановились напротив, натянув удила. … Впечатлили! Уверенные в себе, широкоскулые, крепкого телосложения, они беззастенчиво сканировали нас своими раскосыми глазами, словно персонажи времен Чингисхана. Мы с Надеждой поприветствовали их. Надежда на их родном языке, недаром она живет здесь и работает в сельской школе. Острый оценивающий взгляд главного холодком резанул по сердцу. Вот они, перестроечных времен хозяева Алтая! Дайте только срок! Они еще покажут себя!

«Хозяин», презрительно окинув взглядом наших мужчин, обратился к нам:

- Красавицы, поехали с нами!

- Спасибо. У нас своя дорога, - примиряюще, с поклоном в пояс, ответила Надежда.

Он еще раз презрительно оглядел наших мужчин, посмотрел на нас, и, щелкнув плетью, пустил коней вскачь…

- Пронесло, - выдохнули мы разом с Надеждой…

Во время завтрака до нашего уха долетело грозное жужжанье… Это под тем деревом, где хотела расположиться на ночлег Надежда, вился рой ос! Мы переглянулись и рассмеялись!

Дорога назад промелькнула незаметно. Мы обогнали почти всех, кто прошел мимо нас во время завтрака. У реки ждал сюрприз.

- Галина, Валерка, Володя! Представляете, как нам повезло! Главный инженер случайно оказался здесь на машине. Он довезет нас прямо до дома!

Мы с Валеркой переглянулись и рассмеялись - «случайно»!..

Почти в полночь мы, наконец-то, оказались в Замульте в доме Наташи Бондарчук. Они с Сашей встретили нас радушно. Наташа рассказала историю приобретения дома с прилегающим огромным участком земли, о горе Филаретке и высокой радуге, что ей недавно «подарили» Боги, прочитала сценарий будущего фильма о Сергии Радонежском.

Саша все это время не отрывал от меня взгляда… Наконец, он взял ватман и карандаш. На портрете я с трудом узнала себя, но поняла - он выразил ту, которая ему оказалась ближе. На меня смотрела неистовая боярыня Морозова…

Под утро меня «разбудили». Я вышла на просторы Наташиной усадьбы. Светало прямо на глазах. Я отвлеклась на минутку, а когда подняла голову, то ахнула: от горы Филаретки на фоне ясного голубого неба нарисовалась высоченная крутая радуга!... Вот еще одна! Еще выше!..

Налюбовавшись и оценив «подарок», я вбежала в дом.

- Валерка, иди быстрее на улицу. Там такой красоты двойная радуга!

Валера вскоре вернулся:

- Галин, это было только для тебя.

На следующий день мы отправились в Верхний Уймон попрощаться с В.И. Путь оказался не легкий. Воскресный день, и дорога была пуста… Откуда-то вывернулся мотоцикл с коляской. В ней сидела женщина, а в ногах у нее спал ребенок. И ехали они в противоположном направлении. Тем не менее, водитель развернулся. Алтаец был невменяем. И это-то на серпантине горной дороги, да с мальцом! И посему его предложение довести нас до села Тихонького, от которого рукой подать до цели, мы встретили без энтузиазма. Но нас не слушали.

- Держи меня крепче, а то рассержусь, - командовал он. Женщина лишь молчала. Понимала, что ни к чему хорошему ее слово не приведет. А тот «распустил хвост»!

- Как вы себя называете, йоги? … А мясо вы едите?

- Едим. Едим.

- Ну смотрите, а то сейчас сброшу вас в пропасть и никто не найдет никогда. Ишь, пришли сюда хозяйничать!

Словом, мы поняли, что за положеньице среди местного населения занимают пришлые, называющие себя агни йогами. Полагаю, плохо усвоили эти йоги и йогини один из главных постулатов «Живой Этики» – «по сознанию». Как это важно! Еще в бытность работы на КамАЗе своих подчиненных я учила: не говори дураку, что он дурак, а заставь дурака работать на себя. И те, кто усвоил это, были «на коне»!

До Верхнего Уймона добрались ближе к полудню. К нашему удивлению, на пороге дома нас встретила сама Татьяна - здоровая и радостная.

- А Владимир Иванович на следующий же день ушел к Белухе.

- А почему мы не встретились?

- Так он пошел маршрутом Рерихов, это с обратной стороны.

Мы замолчали, боясь спросить о самом главном. Но Татьяна все поняла:

- Галина, все получилось, как ты и сказала. Я уже, было, приготовилась к неминуемому, но врач успокоила, сказала, что родится здоровый и умный ребенок. Я вначале даже не поверила своим ушам... Вот теперь жду.

Ребятам захотелось попариться в бане. Но Татьяна предупредила: здесь в воскресный день баню не делают, плохая примета. Но Валера с Володей решили по-своему. А поскольку времени было в обрез, они начали скоростную топку. Подбрасывали и подбрасывали полешки. Но «от нетерпения пассажиров скорость пассажирского поезда не увеличивается», как говорит Агни Йога.

В тот момент я была на краю усадьбы, любовалась седой Катунью, она шумит метрах в трех. Что-то тревожное заставило меня обернуться…

Ужас! К нам через огород со всех сторон бежали сельчане с ведрами. Горела баня! Нам было не видно, как загорелась задняя стенка! А ребята все продолжали лежать рядом на сеновале!

Поскольку я первая оказалась у воды, пришлось самую тяжелую работу взять на себя: огромным тазом я черпала воду из реки, наполняя ведра… Даром мне это не прошло. А пожар затушили. И баню спасли. Мы даже в ней искупались. Но на своих мужчин я посматривала уже критически, особенно на Володьку, в цепочке он стоял следом за мной и не сообразил, что работа на этой точке не для женщины. Впрочем, я и сама хороша! Надо было поменяться местами безо всякого ожидания прозрения. Вот вам и «Живая Этика»!

- Галина, как же ты включала свет в бане? Выключатель же обгорел, одни голые провода остались! - недоуменно спросила меня на утро Татьяна.

А действительно, как? Да как в Риге в гостиничном номере! Был уже поздний вечер, когда после купания в море я вошла в него. В кромешной темноте протянула руку к светильнику. А выключатель с противоположной стороны оказался голым! Очнулась уже на полу с обостренным чувством слуха. Я слышала, что происходило в пространстве других номеров. В одном из них страдал молодой человек. Он попал в лапы грязных сексуально озабоченных девиц. А я ничем не могла ему помочь! Но в этот раз я почему-то не получила удара... «Зона особого космического воздействия» продолжалась…

Ночь перед вылетом мы провели на крыше сарая в имении проводника. В дом они нас не пригласили. Это последнее, чем они могли выразить свое отношение к нам. Сюда они приехали на постоянное место жительства из Москвы. Их привела сюда якобы Агни Йога. Потом они сожгли эти книги и примкнули к старообрядцам. На этот раз день молчания был у жены. Нас встретили молча и так же молча проводили. Я тогда очень пожалела, что не послушались Наташу Бондарчук, и не остались ночевать у нее.

А Надежда? Вскоре она тоже сожгла книги Учения и переключилась на старообрядцев. Жаль только сына, хороший паренек, красивый, в папу и маму. Оба его родителя получили профессию актера. Надежда родила сына, в ее руки попала Агни Йога, письма Е.И. Рерих. Из них она вычленила только то, что со временем Сибирь станет единственным местом, где останется жизнь на Земле. Все было понято буквально, и она бросила Москву и мужа, и уехала с сыном на Алтай. Муж известный актер, востребованный. Одно время был мужем моей любимой актрисы – Рутберг. Когда я вижу его в очередной раз на экране, вспоминаю Надежду и их сына. Стал ли тот самим собой, и сделал ли чего для этого отец?

Мы улетели в Москву. Наташа со своими мужчинами осталась в Замульте реализовывать планы, в том числе и строительство часовни Сергия. Переписывались. Перестроечная жизнь страны, пропитание «по талонам» познакомили меня с ее матерью Инной Макаровой, легендарной Любкой Шевцовой. Она сыграла эту роль в фильме С. Герасимова «Молодая гвардия» по роману А. Фадеева. Это была ее первая роль в кино. Ну а кто такой отец Наташи, не знает только невежда. Одна экранизация «Войны и мира» по роману Л.Н. Толстого чего стоит! Талантливый актер и режиссер – все это выдвинуло его на мировой уровень. Наташа очень гордится своим отцом, и, как я ощутила, страдает оттого, что у отца другая семья. Но у нее хватило широты души стать связующим звеном с новыми родственниками. На ней, к счастью, не «отдыхает природа». Прекрасный организатор, умеет постоять за дело. Талантлива. Ее театр «Бэмби» в девяностые годы гремел славой, пока не пришли «демократы», и она лишилась помещения. В это время ассоциация «Мир через Культуру» проводила международную конференцию. Наташа состояла в Правлении. Но в подготовке ее, к неудовольствию В. Сидорова, не участвовала по причине того, что в это время она отстаивала интересы «Бэмби». В знак протеста объявила голодовку. Так и явилась на обозрение конференционной публики с бутылочкой воды в руках.

На Алтае Наташа все же организовала строительство часовни Сергия, задействовав руководство края и получив поддержку со стороны епархии. Но старообрядцы враждебно отнеслись к носителям Агни Йоги. Как я поняла, сами якобы агни-йоги сделали для этого много. Они переехали туда из Москвы, других центральных городов тогда еще СССР, казалось бы, уже одно это само по себе вызывает недоверие, и начали проповедовать образ жизни по своему понятию. Главным для них оказалось не есть мясного. Народ в деревнях с суровым алтайским климатом, где основной уклад жизни скотоводство, стал их противником. Отыгрались на Наташе. Часовню в итоге сожгли, но вначале рядом с ней на дереве распяли молодую женщину. А потом сожгли и Наташин дом в Замульте… А в память о тех днях остались лишь фотографии в ее архиве...

Но с того момента, как получила Указание Учителя «Бондарчук...», я не выпускала Наташу из виду. Вокруг нее всегда кучковался народ. В ее загородном имении у нее получилась община. А в кинотеатре на Краснопресненской она проводила вечера на тему «Живой Этики». Собирался полный зал. Приходилось даже стоять в проходе. Она демонстрировала свое творчество как режиссер и актриса, и отвечала на вопросы. А их было множество. Народ тогда особо был открыт для таких бесед. И она не лимитировала свое время. В такие моменты Наташа светилась, словно фиолетовый факел...

***

Из дневника:

(1990 г.)

Была на вечере о «Живой Этике». Вела Наталья Бондарчук. Молодец! Когда прозвучал вопрос из зала, что делать, чтобы в мире стало лучше, над Наташей загорелась серебряно-голубая звезда, и появился шлейф пурпурный Матери Мира. И в этом потоке радости она творила. Долго не отпускали, залезли даже на сцену… И все вопросы, вопросы, а она с удовольствием отвечала, и все ответы были высокими по духу, в соответствии с «Живой Этикой».

***

Татьяна родила Серафима. Крестной новорожденного стала Наташа Б. А через два года родился Агни. И его крестной уговорили стать меня.

А вот В.И. не стало в тридцать семь лет. Он знал о своем уходе в мир иной еще в восемнадцать. На сороковой день собрались близкие и родственники.

- Как теперь Татьяна в одиночку будет в наше-то время поднимать малышей? - загоревала сидящая рядом за поминальным столом родственница В.И.

- А ей не придется это делать в одиночку.

Та вскинула на меня вопросительный взгляд.

- За этим столом уже сидит тот, кто поможет ей.

Детей поднимал друг В.И. - Игорь Сенин. И, невзирая на смешную по метражу жилплощадь в четырнадцать квадратных метров на четверых, им это удалось. Мальчишки выросли всестороннее одаренными творческими личностями с интересным внутренним миром. Оба получили высшее образование. Агни стремился во всем походить на старшего брата. А из Серафима получился блестящий математик, лидер математических Олимпиад. С «красным» дипломом закончил физико-математический факультет МГУ, поступил в аспирантуру, работает.

На мое пятидесятипятилетие они пришли все вместе. И у моей подросшей «пустынной львицы» - Вали М., что «росла и быстро развивалась», прошло видение: мальчишки - Серафим и Агни - в предыдущем воплощении были кровными сыновьями Игоря и Татьяны.

Вот так сплетается и расплетается карма.

Но «Бондарчук…» «Бондарчук…» … Указание Учителя врезалось в сердце особой строкой.

А на мой вопрос о чудесах в путешествии к Белухе Учитель ответил: «Чтобы это произошло, надо чтобы этому многое предшествовало»…

Опять загадка…

Из дневника:

(1990 г. Весна)

«Московский комсомолец» сообщил, что в ближайшее время в Москве появится экстрасенс, способности которого невероятны! Прилагалась фотография «сенса». Я пристально вглядывалась в него, и тут наши глаза встретились, меж нами образовался канал, и я мысленно бросила: сам найдешь...

Я сидела за письменным столом, когда передо мной возникло чудо, как тогда на Волге с сыном… «Свет мой зеркальце скажи и всю правду доложи…» В нем был Кашпировский.

Мы долго смотрели друг на друга, пока мне не надоело. И я уже не удивилась, когда вскоре нас с Леной Розановой пригласили в ЦДЛ на встречу с Кашпировским.

Кашпировский, выйдя на сцену, не нашел ничего лучшего, как читать стихи поэтов. Собравшимся это надоело, и кто-то из зала крикнул:

- Хватит выпендриваться! Решил нас сразить своей эрудицией? Ты с кем тягаешься? Лучше покажи, чем владеешь.

- Так я не готовился к такой встрече, - растерянно оправдывался избалованный другими приемами «сенс».

- Ты же говоришь, что все можешь.

Кашпировский стушевался, взял «тайм аут» и через несколько минут вступил в диалог с залом.

На сцене в дальнем углу маячил певец «Птицы счастья» Гнатюк и все пытался привлечь мое внимание… Мы с Леной сидели в пятом ряду, мой белый ажурный блайзер выделялся ярким пятном в полутемном зале. Весь вечер К. держал меня под прицелом. Все его действия были сосредоточены на мне. Я видела, как его энергетический луч пытается пронзить меня. Но, как в романе Ивана Ефремова, на пути его вставала высокая прозрачная «пуленепробиваемая» стена…

Я все поняла, - меня оберегают от ненужного контакта.

И тут Кашпировский пошел «ва-банк»:

- Некоторые мамы волнуются за своих сыновей. А надо просто спросить: «Как тебя зовут?» «Дима», - ответит он.

- Ну это уж слишком, - констатирую...

- И не заикаясь, ведь, говорит. Значит, нет причин для волнения. А еще не обязательно было удалять «хальгус-вальгус». Я это делаю безболезненно и без операции.

Это уже совсем… Я только что избавилась от этого «хальгус-вальгуса» и была еще на «больничном листе».

- Что-то вы никого не вылечили за это время, - возник очередной оппонент.

И тут встает мужчина, что сидел впереди меня.

- Вот и неправда. Я сорок с лишним лет мучился одним недугом. И сейчас он ушел. Спасибо вам.

И он склонил голову.

Когда мы с Леной уже ехали в метро, меня «накрыло» такой энергетической волной, что я чуть было не взмыла в воздух! Кашпировский в отчаянии барабанил по моему сердцу. Он все еще надеялся, что «намагнитил» меня. Мне даже стало его жалко.

Спустя год пришло знание – откуда у нас с Кашпировским такой контакт. Отправной точкой оказалась встреча со Светланой Белинской. И я «увидела», кому Кашпировский был обязан своими способностями. Но об этом позже…

Существует знание: пока в России есть такой магнит, как картина Н.К. Рериха «Святой Сергий» и его мощи, врагам ее не сломить.

Картина Н.К. Рериха «Святой Сергий», 1932 год, холст, размер 150х108, хранится во Всесоюзном музейном объединении «Третьяковская галерея».

На переднем плане картины, на фоне неба, рассеченного на две цветовые части, на горнем возвышении под пристальным Оком Всевидящего, заключенным в треугольник, стоит высокая могучая фигура Святого Сергия в монашеском одеянии. Ногами он упирается в землю, а голова со светящимся над ней золотым нимбом, - в небо, символизируя единство тонкого и земного миров. Мир горний окрашен в фиолетовый цвет, символ великого напряжения духа, того напряжения, что дает равновесие и приближает «пути нахождения»*. Его сосредоточенный взгляд обращен к макету храма Святой Троицы, окрашенному в голубой цвет. Он держит его в руках на золотом плате, отороченном широкой синей кромкой, над которой выделяется Знак Триединства.

Святой Сергий слегка склонил голову, ожидая восхождения на его вершину воинов, несущих огромный стяг с образом Христа. Воины идут дружной широкой колонной. В их руках хоругви и оружие. «Хочешь добра, умей противостоять злу», так гласит Учение, данное Махатмой Мориа, Учителем Учителей Великой Обители планеты, одним из воплощений которого и был Сергий.

За спиной Сергия на дальнем фоне «светят нам с высоты Востока»** голубые вершины Гималайских гор, откуда пришло спасительное Учение, в основу которого положен план Христа и Будды. И дозорная башня, охраняющая Храмы России, окрашенные художником по цветам одежды святых с «Троицы» Рублева, то есть символам Любви, мужества и мудрости.

_________________

* «АУМ», 135.

** Из рождественской песни-молитвы.

Заключают работу художника сакральные строки:

«Дано Преподобному Сергию трижды спасти землю русскую:

Первое - при князе Дмитрии.

Второе - при Минине.

Третье - …»

И это «Третье» волнует умы человечества на протяжении всего этого времени…

1932 год… Россия еще не залечила раны, полученные во время войны с Германией в 1914 году. В 1917 году революция, завершившаяся разрушительной во всех областях жизни человека гражданской войной, а художник уже увидел клише очередного испытания – второй...

1932 год - начало активизации фашиствующей доктрины с далеко идущими планами. И художник показывает, что противостоять этому может лишь русский народ, вставший под Знамена Сергия. Именно при этом святом в четырнадцатом веке выросло самосознание народа, утраченное за три века татаро-монгольского ига. И теперь художник опять призывает сплотиться вокруг единой Церкви святой Троицы, символизирующей Культуру, как единственную спасительницу Мира. Ничего случайного в творчестве художника никогда не было. Каждая деталь и выбранная краска несут свою смысловую нагрузку. Знак Триединства, пришедший на планету с незапамятных времен и употребляемый художниками и зодчими всего мира, получил у Н.К.Рериха второе дыхание. Он придал ему еще большую степень значимости при работе над Знаменем Культуры, как охранным Знаком мировых культурных ценностей, наряду с Красным Крестом. И в 1935 году на Гаагском конгрессе был утвержден широкой общественностью как Знак защиты культурных ценностей от разрушений всякого рода.

В это же время появляется в печати очередная книга Учения – «Сердце», в 158 параграфе которого говорится: «Мудро нужно понимать последнее столкновение двух миров – уходящего и нарождающегося».

- Как ты думаешь, что имел в виду Н.К. под многоточием, - спросила я у Л.В.

- Как что? Победу в Великую Отечественную.

- Не слишком ли это просто? Война - это всегда понятно: кто, с кем и против кого: «Вставай страна огромная! Вставай на смертный бой! С фашистской силой темною, с проклятою ордой!»

В 1932 году у власти стоял И.В. Сталин. И Н.К., полагаю, знал, кто возглавит победную войну. Написал бы тогда - «при Сталине». Но он поставил многоточие. Значит, это «третье» - нечто большее, чем только эта непростая кровопролитная война. Полагаю, это война за души народные, за Учение, которое несет в мир осознание ответственности каждого за мир на планете. И на нашу долю выпало такое время. Народ, постигший Учение, принявший Культуру как главный постулат борьбы за мир, уже не допустит войны изначально. Вот почему России отведена роль спасительницы.

Л.В., выслушав мой монолог, посмотрела на меня как-то настороженно, словно впервые увидела...

(1990 г.)

В обеденный перерыв, во время прогулки по Арбату, мое сердце в очередной раз содрогнулось от боли: на обочине самой элитной улицы столицы прямо на асфальте сидел убеленный сединой, опрятно одетый мужчина и играл на баяне. На груди висели ордена и медали за Победу! Мелодии времен Отечественной лились из-под его пальцев одна за другой... А рядом лежала видавшая виды фуражка. Проходящие кидали в нее жалкие гроши. Сердце защемило от боли! И это тот солдат, который защитил страну и всех нас от черной чумы, что называлась фашизмом!

«Господи! Помоги!» - взмолилась я всем сердцем. И моя молитва понеслась выше…

Помоги мне – помогать!

Помоги мне – устоять!

Помоги творить добро!

Святый Дух!

Так тяжело на Руси моей!

И внутренним ухом слышу Голос Учителя М., одно из воплощений которого - Святой Сергий:

«- Светло-о-о?!..

Будет лишь когда

Бездна тьмы перейдена.

Самостью ее зову.

В бой тебя с тобой веду!

Мир в себе найди,

Тогда

Свет придет.

И навсегда!»

Начало девяностых, «шальных», «бандитских», как назовет народ затянувшийся перестроечный процесс. Страна Советов оказалась в одночасье разбита на составляющие, воцарилось «сладкое» время безвластья! И «волки сбились в стаю»! Именно это время оказалось отправной точкой утверждения их как класса: сцепка была так сильна, что они устраняли всех неугодных на своем пути. Это было время «сдружения» коррупционистов - циничных, безжалостных, рвущихся к власти ради наживы, и народ им только мешал...

Я не знаю, как сложилось в тот короткий момент с финансами в других министерствах, но спасибо тем сотрудникам МВЭС, благодаря которым у нас появилась возможность издать то, о чем раньше и мечтать не приходилось.

- Галина Ивановна, нам дают валюту с условием использовать ее «вчера». Иначе, сказали «Остапы Бендеры», догонят, сжуют и не подавятся. Давайте попробуем издать что-нибудь для души. Предложите своим православным и рериховцам. Организуем как новогодние заказы. Только времени у нас с вами практически нет, - обрадовал нас Вдадимир Петрович, наш начальник, «Ален Делон», как мы называем его за внешний вид.

И я подключила своих друзей из министерства культуры и Патриархии к решению этой проблемы. Так Анна Овчинникова из Министерства культуры при сотрудничестве с Питиримом, возглавлявшим издательский отдел Патриархии, и моя коллега по рекламе Татьяна Макаренко организовали заказ на издание плакатов «Владимирская богоматерь», «Зосима и Савватий», «Рака с мощами Алексия Первого». Светлана Куренина быстро организовала заказ от «Информэлектро», главного учредителя ассоциации «Мир через Культуру», на издание плаката «Святой Сергий» Н.К. Рериха.

Это был прорыв! Такая тематика всегда была под запретом в советское время, и наша надежда была лишь на то, что идеология была не в почете, и она устала сопротивляться событиям, парализовавшим страну.

Времена безвластья мне были показаны в видении еще двумя годами раньше - в 1988 году. Наводнение, пришедшее с Запада и затопившее весь Советский Союз, было символом грядущих событий, изменивших историю страны. И памятник Дзержинскому, что был скинут с постамента, как символ ненавистной узурпации власти народа кучкой правящих. И нет теперь у народа другого пути восстановления разрушенного «до основания» хозяйства, как только пути объединения вокруг «храма Сергия». И это тоже было показано в видении. Но уже на новом витке истории - через Учение «Живая Этика», в основу которого положены заповеди Христа и Будды.

Если Епархией для издания были даны все исходные материалы, хоть сейчас отправляй на лучшую полиграфическую базу зарубежья, то на заказ «Сергия» не было ни-че-го! Все надо было организовывать самой. Все упиралось в слайд! И еще большее – в сроки! Полмесяца! Это все, что Татьяна выторговала в Загранрекламе, конечном пункте отправки работ, что располагалась на «Бережковской» набережной. И я, опасаясь задержки времени со стороны своего начальника, решила проделать эту работу, минуя его, оперируя лишь гарантийным письмом об оплате фирмой «Информэлектро» за подписью его директора Д. Малея.

Главное – добыть слайд! И я стала «мостить дорогу» для встречи с директором «Третьяковки». Именно там в запасниках томилось полотно Н.К.Рериха, так редко выставляемое на людское обозрение. Ночью 30 января 1990 года пришла помощь!

Видение: на ясном синем небосклоне я увидала портреты вождей в традиционных для советских времен овальных рамках по образцу «Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин». Маркс-Энгельс на моих глазах растворились в пространстве. Остались лишь Ленин и Сталин. Но свято место пусто не бывает! Третьим появился портрет Алексея Максимовича Горького. И следом - портрет мужчины с простым русским интеллигентным, слегка удлиненным лицом и своеобразным рисунком носа, «картошкой»! Русые волосы зачесаны назад. На нем был серый костюм, белая рубашка с галстуком, его руки с длинными пальцами ваятеля были сложены ниже груди. Поза уверенного в себе человека. Светлые глаза смотрели строго, но просто.

Утром 9 февраля 1990 года я была уже в приемной Генерального директора Всесоюзного музейного объединения «Государственная Третьяковская галерея» Юрия Константиновича Королева. Секретарь сообщила, что тот скоро придет, он на объекте, то есть на «Лаврушенском» переулке, где который год идет реставрация «Третьяковки». Я терпеливо ждала хозяина у окна приемной под лучами солнца напротив входной двери.

И вот, наконец, вошел высокий, элегантно одетый мужчина средних лет в сером костюме и белой рубашке с галстуком. Негустые русые волосы зачесаны назад. Он бросил спокойный взгляд в мою сторону, кивнул головой.

- Проходите, - приветливо пригласила меня в его кабинет хозяйка приемной.

Я открыла дверь, и луч неземного света озарил кабинет во главе с хозяином. Я села по его дружелюбному приглашению за длинный стол, стоявший перпендикулярно к его столу, представилась, и тут мое внимание привлекла его форма носа. Едва сдерживая радостный смех, я начала:

- Не сочтите за невежество, но я должна рассказать вам… - и, не дожидаясь его согласия, продолжила:

- Ночью мне было дано узреть интересное виденье! Перескажу его смысл. Он заключается в том, что ваша значимость в истории России такова же, как значимость Ленина и Сталина в создании Страны Советов, как значимость Горького для советской литературы, так и ваша - для искусства. И были вы на том портрете в том же костюме, что и сейчас.

Легкая улыбка пробежала по его лицу. Оно смягчилось, и разговор пошел уже совсем в другом качестве.

- Когда нужен слайд?

- Позавчера, - ответила я серьезно. Он посмотрел на меня далеко не дружелюбно... Но я продолжила.

- Дело в том, что если в последний день ноября мы не положим макет со слайдом на стол редактора Внешторгиздата, все усилия будут напрасны. Вы же знаете, что макет без слайда сделать невозможно. И на каждом этапе времени в обрез. Работа художникам предстоит и ночью, в том числе.

- Сколько же вы мне отводите?

- Максимум неделю.

- Это технически просто невозможно! Нужно найти фотографа, у которого есть допуск к таким работам, нужно вытащить картину из запасника, освободить от рамы, нужно освещение, а значит осветители, нужны смотрители, и вообще многое, что еще нужно. Нет! Это нереально!

- Юрий Константинович! И, тем не менее, все это Вы сможете организовать. Надо только захотеть! И все получится.

Он задумался. Я «считывала» его молчание, и оно мне нравилось, оно унесло его в то пространство, где все возможно!

- Надо же! У меня не так давно с этой же просьбой была Наталья Бондарчук. Я ей отказал, - он помедлил, о чем-то продолжая думать. - Хорошо. Только позвоните мне, пожалуйста, завтра. И условие – укажите на плакате, что эта работа хранится в нашем музее.

Вот так через картину Н.К. Рериха «Святой Сергий» жизнь, хотя и косвенно, впервые столкнула меня с Натальей Бондарчук, задолго до встречи с ней на Алтае.

Неделя была насыщена реализацией плана. Мне пришлось перехватывать Юрия Константиновича на мероприятиях всякого рода, отслеживая прохождение работы. В тот день, не встретившись с ним в кабинете, я перехватила его у здания напротив исторического музея на Красной площади. И была награждена таким шквалом эмоций!

- Вы извините, что изменились планы в этот день. На разрыв! Сейчас иду со встречи со студентами. Как упала культура среди молодежи! Позволяют себе небрежность в поведении, одежде, в словах и вообще! Кого мы растим? Что получит страна завтра от такого воинствующего невежества? Стяжателей от искусства? Хоть один из них станет служителем Культуры с большой буквы? Как больно наблюдать эту деградацию народа, молодого поколения особенно. Как резко все изменилось!

Хотя полы длинного шарфа и скрывали это, но я узрела, он держался за сердце. Лицо его было бледным.

- Вы сегодня обедали? Идемте куда-нибудь, я вас покормлю, а то у вас такой измученный вид, а тут еще я со своими проблемами, уж простите меня, - подхватив его под руку, увлекла за собой к служебной машине.

- Давайте лучше прогуляемся, мне так не хватает свежего воздуха. А «песня» о моем животе мне нравится, давно так никто уже обо мне не заботился. Я же холостяк, кто выдержит мою занятость? Да и лет мне уже немало. Шестьдесят, - будто извиняясь за что-то, признался он.

- Ну шестьдесят еще не возраст. Тем более для вас.

Мои комплименты его не смутили. Он опять замолчал. А потом как-то нехотя вступил в разговор:

- Может это и так. Но что-то сидит внутри меня такое, что дает мне право это сказать: каждый день служения у меня на учете. А мне надо успеть многое. Так трудно защищать культуру. Это было всегда, а сейчас особенно. Потому поставил крест на своей личной жизни и, что называется, здоровье.

- Ну это уж совсем негоже! Личная жизнь еще может потерпеть. А вот как же без вас будет ваше детище, столько лет вложено в реставрацию «Третьяковки»? Я никогда не любила умозаключения, что незаменимых людей нет. Есть. Личность в истории еще никем не отменялась. Придется вам поработать лет до ста!

Юрий Константинович остановился, встал, преграждая путь, снял перчатку со своей руки, и погладил ладонью мою щеку:

- Щедрая вы. Но… чувствую вот здесь, - и он постучал по тому месту, где под его пальто билось сердце, - время работает против меня… Да-а-а…. Сколько уже сделано. Когда я пришел в музей, там все было в катастрофическом запустении. Полотна картин в дождь набухали, а в жару ссыхались и гремели, словно пергамент. А в одном из залов смотрители вообще отчитывали посетителей, поскольку прогибался пол. И все это надо было спасать. Сколько сил было затрачено на организацию всех этих строительных и реставрационных работ! Сколько врагов было, да и сейчас ждут каждого удобного момента… А мне еще хотя бы немного…

Он неожиданно поднял меня, прижав к себе, словно ребенка, и осторожно переставил через бордюр на тротуар. Морозец оставил румянец на его лице, прогулка была не напрасна. Мгновение ока, и он уже махал мне рукой, сидя в служебной «Волге». И только снежная пыль из-под колес на искрящейся под лучами солнца заснеженной дороге…

Эта реминисценция так и осталась в моем сердце, тревожа чем-то незавершенным, нерастраченным, не отданным…

Я же предупреждала!

Слайд я получила. Началась другая работа – макет! Художник принял техническое задание, слайд и указание сохранить в макете строки художника. И вот, наконец, согласование.

Д.М. Малей, директор института «Информэлектро», работу принял. Еще раз указал на то, чтобы все было, как на полотне художника, обязательно должны быть заключающие работу строки: «Дано Преподобному Сергию…»

- Есть!

И я отправилась сдавать макеты работ. Все другие уже были на пути в издательство Японии. И только моя «Владимирская Богоматерь» и «Святой Сергий» оставались еще в моих руках.

Безвластье долго продолжаться не может. И валюту для оплаты издательских работ пришлось уже выцарапывать.

Я знала, что будут препятствия на пути прохождения заказа, и постоянно предупреждала об этом редактора.

- Не волнуйтесь, Галина Ивановна, я сама повезу эти работы. В капстраны мы уже не успели, вся валюта уже съедена, осталась лишь валюта соцстран. Договорились с Болгарией. Там тоже хорошая полиграфия. Обязуюсь проконтролировать все ваши требования по «Сергию».

Я прибежала в редакцию накануне ее отъезда помочь упаковать груз. Когда держала в руках макет «Сергия», что-то заставило меня насторожиться и оглядеть работу со всех сторон. Этот свиток мне был не знаком! Подменили! Я же предупреждала!

Я лихорадочно размотала макет. То, что предстало перед моими глазами, превзошло все мои ожидания! Макет был подменен! Какая-то банальная арочка над головой Сергия, слайд обрублен непонятно кем в том месте, где должны быть строки, дававшие сакральный смысл картине.

- А где моя подпись и согласование с заказчиком? - возмущенно обратилась я к «коллеге».

- И, правда, где! - искреннее изумление было на ее лице. – Да. Вы меня предупреждали, что не все просто будет с этим заказом, но я считала, что это бред вашей красивой головки.

- Что можно сделать?

- Галина Ивановна, даю вам честное слово, я по приезду в Болгарию решу этот вопрос на месте. Если мы завтра не сможем выехать, то уже не сможем никогда, вы это понимаете?

Честное слово оказалось не выполненным. Плакат вышел без требований заказчика. Та же тривиальная арочка над головой Сергия, и нет сакральных слов… И нет слайдов! Не вернули! Ни «Владимирской божьей матери», ни «Святого Сергия»!

- Э-эх! Девичья твоя голова! - Владимир Петрович Глухов, начальник нашего отдела, дружески журил меня, видя такой расстроенной.

- Решила обойтись без меня? А я бы тебе подсказал, как надо сделать, чтобы и «волки были сыты и овцы целы». Слайд надо было бы продублировать. Я бы нашел фотографа, который сделал бы это мастерски, и твой Королев ничего бы не узнал.

- Так Королев запретил это делать. Это было его условие. Я не могла его нарушить.

- Что же ты все, как ребенок! Мало ли что тебе заказчик скажет. Ты должна была подстраховаться. Всякое бывает в работе. Ну так вот, теперь красней перед ним.

Королев Юрий Константинович ушел из жизни спустя два года.

Российский живописец, народный художник СССР, член-корреспондент Академии Художеств, Генеральный директор Всесоюзного объединения «Государственная Третьяковская галерея». Лауреат Государственной премии РФ 1995 года, награжден посмертно.

Его монументальные работы украшают станцию метро «1905 года». Среди его работ росписи, мозаики, витражи, монументально-декоративные композиции. Одна из таких работ с 1981 года находится в Тольятти. В семидесятые годы я жила и работала в этом городе, но пути наши на мгновенье сошлись лишь в Москве, благодаря «Сергию».

ЮНЕСКО объявило 1991 год годом святого Сергия Радонежского.

Мир тесен, а в Круге Вечности тем паче…

Ушли границы времени… Плакат «Зосима и Савватий» «заговорил»! Рассматривая плакат, я заметила его оживший взгляд и задала себе вопрос, откуда мы знаем друг друга, встречались ли мы в прошлых воплощениях?

«На Синае», - услышала я в трансе сказанное Зосимой. И увидала себя немощным старцем, под руки меня бережно вели по коридорам храмов двое иноков, что на иконе «Зосима и Савватий». Мы вошли в огромный, залитый солнечным светом шестигранный зал с красивым орнаментом из разноцветного деревянного паркета. В конце зала стоял длинный стол, за которым восседал Иерарх православия в кресле с высокой резной спинкой.

А другой иерарх, русский, что под руки держали иноки, пришел с братской миссией в Константинополь…

Из дневника:

(1989 г.)

Переклеиваю обои в комнате. Обложила пол попавшимися под руки газетами «Домострой». Шагаю по ним, и вдруг, словно меня обожгло… Так и застыла с поднятой ногой: на полу с развернутого листа «Домостроя» на меня смотрел Серафим Саровский!

Не гоже так обращаться с ликами святых! Я подняла газету, прижала к сердцу, поставила на полку рядом с его изображением, сделанным еще при его жизни. Оно с века прошлого хранилась сначала в архиве отца Сергия, архимандрита Софийского храма в Самаре, а потом у его правнука, оказавшегося мужем моей младшей сестры.

Ночью пришло видение. На том самом месте, где лежал портрет, сидел на своей любимой скамеечке сам старец, опираясь на посох руками и возложив на них подбородок. И мы мирно, как старые друзья беседуем…

Он еще не раз явится мне, и я узнаю, что он и Святослав Рерих - одна индивидуальность. Вот почему Святослав всегда, когда Л.В. собиралась в Индию, просил привезти ему очередную иконку и «Житие» этого старца. Я с большим интересом наблюдала за ним в фильме Наташи Бондарчук. Святослав с головой ушел в созерцание процесса перенесения мощей Саровского в Дивеево. Уже тогда я заставила обратить внимание Л.В. на этот момент. Что за этим стоит? Но информация пришла позже, когда я уже не работала в МЦР. В храме Сергия Радонежского на площади Ильича я купила очередную иконку старца, где он стоит во весь рост, опираясь на посох. Икона сразу же загадочно засветилась. Информация не замедлила себя ждать, старец развернулся в мою сторону, и я увидала на иконе лик Святослава Николаевича Рериха!

Какие только ниши земной жизни нам ни приходится занимать… А дух все помнит, и в нужный момент приходит информация. Поучительная. Серафим и Святослав. Каков разный путь этого духа в достижении высот… Один – прямой, и сразу в лоно Божье, другой нужно было выстрадать через цепь жизненных соблазнов. Хорошо быть святым среди святых, а вот подняться в гуще жизни – высший пилотаж!..

Неразрывность двух миров для меня давно стала аксиомой. Я тут же перезвонила Л.В.

- Сейчас я подниму энциклопедию, - ответила она спокойно.

- Ты что, всерьез считаешь, что найдешь там подтверждение?

Не обращая внимания на мои выпады, она продолжила:

– Да. Возможно это так. Даты жизни Саровского вполне вписываются в жизнь Святослава. Они «не наезжают» друг на друга.

- Не «вполне», а точно. Правда для меня это когда я вижу своими глазами, слышу своими ушами.

Видения во сне - это мысли Богов, считали в Египте. Так говорит и Учитель. В нужный момент Он навевает мне нужные сны...

Так зачем человеку нужен сон, кроме того, чтобы оздоровиться? Чтобы знать о существовании Мира Тонкого, а потом соединить Мир Тонкий и земной в единый, а потом научиться работать в Мире Тонком, управляться в Мире Тонким, как и в земном...

***

Из дневника:

На днях выхожу из сна… Фрагмент: я вижу слово «авидья». Слышу: «Напиши наоборот». Пишу: «Я дива». Авидья – небытие, нереальность. А наоборот?..

Серафим Саровский сказал: «…И будет Дивеево»…

Не от слова «дева», а от слова «диво».

(12 ноября 1990 г.)

Явь. Утро. Солнце. Угол комнаты осветился серебром до самого потолка. Там, где серебро, появился густой синий сгусток размером со сливу в форме эллипса. И вокруг него орбита, пояс ли. Исчез.

Вошла тут же в транс. На том же месте увидала огненный ковш Большой Медведицы в уменьшенном размере. Звезды в ней были ярко-рубинового цвета, огненные.

***

(12 ноября 1990 г.)

Фрагмент дневного сна: я в каком-то заброшенном ли, недостроенном или разрушенном производственном здании с железобетонными перекрытиями. Потолок глухой, окна зарешечены в несколько рядов. Пола нет, земля заросшая, загажена разложившимися трупами. Я добралась уже до глухих дверей и остановилась, собираясь откупорить ее металлическим совком. Его я купила у молодого жутко неприятного человека с недобрыми глазами. И только под напором моих глаз он растаял в пространстве. Вижу, как входит огромного роста мужчина, одетый как лесной разбойник. В левой руке у него булава. Он якобы проходит мимо меня, идет в том же направлении. Слева оказывается тайная дверь. И он ее открывает. Я внутренне ощущаю: это западня для меня. Он отходит от двери и уже спиной пятится ко мне, перекрывая дорогу вперед. Я делаю вид, что не замечаю этого... Он остановился. Вижу знак: круг с черной каймой и красным светом внутри. Знак высокой опасности. Тогда я хитрю, якобы участливо спрашиваю у разбойника:

- Вы кого-то ждете?

Он мгновенно поворачивается ко мне, торжествующе раскидывает руки, в одной из которых угрожающе мотается булава, и говорит:

- Да! И уже два года!

Резким движением открывает антресоли. Я вижу там плотные бетонные перекрытия. Рванулась к окну, пытаюсь разбить стекло совком. Но стекло небьющееся, а следом – решетка! Думаю, как плохо, что разлюбила Балашова! Улетела бы сейчас на крыльях Любви! И тут же пришла другая мысль – лететь на свет проема с мыслью об Иерархии! И я обращаюсь к Нему: «Твои глаза в ночи сияют, Твои глаза зло подчиняют, Их синева меня спасает, и зло любое отведет. Все выше, выше, к Ним, Любимым! Любимым и непобедимым!..»

Ура! Выбралась! Лечу против сильного ветра со снегом по квадрату строения. Выше опасно, мешают провода, Наконец, вижу двухэтажные домики, похожие на те, где родилась...

Очнулась. Подошла к столу, где лежат раскрытая книга «Мир Огненный», часть вторая, фото Учителя, дневник, в котором лежит приглашение от Сидорова двухгодичной давности на тютчевские чтения с датой 1863 – 1988. Именно тогда в тот вечер прошли армяно-грузинские жуткие землетрясения в 9 баллов со страшными разрушениями. И сегодня уже в Ташкенте в 15 часов тридцать минут. Но амплитуда землетрясения снижена нами до 5 баллов.

Уже «два года». Меня все пытаются уничтожить… Кому-то неймется... И даже знаю, кому…

***

(20 ноября 1990 г.)

Видение. Передо мной высокий стакан, в котором торчат кисточки.

Очнулась. Значит, надо попробовать и это?

Учитель со мной замучился… То Он направляет меня к изучению языков... то всех религий. А я ничего из этого так еще и не осуществила, а время идет, и уже не в мою пользу. И вот теперь еще и кисти!

Первой художественной работой стал полет в Мире Тонком над вершинами Гималаев. Тогда меня впечатлила скорость полета, вершины гор при этом, словно деревья, дружно сгибали свои вершины. Так и запечатлела…

***

(24 ноября 1990 г.)

Сколько знаков Оттуда! Еще бы суметь их прочитать, ведь они что оценка в школьной тетради. Вот на подоконнике моя ваза в форме кубка Грааля – «чаша, полная огня», клубы психической энергии выливаются за грани... Вот просто чаша, она стоит на букве «М». Вот сразу четыре чаши одна над другой с выходом к Эйн-Соф. Вот чаша в круге вечности с выходом к Эйн-Соф. Она всегда со мной и днем, и ночью. Вот остроугольный треугольник, на котором опять чаша. Сфера в сфере – перекрестие, как знак того, что тонкий и земной план едины. По утрам будят радостными вибрациями Любви. Вот знак - «КХ», Учитель Кут Хуми. Я в последнее время вижу его вместе с Учителем М. Он часто появляется фоном рядом с Ним. Знаки эти были в числе других на той судьбоносной Голограмме. Все ли я их освоила? Конечно же, нет. Во-первых, я не смогла их все зарисовать. Ну и ладно... Все равно каждый из них приходит в свое время, и мы решаем проблемы по мере их поступления...

Голос Учителя М.:

«Надо выполнить свое предназначение».

***

(27 ноября 1990 г.)

Очнулась в 1 час 40 минут ночью. Вылетела из общения с Ними со словами на устах: «Надземные физические сооружения». А над воронкой кто-то пытается вбуравиться - тяжелый, тяжелый! Таковы «вибрации» с космоса. Поняла, техническое переоснащение ПВО.

Наша работа не прошла даром. А то какие-то американские «Рустики» за здорово живешь прилетают к нам на своих самолетиках, нагло облетают Красную площадь и садятся у Кремля. И где тогда ПВО летом 87-го было?! А теперь, наконец-то, столица станет неуязвимой.

***

(30 ноября 1990 г.)

Вечером с Леной Розановой спешили к Валюшке. Чтобы сократить время, повела ее дворами. Пустынно. Темнело. Оживленно беседуя, потеряла бдительность. Оказались во дворе, где куча пьяной ли, обкуренной ли дурманом молодежи - поджидали жертву. Я это почувствовала всеми фибрами. Мы остановились с Леной слишком поздно. Мы оказались в западне. Справа эта разудалая молодежь, слева огромный спортивного сложения молодчик спрыгивал с ветки наперерез нам. Я подхватила Лену под руку, и якобы беспечно беседуя, а на самом деле вся сосредоточенная на защите, устремилась вперед, мимо него, через заросли деревьев, к людям, во двор. Уже вслед услышала возмущенные голоса его «друзей»:

- Ты почему их не остановил?

- Да зачем нам эти старухи.

Когда мы оказались в безопасном месте, я увидала, как мое раздвоенное тело, вибрируя, медленно входило одно в другое. И в этот момент во дворе появился белый шпиц с хозяйкой. Он свирепо зарычал на нас, задыхаясь от приступа ярости, а потом долго лаял вслед, пытаясь сорваться с поводка...

Я потом спросила у Лены:

- Ты хоть поняла, что произошло?

- Куда там! Я от страха чуть в обморок не упала.

- Как ты думаешь, кого показали молодчику вместо нас? Ведь было еще светло. А собака?.. Она ведь лаяла не на нас, а на тех «старух». И каков был их образ, представь, если собака стала невменяема!.. А иначе представляешь, что нас ожидало…

Вот так и работаем «по сознанию», Тонкий Мир в действии!

«Если сокровища энергии превышают сокровище сердца и чувствознаия, то обычно для уравновесия посылается сотрудник-наставник. (...) Можно смотреть на них, как на дополнение деятельности, но не как на непременное условие. Также много примеров, когда деятели отказывались от такого сотрудничества, нанося непоправимый ущерб не только себе, но и Общему Благу. Мы не раз испытывали такие отказы. Именно неразвитость сердца мешала умножению возможностей, уже сложенных накоплениями». («Сердце», 11.)

***

Из дневника:

(1989 год. Октябрь)

День. Я «вылетаю» из Мира Тонкого со словами на устах: «А это письма Елены Ивановны к Николаю Константиновичу»…

В следующий день: «А это «Мир Огненный», часть четвертая»…

Р.S. Где я была и кому это говорила, узнаю много позже, когда стану работать в Международном центре Рерихов помощником его вице-президента – Людмилы Васильевны Шапошниковой. Именно в это время в Бангалоре, в Индии, она готовила к отправке в Москву наследие старших Рерихов. А я в это время участвовала в подготовке международной конференции ассоциации «Мир через Культуру»…

«Сердце на все отзвучит», - сказал Учитель…

***

Из дневника:

(1990 г. Осень)

- Лопухиной… - красивый по тембру строгий Голос Учителя, Махатмы М., зазвучал в сознании так явственно! Одно слово! Но каково содержание! Сердце сжалось от безысходности. И я закапризничала! Так хотелось избежать очередной «голгофы», памятуя, какую обструкцию совсем недавно мне устроили на учредительном собрании московского общества Рерихов. И только потому, что наивные друзья, и не «с улицы», а представители одного из учредителей этого общества, ассоциации «Мир через Культуру», решили предложить мою кандидатуру в правление.

В чем только тогда ни обвинили меня Румянцева с Богуславским: и самозванка-то я, и вовсе не работаю-то я в рекламе МВЭС, и еще много чего довелось узнать о себе! Словом, устроители забыли, зачем собрались – разбиралось мое личное дело с вынесением резолюции – «не пущать!»

- Ну и какое это имеет значение, где я работаю? - спросила я, столкнувшись лоб в лоб с моим главным обвинителем Богуславским в гардеробной музея Востока. – Да хотя бы и дворником! Мету два двора в округе. Какое это имеет значение для дела? И вообще, что произошло? Вам предложили еще одну пару рабочих рук! Чего же вы так с Румянцевой испугались?

А когда на следующий день я встретила его в лабиринтах нашего здания двух министерств на Садовой-Сенной, картинно поклонилась. Мои коллеги смотрели на меня с недоумением. Пришлось ввести в курс событий.

- Это тот самый Богуславский, который обнаружил письмо Махатм в нашем архиве? - спросила меня коллега из МИДа.

- Тот самый. Один в двадцать шестом «закопал» не ко времени, другой раскопал прямо «святым отцам» в руки.

Как стало всем понятно, создали это московское общество с прицелом на будущее, сделать его гробовщиком МЦР. Как и ассоциация Сидорова, созданная наспех, ради того, чтобы Святослав Николаевич передал наследие только в его руки. Не получилось.

Но сколько грязи было вылито на Людмилу Васильевну, когда та в имении С.Н. Рериха готовила наследие для вывоза в Россию. А подметное письмо Димы Попова, тогда сотрудника ассоциации «Мир через культуру», «Санчо Пансы» Сидорова!.. С.Н. передал потом это письмо в руки Л.В., «чтобы знала недоброжелателей в лицо». Оно сейчас хранится в архиве МЦР. Но С.Н. не дрогнул в своем решении. Для него это было аксиомой – только Л.В. Шапошникова.

«Агни Йога», 450:

«Можно рассматривать ряд воплощений, как ряд отдельных жизней, но лучше смотреть на смену воплощений, как на одну жизнь. Правда, жизнь одна, и с момента овладения человеческим сознанием жизнь не прекращается со всеми последствиями, и окружающие космические токи вызывают единообразные ощущения в разных фазах жизни. Это одно из самых связующих жизни обстоятельств, доказывающее одно природное начало. Промежутки воплощений можно назвать сном или днем. Это зависит от точки зрения. В прошлом может быть это сон, в будущем может быть день. Это зависит от успеха эволюции.

Можно наблюдать, как через многие века наступает тождественное ощущение при подобной вибрации. Эти наблюдения полезны, чтобы понять неделимость жизни. Если бы люди скорее могли вместить неделимость жизни, они усвоили бы целесообразность и ответственность.

В древнейших заветах указаны день и ночь Брамы. Это, казалось бы, дает объяснение состояниям жизни, но после Атлантиды появилось неразумное понятие «смерти», и земная жизнь заключилась в раковину предрассудков. Появилось отрицание, вместо познавания. Между тем, день и ночь Брамы начинаются между каждым биением пульса. Сперва - промежутки пульса, затем промежутки телесного сна, а потом телесного и тонкого состояния, - и так до пульса Манвантары.

Человек должен изменить свое сознание, введя себя в цепь неразрывных сознаний. Путь расширения сознания дает ступень осознания каждого шага жизни. Это же создает ту необычность, о которой мы уже говорили. Такая необычность есть лишь правда!»

***

- «Лопухиной»…

На этот раз Голос зазвучал уже с нотками неотвратимости. И капризы стали неуместны... «Судьба приказ»!

Судьба приказ? Вот и весь сказ!

И что она сейчас готовит?

Кровавый жезл?

Иль ложе лепестков Любви?

Вот и пойми…

***

Усадьба Лопухиных находится в центре Москвы недалеко от Кремля. Оттуда в семнадцатом веке взяли в жены Петру Первому Евдокию Лопухину, ставшую в истории Руси последней русской царицей. Теперь в этой усадьбе находится Международный центр Рерихов – МЦР. Первое его название было - Советский фонд Рерихов. И возглавила его Людмила Васильевна Шапошникова, доверенное лицо Учителей Гималайской Обители. Именно в МЦР хранится творческое, этическое и философское наследие Рерихов, первые издания Учения Агни Йога. Спасительный Магнит не только России…

Людмила Васильевна приняла философское и художественное наследие Рерихов из рук последнего из четырех Рерихов – Святослава Николаевича, художника с мировым именем, ставшего почетным Президентом МЦР. И, благодаря решению и поддержке первого Президента СССР М.С. Горбачева, при активном участии заместителя министра иностранных дел, чрезвычайного и полномочного посла СССР в ООН Юлия Михайловича Воронцова, впоследствии ставшего Президентом МЦР, она вывезла все это неоценимое по значимости богатство из Индии в Россию.

Это был подвиг ее жизни. Она возглавляла эту общественную организацию шестнадцать трудных лет с самого первого дня ее создания и до своего ухода в мир иной 24 августа 2015 года. Непростая история жизни Л.В. Шапошниковой, вопреки ее желанию, была изложена мной в 1997 году в книге «Я – Шапошникова».

Казалось бы, задача прихода в этот мир, согласно Учению, проста: научиться ладить друг с другом, уяснив один из четырех смыслов основания жизни – «канон Господом твоим». Но как порой эта задача бывает невыносимо трудна!..

И об этом тоже моя книга…

Там, где свет, туда лепится и тьма, чтобы довести все светлые начинания до абсурда. И собравшиеся в Обители, конечно же, удостоились этой проверки на прочность. Так было и с построением коммунистического общества, когда идею Ленина растоптали, унизили… Как констатировал Махатма М., Учитель Гималайской Обители: «Ленин жил и работал среди чуждых ему людей». Потому одним из главных постулатов Учения является формула – «Хочешь добра, умей противостоять злу»…

***

Разыскав домашний телефон Л.В. Шапошниковой, я позвонила.

- Я – Бибикова. Галина Ивановна. Мне необходимо с вами встретиться.

Пауза. Я ощущала, как незримо она «просвечивает» меня. А потом сильным и красивым по тембру голосом ответила дружелюбно:

- Хорошо. Завтра в 12 вас устроит?

- Устроит!

- Я вам сейчас объясню, как нас найти, - сказала она, как мне показалось, к тому же, заинтересованно.

- Да я найду, не утруждайте себя.

- Нет. Я вам все-таки объясню.

Я поняла, что она специально тянет время разговора, так же как и я, считывает информацию обо мне… И потому слушала ее и не слушала...

Да, «я – Бибикова». Так или, по крайней мере, приблизительно так представляются миллионы. Подобным образом в далеком 1968 году и представилась Людмила Васильевна Шапошникова Святославу Николаевичу Рериху в Индии. Туда она прилетела в составе делегации по случаю получения премии первого Президента свободной Индии Джавахарлала Неру за свой творческий вклад в дружеские связи двух стран. Якобы «вдруг» неодолимое желание встретиться со Святославом Николаевичем взяло верх. И запланированные ранее встречи на правительственном уровне ей стали не важны. Даже встреча с творческой интеллигенцией в любимом городе Мадрасе, где ее ждали индийские друзья и коллеги и где ей была отведена роль ведущей, не смогли остановить этого порыва. Что это такое по тем временам, да и по этим тоже, представьте! И оцените степень мотивации, все сметающей на этом пути! За время ее многочисленных командировок в эту страну она не раз могла бы встретиться со Святославом Николаевичем, сыном Великих Учителей, да и просто великим русским художником. Но «почему-то» решила сделать это сейчас. Вот уж действительно – «судьба – приказ»!

- Я – Шапошникова, - и протянула руку, выйдя из-за спины незадачливого проводника, на которого обрушился гнев С.Н. за ночное вторжение в его дом. И не кичливость одной с его матушкой девичьей фамилией двигала ею, как ей приписывают злые языки. Правда, пути Господни неисповедимы, и, может быть, в действительности, она и состоит с Еленой Ивановной в родстве не только по духу? Сама прошла через это.

Во времена перестройки модным стало копаться в своей родословной. Вот и в нашей квартире в 1997 году прозвучал телефонный звонок из Дворянского собрания. Так мы и узнали на заседании клана, что наш род, как и у Елены Ивановны, восходит к Голенищевым-Кутузовым. На этом собрании исследователи так и констатировали: если встретили однофамильца, знайте, это ваш родственник в том или ином колене. Так что тысячу раз прав великий Путник, что все мы на земле «братья и сестры», по вертикали и горизонтали. Словом, крест, который надо нести с достоинством.

***

Без четверти двенадцать я уже была в СФР. Заглянула в кабинет. Л.В. была занята. Она бросила на меня вопрошающий взгляд.

- Я - Бибикова.

Л.В. вскинула руку и посмотрела на часы:

- Извините. Мы с вами договаривались на двенадцать. У меня еще есть время.

Ровно в двенадцать Л.В. пригласила меня. Дружелюбно протянула руку. Мы долго не могли разомкнуть ладони, не спуская глаз друг с друга, словно вспоминали что-то родное-родное, нас связывающее… А я думала о том, как она похожа на ту зарисовку в Голограмме, что еще в 1988 году была дана мне Учителями, - программе моего дальнейшего жизненного пути. Я тогда записала под этим образом: «Буддийский лик, нейтральное лицо», поскольку так и не смогла определить, к какому полу принадлежит это лицо. Я заулыбалась еще больше, с трудом подавила желание поделиться с ней этим знанием…

За время работы в МЦР какие только воплощения я не пережила с Л.В., сотрудниками и не только! Нас связывали великие времена не только России. Жизнь Планеты из века в век строилась и нашими руками, в том числе… Силы Высшие притягивают на свой Магнит тысячелетиями связанных между собой людей, способных в силу накопленного опыта из воплощения в воплощение решать поставленные задачи. И Закон Кармы самый трудный на этом пути. Прошлое зачастую ощеривается опасностью немыслимых лабиринтов, утыканных остриями кармических «кинжалов», пройти через которые равносильно смелости канатоходца, бегущего даже не по канату, а острию бритвы через глубокую пропасть прежних воплощений, не всегда радостных.

Но! «Судьба – приказ»! И пройти этот путь надо стремительно, и так, «чтобы не было мучительно больно», не свернуть с назначенного пути, иначе тебя накроют страсти кармы, и путь эволюционного развития искривится и пойдет вспять... И тогда ради чего ты пришел в этот мир?

Л.В. уже в восьмидесятые годы готовила почву Рерихам-философам для «прихода» в Россию. Рерихи-художники были известны. А вот открыть миру вдохновителя Н.К. Рериха-художника - его жену Елену Ивановну, как он называл ее - «другиню», благодаря которой мы имеем «Агни Йогу», стало ее задачей.

Л.В. преподавала в МГУ, а в свободное время читала лекции о Рерихах и Агни Йоге в музее Востока. На ее лекции тогда немыслимо было пробиться. Ведь Агни Йога и письма Елены Ивановны ходили по СССР подпольно, из рук в руки. Возмущению Румянцевой, близкой тогда подруги Л.В., не было конца:

- Ты что делаешь? Я всю свою жизнь положила на то, чтобы отделить художника Рериха от философа Рериха, а ты опять все объединила!

- Это звучит наградой! - ответила ей Л.В.

Предтечей же самого главного в судьбе Л.В. Шапошниковой события – быть доверенным сотрудником Учителей Гималайской Обители - стало ее путешествие по Центрально-Азиатскому маршруту, которым прошли Николай Константинович и Елена Ивановна Рерихи в 1924-1928 годах. «По следам Мастера» - так Л.В. определила цель своего путешествия. Только, в отличие от Мастера, она прошла этот путь по Гималайским хребтам и долинам в одиночку, в жару и сорокаградусный мороз, по своей инициативе и за свой счет.

Ее походы в свободное от работы время в общей сложности заняли почти пять лет - с 1976 по 1980 гг. Она обогатила наши знания книгой «От Алтая до Гималаев», отсняв на маршруте более пятисот прекрасных фотографий. Написала трилогию «Мастер», венцом которой стало описание встреч с Учителем Страны заповедной. Но, в силу существовавшей тогда в Стране Советов цензуры, рукопись трилогии осела в ее письменном столе. А потом, двадцать лет спустя, когда как страны Советов, так и цензуры не стало, она ввела цензуру свою: перекроила повествование, и читатель лишился самой увлекательной ее части. Парадоксально, но так! Получается, чудом мне удалось дать читателю «выжимки» из ее трех глав встречи с Учителем Обители в книге «Я – Шапошникова»… И это на сегодняшний день пока единственная в мире достоверная публикация о Шамбале, поскольку продиктована путнику одним из Учителей этой Обители...

История хождения Учения у нас в стране далеко не простая. Лишь в конце восьмидесятых годов во времена правления М.С. Горбачева «Агни Йога» была легализована. По рассказам писателя и первого президента ассоциации «Мир через культуру» В.М. Сидорова, сокурсника по МГУ четы Горбачевых, он сам и его жена Раиса Максимовна еще в студенческие годы зачитывались «Агни Йогой», ходившей по рукам подпольно. Мир через Культуру в эволюционном развитии человечества им оказался близок, а роль России, как спасительницы человечества в этом - вдохновляла.

Из Устава СФР: «Советский фонд Рерихов (СФР) всесоюзная общественная организация, осуществляющая свою деятельность в соответствии с Конституцией СССР, законодательством Союза ССР и союзных республик, а также настоящим Уставом». Фонд был создан Учредительской конференцией 2 октября 1989 года, проходившей в Большом театре.

В этой конференции активное участие приняла Раиса Максимовна Горбачева - соратница первого Президента СССР. Учредителями стали 12 ведущих творческих и научных организаций Советского Союза. Среди них Советский Фонд Культуры, возглавляемый философом, писателем и «совестью эпохи» (как его тогда называли) – Дмитрием Сергеевичем Лихачевым; Фонд Мира – во главе с чемпионом мира по шахматам Карповым Анатолием Евгеньевичем; Академиея Художеств во главе с Президентом Академии СССР Угаровым Борисом Сергеевичем.

Первым Президентом СФР был избран писатель и драматург Лакшин Владимир Яковлевич.

В бюро Фонда вошли заместитель министра иностранных дел СССР, чрезвычайный и полномочный представитель СССР в ООН Воронцов Юлий Михайлович, впоследствии ставший Президентом МЦР, академик-секретарь отделения литературы и русского языка Академии наук СССР Челышев Евгений Петрович… Впоследствии друзьями Фонда, когда он уже примет другую форму и название - Международный центр Рерихов, - стали известный государственный деятель России, экс-председатель правительства РФ Е.М. Примаков, крупный общественный и государственный деятель, ученый-геолог академик А.Л. Яншин, дирижер академического симфонического оркестра государственной филармонии Санкт-Перербурга, полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством» Ю.Х. Темирканов, космонавты А.А. Леонов, В.А. Соловьев... Перечисление всех самых известных в стране личностей, сотрудничавших с МЦР за все время его существования, заняло бы не одну страницу. Словом, элита страны – лучшие представители искусства, культуры и науки - встали под Знамя Рериха. В кабинете Президента Казахстана Нурсултана Назарбаева стоит Знамя Рериха с подписями космонавтов страны. Это Знамя проделало не один виток по орбите вокруг Земли, чтобы найти место в достойном ему кабинете. Командой Нурсултана Назарбаева каждый год проводилась международная конференция под девизом Учения - «Мир через Культуру». Но всего и всех не перечислишь…

В девяносто первом страны Советов не стало, и преемником СФР стал Международный центр Рерихов (МЦР). В январе 1992 года общественная организация МЦР была принята во Всемирную ассоциацию неправительственных организаций ООН.

К спору о правопреемстве в связи с переименованием СФР в МЦР, поднятом «тьмой», вопрос к вам, читатель: если ваша мама поменяла фамилию, от этого она не стала чужой мамой?

Так что, если у тебя есть голова на плечах, то ты не пополнишь когорту злопыхателей на МЦР только оттого, что юридическая казуистика, раздутая по инициативе псевдорериховцев и корыстных служителей минкульта, пытается доказать обратное вот уже не первое десятилетие. Их цель остается прежней – захват имущества, уж очень лакомый кусочек для чиновников от якобы культуры представляет собой не только творческое наследие Рерихов, оцененное в миллиарды, но и прекрасно отреставрированная на средства общественности мира усадьба Лопухиных. И если это произойдет, и чиновничье право возьмет верх, то можно констатировать только факт того, что мы, как народ, деградировали и позволили чиновничьему праву попрать Культуру… И сколько нужно будет времени, чтобы все начать сначала…

«Культура – это духовно-этический потенциал человека, общества, страны. А цивилизация – механическое устройство жизни, ее бытовых проблем» - вот такое понятное определение дала Л.В. Проще не бывает.

И еще! МЦР – не исповедует никакой имеющейся на планете религии, так как религия представляет собой различные оболочки духовного познания. Агни Йога же представляет во всей полноте дух. И он не может быть под чьим бы то ни было господством…

***

После теплой беседы о деталях моей будущей работы Л.В. повела меня в пресс-центр. Руководила им тогда Наталья Григорьева-Тоотс. В одном кабинете с ней находилась и Галина Шпилько - директор книжного салона-магазина, единственного на тот момент источника средств организации.

Так началась моя работа в СФР…

СФР, как и вся страна, переживал не лучшие времена. Не было элементарного: ни оргтехники, ни бумаги. А постоянное использование архивного материала Учителей могло привести к его необратимому износу. И я решила предложить Л.В. ксерокопировать его на нашей общей с МИДом технике. Пришлось хорошо поработать, чтобы убедить свое вышестоящее руководство в необходимости помочь этой замечательной общественной организации. Через пару дней я принесла Л.В. договор о сотрудничестве. Быстро пробежав текст глазами, она резко отодвинула его.

- Нет. … Я его подписывать не буду!

Я внутренне оторопела! Мне так не просто было проделать эту работу! Там, у нас, все поняли. А тут… такой пассаж!.. Кровь прилила к лицу!..

- А что вас, Людмила Васильевна, не устраивает в этом договоре?.. Мы берем на себя ваши нужды, не предъявляя вам никаких счетов. Вас это к чему-то обязывает?

Л.В. нерешительно взяла договор, еще раз пробежала глазами, и … подписала.

С того момента наш отдел и постовые стратегического здания страны на Садовой-Сенной лицезрели ходоков из Фонда. «Пропуском» служила моя персона…

Работа потекла. Я стала чем-то вроде «золотой рыбки». Все что ни задумают, я выполняла. Ксерокопирование книг и документов – пожалуйста, оргтехника – пожалуйста, оплата арендных помещений выставок – пожалуйста. Вместе со Светланой Белинской - та тоже тогда работала на общественных началах - мы брали финансовую часть на себя, привлекая своих близких.

В связи с такими образовавшимися возможностями у Натальи Тоотс родилась идея начать публикацию «Информационного вестника». Мы с энтузиазмом поддержали это предложение. Мне пришлось задействовать еще и Вычислительный центр двух министерств – МИДа и МВЭС. Мои сотрудники ночами набирали текст. Потом печатали, брошюровали. И вывоз тиража, не обремененный никакими формальностями, делался благодаря моим добрым отношениям с коллегами.

Первый номер «Вестника» вышел в феврале 91-го.

Здесь, на той же технике МИДа, Л.В. размножала опись многочисленных и многостраничных документов Наследия. Все это время работы, она, как «командор», стояла на своих больных ногах, не спуская глаз с документов.

Аппетиты в СФР росли, мы уже вылезали за рамки договора. Но дружеские отношения со стороны коллег двух министерств решали и эти проблемы, все, кто были вовлечены в мою орбиту, теперь тоже работали на СФР.

Пообвыкнув, мои «подружки» в СФР сначала робко, потом смелее стали обрабатывать меня, давая понять: Л.В. якобы самозванка и скоро ее время закончится. Есть якобы единственно «истинный» человек на это место - Р. Рыбаков, автор статьи «Медлить нельзя», опубликованной в газете «Известия» в 1989 году и ставшей предтечей создания СФР.

Я пыталась втолковать им, что они заблуждаются, это Л.В. - единственное доверенное лицо самих Учителей, а С.Н. Рерих, отдавший в ее руки Наследие, лишь проводник Их воли. Я искренне всеми силами пыталась помочь Н. Тоотс и ее компании это понять. Но тщетность моих намерений озвучили Свыше.

- Ты обрати внимание на ее глазницы! - в ужасе от моих амбиций, в качестве неоспоримого аргумента Сестры по Гималайской Обители дали характеристику Тоотс. Но я не только проигнорировала их совет, но и устроила им выговор.

- Ну если мы еще будет обращать внимание на их глазницы, то тогда зачем мы пришли на эту планету?!

И родились строки:

Что ищешь в Богах, ставшими людьми?

Корректности поступков?

Плавности речений?

Иль дел благих?

Земных преоборений?

А Боги, ставшие людьми,

Земными стали жить делами.

И тут прости уж, не ропщи!

А в корень зри!

Они, как та змея,

Нацелив путь - главою не свернуть!

На то - извивы тела!

Ну и вообще, твое ли это дело,

Что Боги тоже носят тело!

- Это для тебя с приветом Оттуда, - передала я Наталье эти строчки.

Прочитав, Наталья лишь передернула плечиками. А Белинской сказала:

- Шпилько права, Г.И. на всех планах защищает Л.В.!

Как оказалось, чтобы узнать, нет ли у меня «двойного дна», красавица Галина «подключила» своих экстрасенсов. Галина ставила меня в тупик своей «ежевечерней исповедью» - она звонила, просила совета, как ей поступить в том или ином случае в работе с Л.В., и … постепенно «сдавала» Тоотс…

Словом, вскоре я поняла, далеко не небожители здесь работают…

А мой выговор гималайским Сестрам остался в памяти навсегда, заставив меня принять знание: «…тогда зачем мы пришли на эту планету».

Мы пришли на эту планету...

«Ты пришла в этот мир со знанием Учения для практической его реализации».

Слова Учителя в очередной раз высветились перед моими глазами, как на электронном табло…

Поздней осенью 1991 г. в Таллинне местным Обществом Рерихов и его председателем Кирой Алексеевной Молчановой был организован семинар, посвященный восьмидесятилетию со дня рождения Павла Федоровича Беликова, писателя, поэта, большого друга семьи Рерихов, их биографа, а «по совместительству» - скромного труженика-бухгалтера.

Наталья Тоотс позвонила мне и тревожным голосом сообщила:

- Галина, выручай. Мне надо быть в Таллинне на Беликовских чтениях. Тем более, юбилейных. Кира не прислала мне приглашение. Это плохой знак… Она уже давно что-то замыслила против меня. Я знаю, как к тебе относится Л.В., и они не посмеют в ее присутствии нас не пустить… 

В Таллинн мы отправились втроем. С нами еще была Светлана Белинская, верный «Санчо» Н. Тоотс. Светлана была членом московского Общества Рерихов, как и Тоотс. «Блаженная», дала я ей тогда определение. Высокая, непосредственная, слегка удлиненное лицо в обрамлении белокурых локонов, и пухлыми щечками. Приятная особа, хотя с нездоровым уклоном в эзотерику, пришлось по ходу «рихтовать»…

Я узнала ее. За три месяца до знакомства она предстала в видении, так меня насторожившем. В нем появился еще и одиозный экстрасенс, «самый сильный в мире», как он себя преподносил. Как же! Ему подчинялись толпы, он «вылечивал» народ стадионами, он руководил хирургическими операциями без применения наркоза, анестезируя на расстоянии, только силой своей психической энергии!

Вот это видение: старая Рига. Я на первом этаже высокого каменного дома с огромными полукруглыми окнами с видом на море. Внезапно на нем все изменилось, начался шторм. Волны стремительно стали расти и приближаться к берегу, а там, на волнорезе, еще ничего не понимая, стоит мой малолетний сын! Его хрупкая фигурка маячит среди брызг, словно прутик. Вот-вот волна накроет его! Остро пронзает мысль - добежать не успею! И тогда я прибегаю к крайней мере, использую свои эзотерические знания и силу: вбегаю в комнату соседа, там стоит ведро воды, приготовленное для мытья пола, выливаю его на пол. Вода не растекается, а наоборот, отталкивается от стены, в которую энергетически направлена волна с моря, образуя наклон, и вода концентрируется в ложбинке. Но понимаю, моих сил недостаточно! И тут вижу соседа. Он всегда с обожанием относился ко мне. В нем я узнаю Кашпировского. Раздумывать некогда, я хватаю его руки, замыкаю в кольцо… и вижу в зеркале воды: волны отступили! В полном изнеможении отпускаю руки соседа… Все! Беда отступила!

Дальше я веду с пирса дочь, поддерживая ее за плечи. Она чуть старше сына. Ее продолговатое с пухлыми щечками зареванное лицо обрамляют белокурые локоны, а рот, как и язык, о - ужас! Чер-ны-е!..

Я вымываю пол в комнате соседа, и веду с ним беседу:

- Если бы не обстоятельства, я не позволила бы себе подключить тебя к своему полю, поскольку в тебе еще нет осознанного понимания своей энергии. Ты бравируешь ею, а это зло. Ты должен постичь еще очень многое, чтобы уметь ею пользоваться. Дай мне слово, что не злоупотребишь нашим доверием!

Я окидываю взглядом его жилище, вижу сквозь стену его жену и двух детей. Они и сейчас в этом воплощении с ним в том же качестве и количестве, и тоже вне его жилища. И осознаю - вот почему контакт с Кашпировским весной 1990 года за полтора года до этого видения произошел легко и под моим управлением...

Когда спустя три месяца я встретилась со Светланой Б., это видение всплыло в моей памяти и долго мучило, пока я не рассказала ей об этом.

- А почему рот был черным?

- Сама хотела бы знать…

«Но символ - говорящий», проклюнулась горькая мысль в сердце и быстро исчезла, настолько домашние у нас к тому времени сложились со Светланой отношения… «Куриная слепота», как я называю карму, одержала верх… И не позволила принять очевидное! Она моя дочь в том воплощении, а ее сын тогда был моим сыном, из-за которого и произошел весь этот «сыр-бор»… Но что сделано, то сделано, как и то, что Кашпировский сейчас неправедно использует энергию… Не самое это лучшее в жизни - подчинять своей воле больной народ, делая из него пьедестал для своей самости… А потом эту нездоровую энергию множить и выплескивать на больных телом и духом людей… Вот почему медики констатировали факт массового вызова скорой помощи во время телевизионных сеансов Кашпировского. Жертвой таких сеансов стала и сестра моей подруги по МЦР… Все это закончилось трагедией…

«Прошли века, вина осталась», вспомнила я слова Учителя в горький момент констатации своей причастности к экстрасенсорным способностям Кашпировского, не одухотворенным этическими знаниями Культуры…

…Таллинн. Прямо с поезда мы пришли на конференцию. Л.В. уже сидела с краю в первом ряду. Кира же стояла с гостями в конце зала и уже стратегически проигрывала нам. Увидав меня, Л.В. поднялась и радостно заспешила навстречу. А дальше все произошло, как и хотела Наталья Тоотс: молниеносно окинув взглядом нашу компанию, Л.В. взяла меня за руку и увлекла за собой на глазах изумленной публики и подоспевшей к нам сердитой Киры. Девушки быстро прошагали в зал…

Л.В. посадила меня рядом с собой, и, несмотря на докладчиков, увлеченно что-то мне рассказывала и рассказывала. Я понимала, что попала между молотом и наковальней, но ничего не могла изменить... Кира несколько раз делала ей замечания. Но это не действовало. Мне было неловко, я ощущала себя виновницей, и понимала, каким пятном все это ляжет на меня, не на Л.В., а именно на меня. Но Л.В. продолжала говорить и говорить, и ничто не могло ее остановить. Это заставило меня вспомнить рассказ Балашова, когда эти две подружки «не разлей вода», как говорил Балашов, Л.В. и Румянцева, так же вели себя на заседании в Союзе Писателей, когда из Индии прибыл высокий гость из миссии Рамакришны…

Но вот, наконец, объявлен доклад Л.В…

Я с трудом вникала в ее выступление, поскольку вся была в потоке той энергии, что «сверху» лилась через меня: неземной огненный золотой свет заполнял пространство передо мной, и, куда бы я ни направила свой взгляд, он следовал за мной. Наконец, Л.В. закончила, опустилась в кресло, прерывисто дыша:

- Впервые так тяжело было говорить, словно на плечах весь мир держала.

- Так и было! Мир слушал. И потому такая энергетика шла!

- Правда? - словно ребенок, переспросила Л.В.

- Правда!

В тот день она была, как всегда, в центре внимания. И импровизированный «круглый стол» «крутился» вокруг нее. Это было время скупых возможностей расширить свои знания о таинственном философском наследии и жизни Рерихов. А Л.В. оказалась «осью» между нами и Учителями Высокой Обители.

С приходом в МЦР я тоже стала «осью» между миром Л.В. и миром Гималайской Обители. Я ощущала, как Их свет при нашей встрече лился из моих глаз, заполняя собой все пространство и вовлекая в него каждого присутствующего. Было не просто держать два мира на плечах, да еще к тому же не привлечь к себе внимания. И только пылающие щеки и еще большее сверкание глаз выдавали меня. Но это для «пытливого читателя», как любила говорить Л.В. И еще надо было держать равновесие – не потерять нить разговора. Вспоминала, как еще в школе, часто уходила «в себя» и «витала в облаках», как жаловались учителя маме. Эти крылатые выражения подтверждают единство двух миров в сознании ребенка, еще не замурованного материальным миром…

***

Первый день закончился, и нас, прибывших из других городов, стали «разбирать» на ночлег. Я «сюрпризом» пошла в гости к своим таллиннским друзьям. Они жили в самом центре города. Вяйно Раянгу был тогда министром образования, самым молодым в истории Эстонии. Он прошел с нами путь по всем городам от Тольятти до Набережных Челнов и Москвы, когда еще был студентом и членом ЦК комсомола республики. Накануне Олимпиады, что должна была состояться у нас в Москве, мы тоже были их гостями, и в Книге почета в Ратуше даже оставили свои автографы.

Что собой представляют эти друзья из Прибалтики, показала зима 1971 года, снежная и суровая. Мы с Борисом ждали приезда Вяйно и его друга – Урмаса. У Урмаса заканчивался последний год института, и он мечтал пройти практику на нашем автозаводе. И Борис организовал ее.

Они приехали в Тольятти, когда уже смеркалось. Вышли не на той остановке, и заплутались. Встречным хотелось помочь, но город только заселили, и никто так и не смог сориентироваться в этих «кварталах», как поначалу долгое время назывались наши улицы. Уже отчаялись, ночь на дворе, трескучий мороз. И очередной «Сусанин» не стал испытывать судьбу наших гостей, он привел их к себе домой. Их накормили, напоили, и спать уложили. Утром, наконец, они нашли нас.

- Это же надо! У самих семья большая, да нас еще приютили! Вот народ! Вряд ли эстонец так поступил бы с русскими парнями. Хотя, как мой дедушка говорил, тот, кто умеет работать, тот и умеет ладить с любой властью.

Ну, прямо мудрость из «Агни Йоги»: «Приспособляемость качество высокого духа». А в Таллинне, в 1991-м, благодаря влиятельным родителям Урмаса, детям того самого дедушки, перед нами были открыты двери Ратуши, а в варьете нашими были самые почетные места. Алле Борисовне тогда пришлось смотреть кордебалет через наши профили.

- Что, Галина, не захотела сидеть рядом со своей именитой соотечественницей, - ехидненько спросила Майли, жена Вяйно.

К сожалению, я сама спровоцировала этот вопрос. Мне предложили выбрать место, и только я решила было сесть, но, увидав за соседним столиком эпатажную даму с распущенными, на мой взгляд, не чесанными рыжими волосами, в атласном белом обтягивающем платье с белым боа на шее, тут же пошла дальше.

Дорога к дому друзей шла мимо Ратуши. Обратила внимание на танки, жуткие заградительные нагромождения, и вообще... Словом, девяносто первый год!

Прибалтика одна из первых заявила о своем нежелании быть в составе СССР. В Риге, Вильнюсе, Таллинне прошли протестные демонстрации. Не обошлось без человеческих жертв, и русского человека здесь готовы были разорвать на части уже только потому, что он русский.

Перед глазами предстало видение 1988 года. Тогда я ужаснулась разрухой, якобы совершенной космическим кораблем «из-за какой-то Галочки». А на самом деле за три года до событий мне показали уже сложившееся их клише: весь огромный Советский Союз станет жертвой «мутных и грязных вод», несущихся с запада.

Словом, «Эволюция движется вспышками революции». Люди - самое главное, что выкристаллизовывает это суровое время…

Дома никого не оказалось. Как сообщили соседи, Вяйно со всей семьей уехал на похороны отца. Ничего не оставалось делать, как пойти в гостиницу «Виру», стоявшую в самом центре города.

Администратор, опасливо оглядев меня с головы до ног, посмотрев мой паспорт, спросила:

- Как же вы в такое время! Да еще и одна!.. И одноместных номеров нет…

- Всего одна ночь. Меня устроит любой вариант оплаты.

Администратор еще раз оглядела меня:

- Да еще в такой шубке…

А шубка была подарком Свыше. Борис был в командировке в Дании. А у меня в то время прошло видение: вижу, как от берегов Японии отчаливает пароход. И на нем уже стоит темно-фиолетового цвета «Тойота-Королла». Это для Бориса. А дальше, в Англии продавец сверху цепляет палкой с вешалки норковую шубку. Так мы и получили подарки Богов.

Шубка действительно хороша! Я давно мечтала о такой, еще со времен работы в редакции Волжского автозавода Тольятти, когда приходилось страдать из-за свирепых ветров и жестоких морозов. Шубка длиннополая, легкая, изящная, уютная, и отлично защищала от ветров и холода! И очень кстати: поговорка - «встречают по одежде» работала безотказно!

Я оглядела себя глазами хозяйки гостиницы, действительно, опрометчиво я поступила, отказавшись от предложения таллиннской подруги Светланы провести ночь у нее…

- Не волнуйтесь, мы вас не выдадим. Вы готовы оплатить двухместный номер? Зато туда входит завтрак в ресторане. Только не советую сейчас выходить из номера.

В Москву к удовольствию своих коллег я приехала с большим и вкусным тортом. Так его тогда могли приготовить лишь в Прибалтике…

Из дневника:

(26 января 1991 г.)

Среди хаоса событий пришла радость – из фонда Рерихов Люба Лунева принесла два тома писем Е.И., первый и второй. Издание Рига, 1940 года. Книги личного пользования Е.И. с ее вычиткой, исправлениями, добавлениями, уточнениями, подчеркнутыми красным карандашом строками, с ее закладкой из текстиля цвета пурпура с желтыми полосками. Для ксерокопирования, чтобы сохранить подлинники…

***

(27 января 1991 г.)

Из сна: я читаю детям стихи Балашова: «Счастье живет за стенами юдоли» и т.д. Потом учила их летать. Показывала, как можно управлять в полете телом - выше, точность, контроль…

Счастье живет за стенами юдоли

В неисчерпаемом Слове-Числе.

Лики покоя и образы воли –

Крайние тени его на земле.

Но обрати повседневное око

К сердцу: в нем тысяча солнц зажжено.

Счастье! В тебе обитает оно.

Но далеко до него, так далеко!

***

(28 января 1991 г.)

Перед сном: осветилась золотом икона Ильи Пророка…

Из сна. Огненное небо сплошняком в ярых сгустках шипящей энергии. Она намагничивается на мое тело, и я увожу ее из города далеко-далеко…

Небо изменилось. Оно уже в рваных догорающих клубах огня. Оно уже локализовано, как в топках домны, под контролем…

***

(14 февраля 1991 г.)

Передо мной великан, молодец в шлеме, как у «Трех богатырей» с картины Васнецова. Я с кем-то разглядываю его и комментирую. Он ярко-оранжевого цвета в муар или словно такыры на выжженной зноем пустыне, или огненной лавы, что варится в домне…

Он подходит ко мне и приглашает на вальс. Я с удовольствием танцую с ним и притом не касаясь ногами пола…

Кто это был? Илия!

***

(16 февраля 1991 г.)

Из сна: Учитель М. о значении Ииссы:

- Он Первый среди нас. Он - в человеке.

***

(22 февраля 1991 г.)

Видение. Л.В. предлагает мне монету, круглую, светлую. Но монету. Я не беру. Она опять. Я не беру. И чтобы больше не возникала, откидываю ворот платья-«водолазки». Я носила это платье в начале семидесятых, мне его Борис привез из Италии. А под ним ожерелье серебряное с висящими на нем огромными граненными огненными рубинами… Действительно, что мне ее монеты…

Очнулась. Поняла, что Л.В. будет предлагать мне перейти в МЦР. Но я не горю желанием. Мне уже не кажутся небожителями те, кто там работает. Наоборот, мои прежние рабочие коллективы были интереснее и выше духом. Да и в том статусе, что сейчас, принесу пользы больше.

***

(23 февраля 1991 г.)

Дневное видение. Присутствовала на митинге на манежной площади в поддержку армии и М.С. Горбачева и вышла из сна со словами:

- Почему человек не входит всеми планами в себя, а лишь лениво закупает знамена?

***

Днем, приблизительно в четыре часа… Видение.

Я в двухэтажном особняке Аравийской пустыни. Передо мной Садам Хуссейн. На голове его знаменитый берет… Оглаживает усы. Роста небольшого, чуть выше меня. Телосложение умеренное. Я в белом нежном платье, словно невеста. Значит, по космическому праву и сверхважная задача... Он танцует со мной, упираясь всем телом в грудь. Но я не ощущаю боли. Танцуем слажено. Констатирую – знает цену близости с женщиной. Но любовь для него – не главное. Вдруг он резко поворачивается ко мне спиной, но мы продолжаем так танцевать... Чувствую интимность нашего танца. Но вдруг все пропадает в самый острый момент.

Это вторая моя вылазка к нему. Цель одна - прекратить войну. Любовь - единственное средство, способное решить этот вопрос.

***

Вчера и сегодня в Москве температура скачет неимоверно. Сегодня минус 27, а вчера было плюс 2. Вот такое резкое похолоданье. С ветром. До этого уже которую неделю чувствовала рост подземного огня. Вокруг ужас Армагеддона. А мы в эпицентре вообще. Весь Советский Союз в перестройке… Второй год гражданская война в Закавказье, сейчас – в Прибалтике, в Кувейте – война века. Если бы не мороз, землетрясение было бы обеспечено…

***

Смотрю на портрет Е.И. работы Святослава. И сердце радуется! До чего же хороша! И как женственна! В этом ее величие вдвойне. В этом пример великий, как, живя на земле, найти себя в духе. Ничто не могло ее приземлить – ни роль жены, ни роль матери, ни умение носить красивые вещи и украшения… Вот яркий пример того, как, живя на земле, в людской гуще, быть святой, не прячась в монастыре…

Этого-то ей святоши простить и не могут… «Святоши», так моя бабушка Катя и мама называли спекулянтов духа, якобы правых и славных…

***

Да! После радости от подарков Шапошниковой, репродукции картины Н.К. «Слава герою» ночью я оказалась Там, в Обители. И все так естественно. Ощущение того, что я – из Них. На той репродукции «Слава герою» в витраже храма на белом коне и в форме воина – оказалась я… Вот так Учитель пополняет информацию обо мне.

Интересно, а зачем все это? Ну мало ли кто кем был? Главное – кто ты сейчас. Да не по социальному или родовому положению, а по духу. Так для чего?.. После этого я себя чувствую как после просмотра фильма. Ну и что? Значит, это дается для чего-то еще? Ну чтобы знать свое окружение и знать, как с каждым из этих персонажей себя вести, стоит ли опираться на него, или он «болотная кочка» и подведет в самый ответственный момент. Ну не любопытства же ради тратится такая энергия!..

А может, все же для уверенности в себе. Знать, что все сложится, если устремиться и не жалеть себя. Полагаю, да. Дари Любовь! Ее много не бывает…

***

(26 февраля 1991 г.)

Из транса: не успела заснуть, как передо мной появился Камень… овальный... с голубым огнем свечением и с верхней каплей живого янтарного космического солнечного свечения… Потом сиренево-розового… Слышу: «…от Ориона..»

Очнулась приблизительно в час ночи. Ступни полыхали огнем! Вытащила из-под одеяла охладить.

Что это? Стремительность вхождения в мир физический?

Выхожу из сна с памятью того, что произошло еще одно очень важное событие в моей личной жизни в Мире Тонком: я показываю тезке из Тольятти перстень серебряный. Он похож на мой с финифтью. На лазурном фоне – красная роза. И все это в оправе их трех мелких шариков сверху и снизу, знак Триединства. Ношу редко. Голубое поле начинает светиться изнутри нежно-голубым светом, а в верхней части слегка вправо проявляется зерно светящееся, вернее, это больше похоже на каплю, которая пробивается светом густой янтарной смолы. Я говорю Галине:

- Смотри! Смотри! Это тот самый Луч созвездия Орион. Звезда Учителя!

А эта капля становится как то, что я постоянно вижу правым глазом, – фиолетово-розовый Луч. Он прокручивается, словно развертка, освящая всю меня…

И тут появляется мама. Она пытается выдернуть из-под моего светящегося обруча на голове Галину, но я наперекор со всей силой прижимаю ее к себе…

***

Приходил в гости Саша, друг и помощник Наташи Бондарчук.

Мы познакомились с ним на Алтае в доме у Владимира Ивановича. Я была их приглашенным гостем. На ночь Татьяна с Володей приготовили мне постель на веранде. А Наташе предложили уйти к своим детям из «Бэмби». Но она предпочла ночевать в палатке Саши. И, якобы от греха подальше, положила меж ними кортик, что подарил ее матери один поклонник. Так она сказала. Вот с того времени они и вместе, и клинок не помог.

Саша сообщил, что он снялся в главной роли в фильме Наташи «Сергий Радонежский» по ее сценарию. Она еще в Замульте читала нам его, когда мы пришли с похода.

***

Явь. Легла спать, выключила свет, уже в темноте отметила: густые фиолетовые с розоватым оттенком широкие кольца отходят один за другим от груди, словно кольца плотного дыма площадью примерно в полметра. И вокруг серебряные искры…

И вообще, левым глазом в любое время дня и ночи вижу на фото Учителя, как через Его правый глаз идет на меня голубой луч и знаки. И еще второй - фиолетово-розовый луч рядом с фото…

***

Из средств информации: Ирак. Садам Хуссейн, наконец-то, принял решение вывести свои войска из Кувейта... Даром наш танец не закончился… Любовь победила…

***

Дневной сон.

Это уже Бог знает что! Мы с Тоотс в церкви ли, соборе. Кто-то говорит мне:

- Они не той веры.

А я в ответ:

- А как это может коснуться нашей души? Разве ей можно что навязать?

***

Постоянно настигают знаки, говорящие о Рерихе Н.К. А вот и мой меч, меч Жанны, «Экскалибур»... и знак - Око Всевидящее… И опять дата - 1994 год… Что она означает? Мой срок работы в СФР? Почему? Что за этим стоит?

***

Читаю книги писем Е.И. из ее личной коллекции. На сердце – благодать… Четко выступает геометризированный прямоугольник на груди – бьет энергией Любви… и весь сияет ее огнями. И даже не прямоугольник уже, а шестигранник, «Купина неопалимая»… Он захватывает горловой центр и уходит в Кундалини…

***

Дневной сон. Я среди «демократов». Это в здании какого-то института. Главный среди них крутит меж пальцев пистолетом. Выпендриваясь, он направляет его то на одного, то на другого. Дошла очередь до меня. Я пристально смотрю ему в глаза:

- А вот этого делать не надо даже в шутку. А особенно со мной.

И резко отвожу его дуло под одобрительный смех сотрудников института.

- И вообще, - говорю, - ты не вожак, а убийца. Соображать надо, – мысль материальна.

***

Из сна. Кто-то ходит по моим заповедным местам, вынюхивает секрет моих возможностей… Даже знаю, кто. Шпилько. И не скрывает - это ее друг экстрасенс работает по их с Натальей Тоотс заданию. Ну и Бог с ними. Убедились, что нет у меня двойного дна. О чем она и сказала.

***

(1991 г. Февраль)

Открытие выставки работ Н.К. Рериха в зале Союза художников СССР. Зал – красивейший! Среди картин «Твердыня», «Триптих», «Чинтамани», «Св. Сергий», и «Гималаи», «Гималаи», «Гималаи»… Словом все, чем он жил.

Были посол Индии, Председатель Моссовета Попов, академик Челышев Е.П. и др…

Народу больше, чем ожидали. ТВ, СМИ! Словом, Наташа Тоотс постаралась. Молодец, профессионал.

Семинар же прошел драматично и в холодном зале какого-то помещения от культуры. Хотя семинаром я его не назвала бы. Скорее всего, съезд, конференция. Народ собрался со всего Союза, не менее ста человек.

Оппозиция во главе с Румянцевой, Рыбаковым и Сидоровым отправила к нам своих «делегатов». Их, самых ядовитых, было трое. Один из Кемерово, другой - не запомнила. А третий - председатель севастопольского общества Рерихов. Тот был особенно желчен. К тому же все они были сильны нижайшей энергетикой. Они встали позади так, чтобы все в зале были в их поле, и устроили энергетический бой не на жизнь, а на смерть. Их ядовитые стрелы летали по залу, пытаясь достать Л.В. Я это ощущала и видела, как от меня исходила энергия червонного золота. Поняла, что стала ее оберегом. Я помню из рассказов Галины, как на конференции в Новосибирске такие молодчики ранили тонкое тело Беликова, когда тот рассказал им о жизненном пути Рерихов. По их представлению Рерихи вообще и в туалет-то не должны были ходить… Беликов так и не оправился тогда от удара.

От этих энергетических террористов так и исходили черные круги, и так и били по сердечной чакре. Я закашлялась так, что поняла - без помощи Учителя не обойтись! И стала читать его молитву…

Приди ко мне, Любовь моя,

Приди и защити меня.

Преодолей грозу разлук,

И разорви порочный круг

Страстей, стяжательств и утех.

Дай Божество. Одно. На всех.

И только после третьего чтения кашель затих. Меж нами и «террористами» выросла энергетическая стена червонного золота. Прямо как в романе Ивана Ефремова!.. И тут – бумеранг! Начал кашлять враг! Да так долго! Я все поняла. Против Иерархии не попрешь!

Я впервые сознательно использовала силу мысли…

Сегодня атака отбита. Завтра Л.В. должна взять инициативу в свои руки и показать себя водителем движения. Иначе нам удачи не видать!

Л.В., Галина и я молча шагали по заснеженной дороге. Наконец не выдержали, начали анализировать. После чего наметили план - завтра надо сделать чудо, чтобы народ поверил и пошел за ней.

- Ну, расскажите о чем-нибудь таком, чего никто еще не знает. Ведь через ваши руки прошло наследие Рерихов! - настаивали мы с Галиной.

- Да… Я знаю, что надо сделать.

И сделала. Вошла в зал, переполненный народом. Бросив портфель на стул, сразу же сходу стала рассказывать о Елене Ивановне…

На нее любо-дорого было смотреть. Она светилась, словно фиолетовый факел. Тьма отступала со скоростью звука! Теперь Л.В. для этих мракобесов была недосягаема. Мы полностью владели залом. Оратор она прекрасный. К тому же, когда знаешь, о чем говоришь…

Так враг был отброшен… Но они же не успокоятся… Придется и дальше стоять на страже.

А после перерыва все перешли в другое помещение. Его, как я поняла, предоставил академик Челышев. Он же и начал заседание… Здесь состоялось рождение совета рериховских обществ СФР. Я предложила кандидатуру Галины Ивановны Кальжановой из Тольятти и Нины Быстровой из Ленинграда.

***

(2 марта 1991 г.)

Второй трудный день позади... Знала, что тяжело поднимать Шапошниковой это движение. Но не ожидала, что до такой степени! Очень темный народ приехал. Сколько самости, невежества, и просто «терактов» на энергетическом плане! Кемеровчанин превзошел всех. Он даже не стеснялся бравировать своими возможностями. А это еще и врач!

Завтра решающий день! Надеюсь на Л.В.

***

(3 марта 1991 г.)

Ура! Мы победили. Враг отступил с позором. Так конференция прошла нелегкая.

***

(6 марта 1991 г.)

Наконец-то я осталась одна. Сколько знаков Любви я принимаю от Учителя! Такая благодать на сердце при этом!..

Он появился в разрезе драгоценной породы, как там на «Триптихе»… Сначала в фиолетовом свечении, потом контур рубиновый…

Долго беседовали. Я едва заставила себя оторваться и сделать запись, выхватив его слова: «…Приблизить сознание и расширить…»

С Шапошниковой надо бы встретиться «тет-а-тет», и чем раньше, тем лучше…

Из сна: я говорю Эдуарду Балашову: «Я ухожу от тебя. И навсегда… Но мы не теряем друг друга из вида…»

Очнулась и вздрогнула. Вспомнила, как он окрысился на меня, узнав про мои отношения с Шапошниковой. К сожалению, он и ассоциация «Мир через Культуру» выбрали не путь Света. Потому, как я осознала, Учителем было сделано все, чтобы я не ввязывалась в их работу штатно. А то я так одно время переживала из-за этого…

А Л.В. держала в руках Камень с Ориона. Такую возможность ей предоставил Святослав. Камень прилип к ее ладони. Святослав едва отодрал. Сказал: «Еще успеешь». Ему тогда было уже ясно, что у Л.В. это миссия…

***

(17 марта 1991 г., 21 марта 1991 г.)

К нам в МВЭС на Садовую-Сенную пришла Л.В. Я организовала ей на множительной технике МИДа ксерокопии документов, включая самые-самые. Она не отходила от ксерокса, пока все не закончилось. Разговорились. Я решилась рассказать ей о том, что в 1989 году в Мире Тонком помогала ей в подготовке наследия Рерихов к отправке в Россию:

- «А это письма Е.И. к Н.К.»

Спросила, есть ли эти письма в архиве. Она ответила утвердительно.

- А в следующий день я вылетела с воспоминанием: «А это «Мир Огненный», часть четвертая». Есть?

- Есть. Это опыт Е.И. при формировании огненного тела. И публиковать их пока не будем. Не по сознанию. И вообще эти тринадцать книг Учения лишь малая часть…

***

(1991 г. Весна)

Перед Пасхой.

Из видения: в районе метро «Третьяковская» на площади стоит круглый широкий деревянный помост. На нем стоит Илья Пророк. Ну прямо загляденье – легендарный добрый молодец из русской сказки! Высокий! Косая сажень в плечах, рукава рубахи закатаны, видны могучие бицепсы, волосы русые, волнистые, стрижены «под горшок», шея крепкая, глаза добрые, всевидящие… На нем фартук огнезащитный. Перед ним наковальня и пылающая топка. Рядом в таком же фартуке стою я. Ростом едва ему до плеч... Он дает мне свой огненный молот. Он массивен, тяжел. Но я не чувствую тяжести. Я держу его обеими руками и, словно олимпиец по метанию молота, очерчиваю вокруг себя огненный круг… Летят искры, в ужасе народ метнулся от помоста…

Замечательно! Я под огненной защитой, недосягаема…

***

(24 марта 1991 г.)

День Учителя. Выставка работ Н.К. Рериха в Фонде. Остановилась у «Триптиха».

Вижу фиолетовый круг… В нем появляется голубой треугольник с острой вершиной… Это знак Оттуда… И обрывок фразы Учителя: «…Иди сердцем… И чаша пусть утвердит…»

Вижу Луч Учителя… «Явление Луча Нашего дается только близким духом…»

Лестница Иерархии на этот раз оказалась слева… Иди… Осталось в памяти: я прошла через кимберлитовую трубу, что на «Триптихе», и оказалась рядом с Учителем…

Одна последняя ступень…

Одна последняя дорога…

И вот уже ты у Порога…

…И нет на ней уже тех знаков

Замысловатостей круги

На мрамор так ее легли,

Что не видать уже узора -

Одна лишь мудрость,

Простота…

И в Беспредельность стремена…

Одна заветная ступень.

Одна заветная дорога.

И вот уже ты у Порога.

Переступи. Взнуздай. Сумей.

А глаза у Учителя голубые-голубые, и смеются иронично, с прищуром… Это надо почувствовать, как Великий не растворяет в себе, а делает уверенной в себе, в Любви Его, что я одна из необходимых веточек в древе жизни не только на земле…

***

(27 марта 1991 г.)

Много знаков мне было дано, чтобы признать себя посланцем Той страны. Но не буду делать этого, дабы не преградить путь Домой.

А я оберег Л.В. и всех, кто идет в ногу с нами. Всех, кого я помещаю в свое сердце…

Меня что-то ждет в скорости... То, ради чего я пришла в эту жизнь. Главная тайна моего бытия.

***

(11 апреля 1991 г.)

Утренний сон. Опять где-то читаю лекции по Живой Этике. Заканчиваю тему одиночного подвига. Кто-то задал такой вопрос. И это уже норма. На вопросы отвечаю так, что самой нравится. Ответы связаны с «Иерархией». Как раз ее сейчас читаю.

Еще пробежала по трактату «Ищущим». Принес Валера, помощник Натальи Б. Учение ли, что еще, без авторства, из Латвии. Конец о воплощениях мне понравился, оказывается «тренажер» из Мира Тонкого проверяет человека на его устойчивость, и нет ли мании величия, так как у нас насчитывается уже, как минимум, пять Матерей Мира, тридцать Марий Магдалин, куча Христосов-Майтрей, Махатм и всех атрибутов в неимоверных количествах и размерах. Надеюсь, мы не пополним их число.

А этот «тренажер» я давно прочувствовала. Это интересно! Он создает возможности для проявления твоей сути. И на конфликтность, в том числе. И вообще, все проверки в Тонком Мире его рук дело. Хорошо, когда есть такое «сито». Меньше, да надежнее.

Днем раньше, фрагмент из видения. Кто этот «Юра», что назначил мне свидание на вершинах гор Алтая? Дошло! Завтра же день космонавтики. Получается – Гагарин. Я так и знала, что он среди Наших, это Они приняли его в момент катастрофы.

Это информация. Значит, поход на Белуху, состоится. Или нет?! Что-то случится сногсшибающее? Потому и «Юра»?

Дочитываю «Иерархию». Как долог путь наверх! Как же надо любить человечество, Землю, чтобы так нянчиться с нами, чтобы глазки открыть... У меня порой руки опускаются со своими нянчиться. Беспросветным все кажется, примитивным все вокруг. Каков уровень духа жуткий… Сколько самомнения. Если только Валера пойдет активно. Может быть, и Л.В. оправдает надежды…

***

(4 апреля 1991 г.)

Ужас! Повесился Кольченко! Доигрались с Галиной до «богочеловеков»…

Сделал все осознанно. Предупредил. В тот день ждал Галину. Но она не пришла. Он разложил по полочкам все свои долги книжные и распрощался с жизнью.

Любовь не терпит ханжества. А они ханжи! И это на совести Галины. Я так ей и сказала. Но она, как всегда, ничего якобы не поняла.

Я всегда с внутренним неприятием наблюдала за их извращенной якобы любовью. Зачем было так коварно мучить человека, доводить до экстаза, целоваться-миловаться и не переходить на близость. И не давать ему уйти, хотя он из-за нее даже разошелся с женой, а она все продолжала его «динамить». Словом, «собака на сене». И в моем понимании измена начинается тогда, когда мысль таковая уже в твоей головке.

Но я думала, Володя устойчивее. Помню, как они мне пытались «вешать лапшу на нос», когда я еще и не знала Агни Йогу. Тогда они утверждали, что Агни Йога против телесных выражений любви: любовь должна быть только «высокой», а ее «низшую» надо трансмутировать в «высшую».

- Ну и трансмутируй. Но делай это естественным путем, а не насилием над своей природой, - спорила я с ними. - А как тогда сами Рерихи обзавелись детьми? - пыталась я образумить и того, и другого.

Вот тогда-то и возникло у меня чувство брезгливости к ним. Я их называла провокаторами Учения. И Учение ими понято извращенно. И вот результат.

Впрочем, сознание его всегда было невысоким. Самолюбование, соревнование в технике владения энергией, игра в «высокие энергии». А на самом деле они с Галиной были примитивными тантристами, с самым худшим выражением чувств любви.

Фу! Как все это дурно пахнет. Ведь Кольченко был председателем рериховского общества. Какой резонанс теперь будет по всему Союзу! Какой вред нанесли движению! Теперь его вдовица вдвойне отыграется на Галине. Она и так не раз уже устраивала ей сцены ревности и грозилась обратиться к журналистам. Не дай Бог, имя Рерихов полоскать будут. Ужас!

Еще 23 марта он был в Москве. Я тогда обратила внимание на его бегающие глазки. Провожая меня, спросил, нет ли где сейчас мероприятий по эзотерике: «Пойдем туда, я им сейчас мозги поставлю на место». Глаза его лихорадочно блестели, лицо было красным от возбуждения, кожа в каких-то ямах неприятных. Одержание уже было не только налицо, но и на лице.

Весь день пыталась достать билет на самолет в Тольятти. Бесполезно. Боги не хотят моего присутствия на Володькиных похоронах…

***

(5 апреля 1991 г.)

Заболела. Ломает, словно лихорадка… Сны ужасные!

***

(8 апреля 1991 г.)

Ночь прошла в жару. Накрыло второй волной. Озноб. Обложилась со всех сторон теплыми вещами и молила - Огня! Огня! Чтобы очистить все зло!

Появились глаза Учителя в золотом свете. Вот Он и дал мне «Огня»! Порционно. Соизмеряя, сколько вмещу. «Невыносим свет Всевышний, но Иерархия соединяет с этой ослепительной Вершиною. Там, где можно было даже ослепнуть, там Иерархия возводит прозревшим духом. Любовь есть венец Света». («Иерархия», 281)

Я очень люблю эти строки из «Иерархии». Особенно то, что «Любовь – есть венец Света»!

А строчки сами открылись на нужном месте, вот что значит мысль…

А ослепнуть можно было бы, наверное, еще в самом начале моего пути, когда, не мигая, смотрела на те «картинки» из Вселенной. Я могла сидеть так часами. В результате мои веки опухли, в уголках глазниц появились ожоги… А я, тем не менее, не сдавалась. Через месяц, слава Богу, адаптировалась…

И сразу строчки…

Опали Огнем зло, что есть в былом.

Пресеки хулу, что родит вражду.

Чтоб сияла вновь жизнь моя – Любовь.

***

(16 апреля 1991 г.)

Что называется, на ловца и зверь бежит…

Попался в руки второй номер журнала «Наука и религия» со статьей о духовном подвиге буддиста Б. Дандарона. 13 декабря 1914 года рождения, ушел 26 октября 1974 года. Фото 1959 года. На нем трое: он и Юрий Рерих, третий неизвестен.

Всю жизнь Бидия Дандарон просидел в тюрьмах России за свои знания. Вот его фото в короне Калачакры. И такое энергетичное у него лицо. Господи, я тоже стала переходить на «птичий язык», - проще и понятнее было бы сказать – одухотворенное, волевое. Так вот, мои давние непримиримые отношения с тантрой реализовались через транс в обществе этих людей. И, подводя итоги, если верно все осмыслила, тантра, как таковая, сегодня несет в себе нездоровое зерно. А поскольку наш век - век материи, то извращения неминуемы, потому столько трагедий. Сегодня это страшное оружие управления человеком, так как практика тантры основана на половой энергии, самой сильной энергии человека. А при отсутствии культуры, человек тупеет, дуреет и возникает ложная преданность, ложная любовь, основанная на страстях. Так начинается одержание. И если страсти одолевают, от безысходности накладывают на себя руки.

Так сложились отношения Кольченко с Галиной. Недаром тантрические учения прячутся монахами Тибета за семью печатями в глубоких тайниках монастырей. Ему сейчас не время занимать умы и души людей, так как это учение и есть спичка в пороховом погребе. Не время тантры в широком аспекте. Да и вряд ли когда будет. Путь вверх показала Агни Йога. И этот путь лежит через сердце, чтобы ум был сердечным, а сердце умным.

***

А «проникновение» в жизнь Дандарона не прошло для меня бесследно. И дай Бог, больше не проходить через это. И никому! Мне показалось - все, кто жаждал моей плоти за все воплощения в круге вечности, прошли этой ночью через меня… как доказательство того, что «Тантра» – это не путь к Богу…

Как не просто ходить по острию бритвы, чтобы и «волки были сыты, и овцы целы»…

***

(20 апреля 1991 г.)

Пришел знак от Учителя: «Отдели дух от материи»… Неспроста... Как следствие столкновения в Мире Тонком с последователями тантры в лице Дандарона и его компании...

Вижу активизацию войск в Самаре. Готовится военный переворот.

Л.В. тоже проводит какие-то подготовительные к бою занятия.

***

(1-3 мая 1991 г.)

Накануне я перелистывала все копии документов наследия Рерихов. И вот результат: вижу себя по ту сторону известных гор… В руках у меня перечень картин Н.К. – Гималайский цикл. И вдруг вместо названий этих картин я вижу названия Учений, ведущих дальше, связывающих нас, сегодняшних, уже с другими планетами, мирами, так же, как связаны мы сейчас друг с другом. Вот что упрятано в содержании картин Н.К.!!! Поистине, его картины еще не раскрыты в самой даже малой части…

И опять работа с тонким телом по всем центрам… И опять лестница Иакова… Но верхняя ступень по эллипсу с вмятиной, словно это ложе…

***

(9 мая 1991 г.)

Вижу сына. За ним огненная плита. А на ней мальтийский крест… И земля горит…

***

(12 мая 1991 г.)

Информация Учителя: «Ты пришла в этот мир уже со знанием Учения для практической его реализации».

***

(13 мая 1991 г.)

Утро. Голос: «Придет человек, который усилит твое основание в десять раз».

Интересно, кто это и когда, и не пройти бы мимо…

***

(18 мая 1991 г.)

Как благостны ощущения касания Друзей Обители – радость на сердце, какие яркие краски!.. Как Учитель заботлив в развитии моих центров, сохранении здоровья. Сейчас нужно много сил…

***

(24 мая 1991 г.)

Сон. Фрагмент. Где-то в Сибири. Перрон. На перроне Наталья Бондарчук, Валера и я. Тащим чемоданы к поезду в Москву через мост. Наталья собирается коротко постричься, сделать прическу, как у меня – сессон. Вдруг я вижу ее уже совсем маленькой. Это Египет. Она моя сестра младшая. Я поднимаю ее на руки, прижимаю к груди, от сердца к сердцу…

Днем. Звонит Наталья. Простыла. Просит организовать с Шапошниковой просмотр первой части только что смонтированного ею фильма о Святом Сергии и часовне. 50 минут. Вот тебе и перрон и чемоданы из Сибири…

А интересно, как бы она отнеслась к моим знаниям? Думаю, ревностно...

***

(10 июня 1991 г.)

Когда смотрю новостные программы ТВ, то в той части, где фиксируют прекращение зла, по реакции третьего глаза и биению Чаши знаю - там наша совместная работа по предотвращению негатива.

Продолжаются вечерние сеансы с теми, кто на той планете, на которой находится моя дочь. Пишу. И в подтверждение на текст ложится голубая звезда величиной с лесной орех!

Да. Луч голубой неотступен, всегда присутствует в моей жизни, как и другие. Когда включается третий глаз, то включение темечка, «дыры» Брамы и Чаши зависят от степени важности объекта моего внимания. Пишу – и происходит включение «дыры» Брамы плюс Чаши, и красивый голубой свет идет из кисти левой руки… Раньше такие потоки были для меня на грани потери сознания. Сейчас в рядовом порядке, и не надо уединяться. Тут же работает ТВ, и уже не отходит пайка от «зрительного нерва», как вначале. Тогда Учителю пришлось дать информацию, как исправить. И так же на работе… Не буду же я говорить своим коллегам - не мешайте мне. Все уроки проходят в гуще жизни. И всех вокруг освещают тем же потоком Света. Знаю, им тяжело, но они и не догадываются, откуда тяжесть. Но это им только во благо. Привыкают. Тем более, эти потоки полезны, во всяком случае, всякие темные сущности уничтожаются под их вибрациями. За это время коллеги даже и приспособились к этим вибрациям, и даже качественно изменились, стали терпимее. «Все должны быть вашими сотрудниками» - Учитель. Все «постовые» МИДа и МВЭС смотрят на меня предано-влюбленными глазами. В таком поле хорошо работается. Нет препятствий, чтобы приходили из Фонда Рерихов, проход обеспечен безо всякой формальности. Мое министерство внешнеэкономических связей, мой «ИнформВЭС» оказались готовыми к добрым делам. Помогают Фонду в тиражировании книг из библиотеки Е.И. и изготовлении «Информационных бюллетеней».

***

Я по-прежнему на учете у Них по части здоровья. Снимают потоками Любви весь прилипший за день негатив. Раньше я не выдерживала эти потоки. Они действовали на меня эротически. Потом за шесть лет такой работы научилась отделять душу от тела.

***

Отношения с людьми стали ровнее. Хотя на публике еще работать трудно. На семинаре в СФР вопрос трудно задать, чтобы не привлечь к себе внимание. Они же так ждут прецедента, чтобы меня умалить. Я же вижу, как ревностно они относятся к нашим сложившимся отношениям с Л.В. Шапошниковой. И начинается выпрыгивание сердца, краснею. Для себя решила – не выступать!

***

(11 июня 1991 г.)

Вчера вечером в ЦДЛ встречалась с Э. Балашовым. Встреча была теплая, хотя выпады против моих проявлений в Мире Тонком продолжаются. Как он обедняет себя этим. Все никак не хочет расстаться с «короткими штанишками». Как это такие проявления у меня! Он, Бог знает, с каких пор держит Бога за бороду, а тут какая-то «без году неделя…» А я уж совсем малость рассказываю ему о своей параллельной жизни… А совсем о ней не говорить не получается. Это же моя жизнь, и Мир Тонкий не притянут за уши, а мое естество! «Шила-то в мешке не утаишь».

А ведь считают себя с Сидоровым агни-йогистами!

Эдуард показал верстку своей новой книги. «Хочу родиться…» попали мне на глаза первые строки. «Хочу родиться монахом, … или блудницей». Так он возопил к Всевышнему... В связи с этим он спросил: «А в каких, ты думаешь, отношениях были Иисса и Магдалина?»

Ну и в каких? Я-то знала, в каких. Они искренне и всевластно любили друг друга. Мария Магдалина была ему оберегом, он был для нее, к тому же, дитя любимое.

Но не сказала, дала ему возможность.

- Если помнишь, то она говорила ему: «Днем высшее и низшее не встречаются». Вот так и сделала акцент на день. ... А ночь?

И еще сказал мне спасибо, что написал книгу стихов. Что это? Признание моего присутствия в его творческой жизни?

А в связи с информацией о Марии Магдалине, я лишний раз убедилась, что в свое время без него я тоже бы не узнала о своем прошлом:

И дева юная молилась.

Из оч ее слеза струилась.

Омыла серебром она

Все раны Иссуса Христа.

Приди теперь, Отец родной,

И со святыми упокой.

И дух мой в душу воротится,

Чтоб к новой жизни обратиться...

До Воскрешенья! Без чудес.

Во имя истин мирозданья -

Да здравствует

"Христос Воскрес!"

Это стихотворение я написала два года тому назад в кровавую пятницу накануне Пасхи:

Кровавой пятницы урок

Опять настиг ее в свой срок.

Душа убитая была.

Распяли ироды Христа.

И дева юная молилась…

Кто «омыл все раны Иисуса Христа», история знает…

Вообще вечер прошел нормально. Но сколько капризов! Сказала ему, что завтра будет просмотр фильма Натальи о Сергии. Пригласила. Но он криво усмехнулся.

- Удивляюсь смелости людской. Я хочу написать поэму о Сергии, но не могу решиться, а вот такие ничего не боятся.

Пришлось опять не согласиться с ним.

- Если не рабски воспринимать высокие личности, а как братьев по духу, кто знает, кем ты тогда им был, когда они ножками ходили по земле. Так что пиши, не лишай своих поклонников возможности познакомиться с твоим творчеством еще и в прозе.

Он только посмотрел на меня иронически-критически... Опять я его разочаровала - не получилось стреножить меня.

***

(11 июня 1991 г.)

Был просмотр первого фильма из двенадцати серий Натальи Бондарчук о Сергии Радонежском и Живой Этике с переходом в день сегодняшний и будущее.

Наталья молодец. Я очень рада ее сложившемуся контакту с Л.В. Шапошниковой. Задел на будущее. Я так рада, что тогда, когда в октябре 90-го была первая презентация картин Н.К.Р. во флигеле усадьбы, я переломила отношение Л.В. к ней, можно сказать, заставила ее пригласить Наташу. Также и осознать, что надо пригласить всех врагов, и принесла Наталье и Румянцевой с Сидоровым и Балашовым тогда приглашение. С того момента я ввела Наталью в круг друзей Л.В. Гарантом оказалась я. Надеюсь, все к лучшему. Главное - я выполняю указание Учителя – «Бондарчук…»

Шапошникова весь вечер не отпускала от себя. Посадила рядом. Так до ее дома и доехали. По дороге многое чего выяснила, вернее, подтвердила свое внутренне знание о ее прямой причастности, далеко не случайной и драматичной, к сегодняшнему стоянию на посту руководителя СФР…

В 1986 году, в тот исторический день пребывания в Индии, она ощутила острую необходимость встречи со Святославом Николаевичем Рерихом, несмотря на предстоящую через два дня пресс-конференцию в Мадрасе в ее честь. Она отстояла эту поездку в посольстве и с писателем Тюляевым - тот сказал: «Готов сопровождать, я лучший друг С.Н.», к тому же, в это время писал о нем книгу - отправились в Бангалор. Прибыв, узнали, что они с Девикой уехали в Кулу. Приехали в имение с невероятными приключениями уже поздно, дом спал. На их стук вышел разгневанный С.Н.

- По какому праву в такой поздний час?

Тюляев в испуге онемел, и тогда Л.В. вышла из-за его спины и представилась

- Я – Шапошникова.

С.Н. осекся, молча смотрел на нее какое-то время, а потом сказал совершенно спокойно:

- Здравствуйте. Я давно вас ждал.

Они проговорили всю ночь, напрочь забыв о «лучшем друге».

О чем они говорили? Могу лишь догадываться. Она напишет еще, о чем.

Утром надо было спешить на пресс-конференцию.

Когда Л.В. встретилась с подачи С.Н. с Кэтрин Кэмпбелл в Швейцарии, та тоже встретила ее подобно:

- Наконец-то ты приехала. Я так долго тебя ждала.

И поведала ей о многом. Что поведала? Тоже знаю мало. Только Кэтрин сказала ей:

- Выбор тебя на это место сделали сами Рерихи, Елена Ивановна и Николай Константинович.

- Тогда, возможно, вы когда-нибудь найдете это в их тетрадях. Пишете ли вы мемуары?

- Нет. Но думаю.

- А главное то, о чем сейчас рассказали.

- А что я рассказала? Я ничего не рассказала.

На мой вопрос, который любит муссировать Тоотс и компания, какую роль сыграл Ростислав Борисович Рыбаков в выборе ее на это место, ответила:

- Он ведь парень у нас непростой. Когда он приехал от С.Н. с письмом ко мне, то преподнес, что якобы это он предложил Святославу мою кандидатуру. Он прочитал это письмо мне по телефону. В силу своего характера, я наорала на него. А потом поняла: кто, если не я?

- Счастливая вы женщина, Людмила Васильевна, при жизни вышли на свою финишную прямую.

- Да не такая уж она прямая, - грустно ответила Л.В., - могла бы быть и прямее лет на двадцать, но ее свернули на Индию.

- Я не знаю, свернули ли или наоборот дали вам время обрести знания, ученую степень, авторитет в мире культуры, всемирное признание. Именно такой человек и был нужен у руля нового Учения. Ученый, независимая личность с твердым характером…

Все так. Но доверчива по-детски, хотя ни к кому не прирастает всерьез и надолго, только к своей Нине Георгиевне, поскольку деваться друг от друга некуда, поскольку живут в одной квартире. Ум у нее сердечный, а сердце – умное. Мне хочется, чтобы было так. Но плохо разбирается в людях. Столько врагов вокруг Фонда и внутри скопила. Я бы рада была, если бы никто и ничто не могло выбить нас с ней из седла. Сейчас она «любит меня», как говорят вокруг. Я меньше всего хотела бы раствориться в этой любви. И если она правильно меня воспринимает, то все в порядке, пойдем далеко. А если как Балашов и Сидоров – использовать, как пьедестал для своей самости, то увы… Но, полагаю, этого не будет. У нее дух другой. Высокий. И я не та. Есть знания – «год Агни Йоги. Аум».

***

При формировании энергетического тела до сих пор не прошли неприятные ощущения в теле, а начались они более десяти лет назад еще в Набережных Челнах: когда ложусь или переворачиваюсь, магнитное тело надо мной в районе головы дает головокружение за счет давления на глазные центры и третий глаз в районе шишковидной железы.

Во время сеанса связи с У.: токи пронзают третий глаз, глазные центры, сердечную чакру, солнечное сплетение. Свет яркий - серебра, лиловый, оранжево-червонного золота, потом лиловая звезда с серебряным рисунком. Я перевожу взгляд на работу Н.К.Рериха «Шамбала». Горы ожили, я воочию рядом с ними. Я их увидела, - центр глаза словно отделился и словно маленький экран телевизора… Да нет! Я просто там воочию! И вижу, как все вокруг живет, вот вышли Учителя, вот горы, вот земля подо мной, покрытая короткой яркой зеленью… Это длилось мгновенье. Очнулась от радости и напряжения. Значит, это возможно, и надо развивать, использовать по необходимости.

Общение с У. трехдневной давности: свет серебра через родничок, глазные центры, общение было напрямую. О чем? Не пишу. Бесполезно. Это невыразимо. Свет. Энергия на сердечную чакру такова, что держу левой рукой в районе Чаши, сверху - правой рукой, так больно. Но отключаю боль, хотя все равно констатирую - она есть. Выдержу, тем не менее. Знаю, зачем и для чего. Жду завершения этого марафона, начатого еще очень давно. Но особые, новые импульсы начались с ноября того года, когда ощутила отделение от головы энергетического тела. Именно за счет этого появилась возможность новых контактов на всех планах. И со всеми.

Похудела. Недобираю 4-5 кг. Еще больше поседела. Включение Сверху при контакте с другими по горизонтали стараюсь сбить, боюсь испугать собеседника своим застывшим взглядом, через который идет яркий ослепительно золотой свет. Заметила, люди сразу тяжело себя чувствуют. Не выдерживают этих вибраций. Отметила это на Оле, сотруднице по рекламе. Она сидит напротив меня на расстоянии метров трех, сразу начинает пить валидол. Зато она и мои коллеги теперь читают Блаватскую, Рерихов. В теме. Еще доказательство, что попадая в такую ауру, приобщаешься к тонким энергиям раньше.

***

(20 июня 1991 г.)

Из беседы с У. остался только общий план – идет отдача «долгов» на всех планах со всеми, с кем наработала карму в этой жизни. Расплачиваюсь.

***

Над Шапошниковой продолжают глумиться.

Активизировались. Юферова, бывший председатель ревизионной комиссии СФР, накатала пасквиль. А раньше они были подругами. Куда что девается! Теперь этот пасквиль разослали по всем рериховским организациям. Все эти Румянцевы-Рыбаковы-Сидоровы добиваются одного – свержения Л.В. Ученый совет Румянцевский все заседает, все надеются прихватить наследие в свои руки. Да коротки они у них. Не видать им Фонда как своих ушей.

***

Привезли мне из Лондона спальник пуховой. Жутко дорогой, но до 20 градусов холода. Собираюсь в августе на Белуху еще раз. Обещала Владимиру Ивановичу и Тане. Владимир Иванович даже огурцы растит к моему приезду, знает мою страсть к ним. Да это, пожалуй, и не страсть, а знание выживаемости, а огурцы – жизнедатели. Их секрет еще не известен ученым, а жаль. Я благодаря огурцам всю жизнь существую со своим никчемным кишечником и нервной системой.

Держу спальник в руках и ощущаю - не пригодится, не быть мне там…

В чем дело? Что должно помешать?

***

Ну вот, опять ко мне претензии. Светлана Б. и Наташа Т. хотят, чтобы я была «достойна возложенной на меня миссии, коли я общаюсь с великими Учителями». А я, видите ли, бываю просто очень земным человеком, употребляю вульгаризмы.

Вот так. Они с Натальей поражаются, как во мне «может уживаться высокое и низкое».

«Высокое и низкое». Опять, как и тогда, «высокое и низкое встречаются ночью, а днем их не узнают».

Как у них все просто! Да, я могу сказать жестко там, где надо, чтобы спустить их на землю, когда от них елей исходит. И где высокое, и где низкое, откуда им знать, когда я преднамеренно иду на жертву, исходя из их же стремления меня унизить. Я не вижу разве, как та же Наталья относится ко мне на самом деле? А мне с ними надо пройти еще долго. И очень хотелось бы помочь им выйти из объятий злой силы в лице таких, как Рыбаков. Наталья думает, что я не вижу ее закулисной работы и пагубного влияния на таких, как Светлана? Хоть та и связана со мной кармически, но карма с Натальей обременительней. Боюсь, не выпутаться Светке из ее объятий. Я же вижу, как со мной соперничает Наталья, как ей нужна душа Светланки, не лыком, мол, шита, тоже может. Может. Не напрасно же я за нее вступила в противоречие со своими Сестрами по Обители. «Ты посмотри на ее глазницы» - полными ужаса были Их слова, когда узнали, что я вступилась за нее. «Иначе зачем мы тогда пришли на эту планету» - урезонивала я Их. Я бью на то, чтобы она доросла до доверия Иерархии, Их выбора лидера рериховского движения. Пусть это будет. Но какой ценой, неважно, я готова жертвовать собой, лишь бы только достичь результата. Но прыгать под чью-то дудку? Увольте! И делать так, чтобы оставаться всегда в тени - вот мое кредо. И чего греха таить, я же женщина. Земная. И действую и говорю – по сознанию. И употребляю вульгаризмы, чтобы меня не обожествляли. Но не делаю же я вульгарно ничего. Цените по делам. Впрочем, корона с головы не упадет при любом суждении обо мне.

«Ты пришла в этот мир со знанием Учения для практической его реализации». Эту информацию, что дал мне Учитель – вбираю по кусочкам, привыкнуть трудно.

Ну вот и ответ, как поддержка: наткнулась якобы случайно на изречение Будды, где он утверждает: в жизни надо идти, как змея – голова всегда направлена вперед, а тело извивается в зависимости от пути, «по сознанию»...

Ну и вообще, твое ли это дело,

Что Боги тоже носят тело.

***

Из дневника:

(1 июля 1991 г.)

«Надо научиться оперировать числами» - Учитель М. Информация из транса.

Как овладеть этой тайной, к которой меня уже которой раз подводят вплотную. Язык чисел, как поняла, мне необходим для общения и с дочерью, к тому же. Это космический язык. В последний раз общения с дочерью так и было – тетрадь в клеточку и арифметические исчисления в ней. А она, как обычный земной ребенок, сладко спала, положив голову на руки прямо на тетради. Что, интересно, знает об этом Балашов? Надо спросить. У него есть такие строчки:

А чем число не Божество,

И чем оно не слово?

Все той же мысли вещество,

Огня того ж основа.

Возникло слово из глубин

Могучего молчанья.

Откуда же берет звучанье

Несметное число – Один.

***

(1 июля 1991 г.)

Вчера в ЦДЛ встретилась с Балашовым. Нежданно-негаданно получила информацию – в ассоциацию «Мир через культуру» прибывает Далай-лама XIV. Почему не через высший эшелон власти, а через Ассоциацию? Оказывается, это все политические игры, чтобы не осложнить отношения с Китаем. И будет встреча в зале Дворца спорта на двенадцать тысяч зрителей.

В одно мгновенье промелькнули события двухлетней давности – на конференции ассоциации в 1989 году в день рождения Н.К. Рериха выступал помощник Далай-ламы. Я тогда записывала его выступление и помню, как на лист легла огромная, величиной с пятак, голубая звезда. Я правильно тогда ее восприняла. А год назад в Мире Тонком я пообщалась с Далай-ламой при огромном скопище народа на трибунах стадиона. Это было в Самаре в моем заповедном районе, где я родилась. Он сидит, а рядом с ним Сидоров. А я чуть ниже и сбоку в тибетском шелковом ярко зеленом свободном платье. И разглядываю ауру Далай-ламы. Сидоров делает мне замечание: это неприлично, видите ли. Я еще недоумевала, что это Далай-лама делает в обществе Сидорова. Теперь понятно, что.

***

(2 июля 1991 г.)

В СФР. Тяжелый день. Были Галина Шпилько и Наташа Тоотс. Пришлось сказать Галине о невозможности плодотворного проведения «подворья» в ближайшее время. Кроме маяты у них из этого ничего не получится, а лучше мини-презентацию с соотечественниками в Большом театре одним днем для связей и выхода на зарубежье. Но, откровенно говоря, меня совсем не устраивает их желание сделать меня ведущим звеном в этом их мероприятии и взвалить на меня всю ответственность в проведении этого дела. Это уж слишком. Это подмена, а не сотрудничество.

***

(4 июля 1991 г.)

Утром Борис улетел в Англию. Вчера выяснял, почему я на него сержусь. Что-то опять затевают со своими зарубежными евреями, с этой своей обожаемой Эллочкой-людоедочкой, представителем датской фирмы, бывшей нашей, но успевшей сбежать, выйдя замуж за датчанина, после того, как закончила МГУ, высосав все из системы, и теперь поливая нас помоями. А на самом деле – представитель Запада по разрушению России. Что они там еще придумали на этот раз? Зачем собирает всех ведущих специалистов-экономистов страны со всеми Гариками Каспаровыми, Ясинскими и Собчаками, что проходят через его фирму за рубеж, почему он этого не видит? Слава Богу, Собчак тогда не уехал в Копенгаген. И Афанасьев устоял, директор института истории. А теперь что?

Как смешно было слушать Эллочку:

- У меня действительно высшее образование, как в дворянских семьях дореволюционной России – я закончила МГУ, философский факультет. Я учила языки, всемирную литературу и культуру. Мне родители дали еще музыкальное образование.

Ха-ха! Она даже отчета себе не дает, что все это ей дала Советская власть. Та, которую она сейчас охаивает и продает.

***

Была на презентации книги «Бхагават Гита» в обществе кришнаитов с «его божественной милостью Свами».

Кроме дурного послевкусия ничего не унесла. Как дурят народ! И ведь дурится!

***

(6 июля 1991 г.)

1 час 30 минут. Небесный свет... и тут же - лиловая звезда. … Явилась Богоматерь с иконы Владимирской Богоматери! Моего плаката!.. А плат был весь расшит мелким жемчугом. Так красиво!

Услышала Ее голос: «Явление мое будет в момент высокой духовной напряженности»!

Накануне, зная, что Ее день, обратилась к Ней с молитвой сердца. И, как всегда при общении с Ней, по центру появился яркий неземной свет и появилась большая лиловая звезда лучами, исходящими от сердца, идущими на меня кругами, и захватывающими все поле вокруг. И когда лиловая звезда пошла на меня, вобрав и окутав меня, я оказалась в окружности из лилово-золотых орнаментов по большому кругу. И я в нем!

И столько энергии и радости! И весь день сегодня такой! А во время общения с Учителем я аж взлетела от Любви Вселенской, и мысли кружатся в восторге!

***

День закончился огромной высокой семизначной радугой во весь район Медведково! Я там была у Любови Евстафьевны в гостях. Первый раз в Москве наслаждалась таким зрелищем - таким коромыслом, широким и высоким! И длилось это зрелище минут 15-20, до тех пор, пока я не села в автобус домой! Вот такой был день. Когда я вышла из автобуса, на небе опять та планета. Она сияла и шагала, как человек, семимильными шагами вслед за уходящим солнцем. Солнце еще продолжает ее освещать, хотя и скрылось за горизонтом. А она одна вслед за ним в его лучах купается. А небо чистое-чистое бирюзовое, а ниже – золотой оранжевый цвет!

***

(7 июля 1991 г.)

Днем. Наяву. Остались в памяти обрывки фраз: «Ригден …По» «милк … зе ... вэй…»

«Бездну… Легко… Стремительно... Красиво…»

На загляденье. И на диво, добавляю я строками из своего стихотворения.

Постараюсь…

Пишу, а от кистей рук исходит голубой свет. Так проходят все записи в основном.

Эдуард дал информацию - Ригден Джапо - Великий Владыка Шамбалы 16 века. «Великий Держатель Шамбалы». Это из еще неопубликованной книги Л.В. Шапошниковой «Мастер». Она ее написала в прошлом году, я делала ей ксерокопии для издательства.

А «милк… зэ вэй…» - похоже молочная дорога, Млечный Путь, а если эзотерически, то, пожалуй, – колыбель. Точно! Тибет. Буддизм – колыбель Агни Йоги!

И сияние от рук увеличилось…

***

Из дневника:

(9 июля 1991 г.)

Остатки при выходе из транса: «Рерих в Ян…» - голос Учителя… Картина «Грядущие века»…

Спросила у Л.В., есть ли такая картина у Н.К. Ответила, есть, только она называется «Грядущему веку», и на ней изображена сестра Белого Братства – Ориола, «Золотая птичка», как называет ее Учитель.

Женщина, одетая в золотой наряд и поющая во весь голос… Но почему именно эту работу Н.К. Рериха показал Учитель…

Ориола? Зеленая Тара… Эта картина про Ориолу с серебряным голосом, Зеленую Тару… Это даже себе признаться, дыхание прерывается… Сколько знаков… Значит, работаем на будущее… Вот почему из сегодняшних мало кто меня внутренне принимают… Ревность… «Не такая»…

***

Л.В. сообщила мне, что черные силы продолжают против нее борьбу. Они прислали С.Н. пасквиль. Святослав хотел телеграфировать было Горбачеву, чтобы их поставить на место. Помощник С.Н. Мэри Пунача позвонила Л.В. Но Л.В. сообщила ей, что справится сама. Святослав тогда позвонил Кэтрин. Та всполошилась, возмутилась, хотела было выехать в Союз с защитой от имени С.Н., но Л.В. и ее остановила.

Но надо письмо в прессу, и журналиста, не ангажированного Рыбаковыми-Румянцевыми… Иначе тягомотина будет продолжаться.

Зря она остановила Святослава Николаевича и Кэтрин.

***

Взяла билеты на встречу с Далай-ламой.

ЦДЛ. Зашла в самое логово правления Сидорова. Там сидел Веселевицкий, руководитель и организатор его дел. Кто он еще по тайному званию, не сомневаюсь. Иначе вряд ли состоялось бы общество…

Л.В. уверяет, что Сидоров не ушел со сцены борьбы с ней.

Лишь бы Эдуард устоял.

***

(10 июля 1991 г.)

Общалась с Ииссой. Какие у Него синие-синие глаза и красивые белокурые волосы – волнистые, длинные! А взгляд! Даже и не выразишь, настолько глаза не похожи ни на какие! Даже на глаза Учителя М. Учитель М. выражает в них заботу и ответственность за все живущее на Земле и не только. Полное сосредоточие на порядке в Доме, полный контроль. А Иисса – это одна Любовь. И ожидание тебя без ограничения времени, и ни единого упрека в глазах, жестах… Это я могу сделать выговор, а он стерпеть. Вернее, он вообще не реагирует на земные несовершенства, Он просто Любит...

И Он что-то мне говорит. Я запомнила опять лишь фразы, но смысл понятен все равно.

- «Норбу… Ринпоче…»

И сияние - серебра, нежно-голубого и нежно-розово-сиреневого до лилового, как у Богоматери…

А у Учителя, как всегда – дружески-ироничный взгляд, свет яркий золота с пурпуром, оглядывает меня деловито-заботливо, читает по моей ауре. Потом улыбается и начинает работать с моей сердечной чакрой. Вчера «внедрился» в мой правый глаз и прокручивал глазницы. Готовится еще одно чудо? Готовит внутреннее зрение? Особое?..

Вспоминаю сказанное Учителем о Христе ранее:

- Он Первый среди нас. Он - в человеке.

***

(12 июля 1991 г.)

Неожиданно якобы, встретились около ЦДЛ с Далай-ламой нос к носу, когда он садился в представительский автомобиль «ЗИЛ».

На обеде в ЦДЛ присутствовала вся черная сила во главе с Румянцевой, Рыбаковым и другими им подобными. И деловой культурный мир Москвы, и не только.

Я опять волей-неволей оказалась в гуще событий...

Вечером была на встрече с Далай-ламой. День был тяжелый. И, тем не менее, я была вознаграждена. Во-первых, Эдуард впервые не постеснялся выразить свое хорошее отношение ко мне и пригласил сесть на место почетных гостей рядом с Ним. Языка я, к сожалению, не знаю. Разговаривали внутренне, языком сердца. Равновесие.

***

(13 июля 1991 г.)

Какой он все-таки молодец - Далай-лама! Прост. Убеждаешься еще раз: чем выше дух, тем он радостнее. И это несмотря на трагизм его народа. И если, как писал Н.К. в 1928 году, «неважное духовное состояние Тибета», значит, уже тогда предрекал последнее правление Далай-ламы…

А этот Лама вырос на обновленной почве. Не чванлив, а главное – человек с щедрой душой. По просьбе зала помолился за нас. Ничто ему не помешало. Просто поднялся из-за стола, отошел в правый от нас уголок, встал на колени и помолился при полной тишине онемевшего зала. Даже если бы муха пролетела, и ее бы услышали… Не удивительно, что в Обители так внимательно смотрят за его деятельностью и прокладывают ему путь в благородной миссии – восстановлении статуса своего народа на родной земле. И если я правильно поняла, то от этого визита сейчас ждут многого.

Пресс-конференция прошла интересно. Были представители и нашей страны, и зарубежья. Вопросы тоже были интересными. Очень живо ведет себя Далай-лама. Любит создавать дружескую атмосферу. Улыбается, даже смеется, приветствует понравившихся, словом – «без «китайских церемоний». Смотрела за сидящими за столом с Далай-ламой Сидоровым, с торца – Балашовым и восторгалась великим законом кармы. Все вместе – буддисты, а в прошлых воплощениях Сидоров и Балашов – до-буддисты, проповедники бон-по, как я увидала это в давнем видении.

***

(10 июля 1991 г.)

Господи! Надоело играть роль дурочки! А всего-то навсего сказала, что вижу, как легла голубая звезда рядом с гостем, и рассказала Эдуарду о видениях еще двухгодичной давности с Далай-ламой. И нарвалась на его грубость в очередной раз. Видите ли, лезу куда не следует, вот потому и видения у меня дурацкие.

Что это, как не ревность? Как он таким ограниченным может быть при такой глубине творчества! А может быть, я просто обожествляю его? Может быть, узнай больше, а там только многозначность пустая… И я сама его придумала…

Когда рассказывала видение двухлетней давности, где Далай-лама с Сидоровым сидят за одним столом при огромном скоплении народа, щека к щеке, то Эдуард, плохо слушая, только и выхватил, «щека к щеке», и сказал: «Да я тебе всегда говорил, Сидоров к тебе хорошо относится, особо выделяет, а ты все его недооцениваешь».

А о Звезде я хотела донести до него значимость событий, что это Учителя Обители присутствуют, следят неотрывно за всем происходящим.

- А по поводу того, что С.Н. и Кэтрин хотели телеграфировать Горбачеву, - сказал Балашов, - есть другие сведения – Девика Рани звонила Рыбакову и пыталась узнать, в чем дело. Ну и узнала, кто такая Л.В., как она самолично вывела из состава Правления музея его и неугодных. И еще всех поливает грязью…

Вот таковая интрига.

***

(13 июля 1991 г.)

Общение с Учителем доставило радость. Опять формирует мне третий глаз ли, особое зрение … идет бурное вращение глаз… Хоть я и глухая, но надо быть слепой, чтобы не понять смысла беседы. Сколько Любви от Него исходит! Боже! Что может быть сильнее, чем Любовь Свыше!

***

Что-то не складывается на этот раз компания на Алтай. Что за этим стоит? Какие события препятствуют?

***

А еще сегодня утром меня разбудили в пять часов. Было светло. Я пыталась было заснуть снова, но вошла в транс: передо мной была большая книга на английском языке, обложка глянцевая, в три строки название книги крупным шрифтом. Цвет обложки – аметисто-розовый и буквы – темного цвета. Сначала я вижу через зерно глаза. Потом, думаю, надо не бояться, смотри дальше, не напрягаясь. И точно! Я увидела всю книгу, а не только кружочек. И все это через зрачок. Вот так успешно мне сформировали особое зрение, чуть больше чем за год, и продолжается это по сей день.

Я Люблю Тебя, Учитель! И того, кто всегда при этих упражнениях появляется слева рядом с Тобой, с огромными глазами, и каждый раз дает массу космических знаков, геометрических рисунков. И глаза у Него словно вошедшие друг в друга треугольники в одной продолговатой окружности… С какой Он планеты? Вот накануне приезда Дадай-ламы знак. Поняла – победа. Значит, все сложится. Вот потом «дабл-в». Победа вдвойне. И еще много чего, чего я не смогла прочитать. Ну и Бог с ним. Главное – делание. И главное все равно остается в сердце.

***

(16 июля 1991 г.)

Никакая общественная работа не может заменить отсутствие личной жизни. И плохо, когда она не складывается. Борис возомнил себя страдающей стороной, якобы мы только тянем из него средства. А то, что надо быть в семье, прежде всего, хорошим человеком, мужем и отцом, а уж потом генеральным директором и бизнесменом, ему невдомек. Будто от этих его регалий семья имеет что-либо из ряда вон. Хотя бы диван себе приобрел. А то спит на раскладушке, минималист до противного. Смешно, кому рассказать, как живет семья генерального директора советского-датского предприятия. Хорошо хоть помогает СФР. Но как хочется уйти от него и не вернуться… Но!.. «Не ты… А он». Указание Учителя, прозвучавшее еще в Набережных Челнах, когда я собралась уже идти в ЗАГС за разводом, делает свое дело… «Судьба – приказ!»

***

Утро. Сон. Тушила пожар где-то. Горела земля.

***

Эдуард подарил мне двухтомник «Тайной Доктрины» Е.П.Б. Это в дар ассоциации привезла руководитель Теософского общества из Адьяра. Я была на встрече с ней в ЦДЛ.

Надо было видеть лицо Эдуарда. Оно было такое счастливое от моей радости! Так хотелось его поцеловать.

- Не надо! - он отшатнулся от меня, словно от прокаженной,- перебьешься.

- Да я все равно знаю, что ты меня любишь.

- Я всех люблю одинаково.

Вот и все. Сам себя боится.

Я виновата, что мое поле Любви так велико? Вот и кошки, и собаки, и вообще все зверье это чувствует. Мы с племяшкой были в зоопарке, так там все зверье и птицы сразу вступали со мной в контакт. А когда я попросила журавлей танец любви исполнить, так самец так себя показал, что вокруг собралась толпа. Это было так красиво. И так же красиво было у павлинов. Такое разноцветье! Вообще, самый красивый танец любви был у птиц.

***

Странный сон… Я из глубокой ямы вытаскиваю свой меч Экскалибур и даю какому-то спортсмену. Идут где-то состязания или они впереди?

Дальше я сгоняю какого-то мальчика с качелей, говорю: «И так время потеряла». Меня начал раскачивать мужчина и рассказывать историю Руси, о Долгоругих, о княжествах. Потом я отталкиваюсь от земли и взлетаю на качелях так высоко, что дух захватывает! И ощущаю, что качели ходят не только вдоль, но и поперек. Как испытание у космонавтов. И смеюсь звонко!

Потом бурый медвежонок, тот самый, повис у меня на руках. Мы играем с ним, и он когтей не выпускает.

***

(22 июля 1991 г.)

Из сна. Пыталась пролететь между проводами. Их уже не так много и можно было на скорости проскочить боком. Вот и думаю, что это? Раньше я и не думала ни о каких проводах… летала и летала…

***

(23 июля 1991 г.)

Из сна. Я у Ворошилова Климента. Полководца времен начала советской власти. Приехала снимать фильм о его конной армии. Разместились в каком-то сверхскромном доме, больше похожем на сарай. Он говорит: «От тебя столько любви исходит, что подальше лучше держаться, а то неправильно пойму». Дальше вижу свою белую лошадь на привязи… А у Ворошилова – конь вороной.

Что это? Еще одна бусинка к моему предыдущему воплощению? Что это так, об этом говорит имя Ворошилова. Но кто я? Это же из предыдущего воплощения. И сила любви была немалой и тогда… Представляю, как бабье на меня реагировало, если сам Климент Ворошилов опасался моей вселенской энергии Любви… Но каков дух, молодец, понимал главное, и не путал кислого с пресным…

***

(24 июля 1991 г.)

Эдуард подарил мне альбом - миниатюры из «Бабур-наме». Миниатюры воспроизведены с рукописи, переписанной в XVI веке при дворе внука Бабура – Акбара. И хранящейся в Британском музее под номером «ОR 3714». И на обложке сам Бабур, выдающийся узбекский поэт, ученый, государственный деятель. Портрет его написан в Индии в том же XVI веке. И издан в Академии наук Узбекской ССР в 1969 году. Печатался по решению ЮНЕСКО в связи с изучением искусства Тимуридов.

Вот так сложно.

Прочитала о его жизни. Впечатлили сентенции, что жизнь его один праздник, страдает оттого, что все вокруг только на него работают. Восхитился созидательной работой садовника…

И вот результат - из видения:

Я иду по улицам Бомбея. Вижу, молодой мужчина высокого роста с тяпкой в руках ухаживает за газоном, за цветами, красочно выделяющимися на перекрестке дорог. Мимо проезжают машины, идут люди, а он увлеченно занят своей работой. И это сам Захир ад-дин Мухаммед Бабур! И я втыкаю в его газон Аленький цветочек. Мой любимый Аленький цветочек, символ высоты духа, символ причастности к Обители… Вот так – от пресыщенности жизни в одном воплощении к простому труду - в другом.

Рассказала, с дури, об этом видении Эдуарду. Боже! Сколько на меня вылилось гнева! Как это можно! Такой дух! Дед самого Акбара! А Акбар воплощение Учителя М… И т.д. и т.п.!!!

- Не может такой великий дух и воплотиться в каком-то газонщике. Вот смотри, как Е.И. и Н.К. Рерихи воплощались. Все в достойных семьях с высоким положением в обществе.

- А как же сапожник Беме? Как быть с его трактатом о Высшем мире, что он написал, починяя чужие сапоги? А шлифовщик линз Спиноза с его божественной «Этикой»? … А потом, столько у Бабура от этой сытости барской грехов накопилось. Можно подумать, что «корона» с его головы упала! Потом, ты поверхностно знаешь о законе перевоплощения. А я практически.

Но он не стал слушать. Сделал из меня «нечистую силу». Предложил сходить в церковь, чтобы освободили от «прельщений»...

Словом, присоединился к Сидорову…

Потом он обвинил меня, что я «живу с костылями», якобы кто-то все за меня решает в Мире Тонком и диктует каждый шаг… Ему так и не пришло в голову, что я в Мире Тонком действующее лицо, да еще и в работе с Учителями. И мне трудно что-либо диктовать, как в том, так и в другом мире. Только Любовь и целесообразность.

- Не пляшу же я, например, под твою дудку, как тебе хочется, так что, какие «костыли»? Я сама работаю «костылями» в двух мирах!

Но от того он стал еще свирепее.

- Ты самовлюбленная дура…

- От такого же слышу…

Поговорили…

Примитив. Даже продолжать не захотелось, «не в коня корм», слышит только себя. Вот такие и вели меня когда-то на костер… Ревность. Жуткая ревность во главе этого. И совсем невдомек ему - конец Кали-Юги. Армагеддон привлек много сильных личностей для очищения своей кармы, для выявления слабых и сильных сторон. Это золотое время для закалки духа. И ему невдомек, что и Великие Моголы наработали себе определенную карму, потому и распались, и сейчас проходят суровую школу жизни. И я очень рада, что Бабур пришел в этом качестве…

Я же во всех таких видениях хочу лишь знать: по какому праву я-то все это вижу?

Он же даже и не врубился, о чем плачет мое сердце…

Поругались… Вот уж действительно, как он сам написал: «Стихий необузданных кара, возмездье не взятого дара»…

Нет кары небесной.

И это хула на творение Света.

Стихий необузданных кара

Возмездье не взятого дара…

***

Меня лечат опять. Теперь мою боль под лопаткой левой…

Да! Видела во сне Раису Максимовну, жену Горбачева… Что это с ней… и что я делала рядом с ней, не любопытства же ради, полагаю. А моя миссия – делание, помощь…

А на днях – маму. Она на корабле, пытается бороться с волнами, но качка мешает, и она теряет сознание… Что-то с ее здоровьем происходит наяву нехорошее? Может, и с Раисой тоже…

***

Разговор с Балашовым не дает покоя… Потеряв якобы высокое воплощение, я, слава Богу, не потеряла связь с миром внутренним, с собой. А он? Дух высок. Но чем его сегодняшнее воплощение выше моего? Простые родители тоже. С десяти лет в суворовском, вырос без родителей, практически… Откуда столько спеси?.. Будет ли когда такое время, когда ему станет стыдно за свои слова? Думаю, нет… Когда он предлагал обратиться в церковь, мне представилось, что во времена инквизиции он сам бы меня возвел на костер с полным сознанием правоты своего долга. Тоска… А во всех кармических видениях я сама главное действующее лицо, а не с «костылями». Когда работа на астральном плане, остается память в картинках. А когда выхожу из мира Огненного, то память остается на Чаше и в обрывках фраз, что приношу при стремительном вхождении в тело… И ни разу не чувствовала себя чьей-то рабой…

***

С какой заботой и Любовью смотрят на меня глаза Учителя… И на сердце сразу радость. Правильно! А когда ложусь спать, то, как всегда, сначала идет беседа с Ним. Все, что произошло, перебираю в памяти. А Он внемлет. Исповедальня… И я успокаиваюсь…

Да и какое сегодня число? 24!

«Это Мой день» - Учитель М.

***

(4 августа 1991 г.)

День Марии Магдалины. Отдыхали в деревне Котово по Киевскому шоссе, так называемом имении Волосовых, Николая и Валентины.

Что-то тоскливо. Посмотрела на часы - 15.00…

Когда ехали домой, то перед капотом машины появилась большая светящаяся звезда в траурной окантовке. Как поняла, она указывала на опасность. Попросила Бориса сбавить скорость. Потом вырисовался светящийся небесной лазурью остроугольный ромб голубого цвета с глазом полузакрытым внутри. Я вошла в легкий транс… Вижу перед собой девичье лицо… Мое и не мое… То живее и округлее. Кто это, не могу понять. Оно озорно улыбается… Потом какой-то другой город… Время… Вижу кухню ли, зал… стол со скатертью, тарелки накрыты…Так и приехали домой. В лифте видение продолжается… Вижу чашу, окаймленную золотом, и два глаза в ней…

В голове строчки моего стиха… «выводящих меня на простор и дарующих вечность Акаши…»

Потом все это превратилось в огромную светло-голубую круглую звезду… - Эйн Соф… Потом рядом появился ромб… Из ромба – треугольник вершиной вверх… В треугольнике фиолетовом – Око Всевидящее… Продолжаю пристально вглядываться, несмотря на то, что мы уже вышли из лифта и стоим у дверей квартиры. Проекция на дверях - четко увидала, как треугольник меняется и в нем появляется око, но оно с полузакрытым глазом… Вот уже око – белое… зрачка в нем не нашла…

Я так и не смогла прочитать толком эти знаки. Тревога на сердце и придавленность возросла. У Волосовой тоже…

***

(6 августа 1991 г.)

Позвонила из Набережных Челнов подруга Ирины Рыбиной, Балабанова. В тревоге. Ирина должна была прилететь, и я тоже это знаю, мы вместе с ней стояли в кассе - я брала билет на Алтай, а она в Челны…

***

(12 августа 1991 г.)

Позвонили из милиции. Ужас! Погибла Ирина. В тот день 4-го июля, когда шли знаки… И все это время она лежала на грани смерти одна никем не опознанная, без документов, как бомж… И чуть не схоронили как бомжа. Хорошо, что в последний момент нашлась сумочка с документами, а там и записная книжка… Кто бы сомневался, чьих это рук дело - найти, наконец, Иринину сумку…

За неделю до гибели Ирина пришла ко мне, мы должны были пойти за билетами, и я и она пошли в отпуск. И была она какая-то вся ушедшая в себя…

- Какой-то странный сон я сегодня видела. Все как наяву… Я вижу себя в окружении Вали Аракчеевой и нашей переводчицы. И та, и другая уже на том свете… Я сижу за длинным широким столом на лавке, а они вокруг меня хлопочут… с такой заботой. Валентина что-то делает с моим лицом. Я сижу, терпеливо все сношу… К чему бы это? – Ирина подняла на меня встревоженный взгляд, да такой, что внутренне я тогда обомлела, почувствовав что-то неладное. - Галин, к чему бы это? Я ведь никогда не была с ней особо дружна, чтобы она так заботилась обо мне.

Я начала выкручиваться.

- Ты же приехала в Челны проводить ее в последний путь. Она же все видела и все слышала… Хотя ты это и не признаешь.

- Тогда почему я там?

Пока она говорила, мое сердце так и сжималось в недобром предчувствии. Я, как могла, отводила ее от дурных мыслей…

А вот как все обернулось… От судьбы не уйдешь. Теперь понимаю, силы Высшие подготовили ее этим видением… Знание – это сила…

Ира. Ира… До отъезда в Челны у нее оставалось время и ее попросили поработать с одним фирмачом, прилетающим из Италии. Она согласилась. По дороге из аэропорта машина вдруг вылетела на встречную полосу, столкнулась со встречной. Ирина сидела впереди и вылетела через лобовое стекло на асфальт, изуродовав половину лица… Фирмача подобрали и отправили в хорошую клинику. А Ирину, как оказалось, не обнаружив документов, еще живую, сунули умирать на периферию. И только спустя неделю, когда уже надо было решать вопрос с ее захоронением, ее сумочку принесли милиционеры, нашли там записную книжку и тогда позвонили нам. Слава Богу! Иначе похоронили бы ее как бомжа. Борису пришлось опознавать ее. Он пришел бледный, обесточенный….

Платье похоронное пришлось шить мне. Но какая-то странная сила препятствовала… Ирина так любила одеваться красиво и делала это всегда со вкусом, и всегда из зарубежных командировок привозила мне красивые кофтюшки, а тут я из какого-то дешевого ситца пытаюсь ей сшить Бог весть чего, так как Борис обрисовал ее тело, не соответствующее ее прежним размерам…

***

Утро. Бог есть на белом свете, и этому знанию надо доверять: приехала родственница Ирины из Набережных Челнов и привезла ее вещи. В первом же ящике, что мы открыли, лежало ее любимое платье, которое она купила в «Березке». Мне так оно нравилось на ней! Его и приготовили в морг.

***

Борис пошел в морг отдавать вещи Ирины, и я попросила его объяснить тому, кто будет ее соборовать, где разрез - там спинка, а не наоборот. Мы сидим в машине в ожидании очереди и тут я стала верещать:

- Борис, быстро иди туда. Они надевают платье задом наперед!

- Да замолчи же ты, наконец, - накинулись на меня и Борис и Валентина Волосова. - Какая разница, как они надели…

- Разница есть. Очень важно, как ты будешь выглядеть там, это я точно знаю.

- Вечно ты из себя строишь всевидящую, - раздраженно продолжила Валя.

И когда, наконец, выкатили гроб, все так и было – задом наперед…

Похоронили Ирину в Гусь-Хрустальном, где она и родилась, где жила ее мама. Коля от нашего автопрома организовал машину, и мы сопровождали ее…

Похороны были драматичны. Борис не хотел открывать гроб. А мать хотела видеть дочь. А Борис упорствовал, он не хотел шокировать мать. Но я настояла. Лучше для матери увидеть все, чем до конца своей жизни мучить себя тем, что смалодушничала. Есть вечное, а есть сиюминутное…

И я была права. Мать увидала, и ее растерянность ушла с лица… Там была ее дочь…

Вот так… знаки мира огненного и астрального, бытового: «другой город», «стол, накрытый скатертью»… «тарелки»…

Так что получается, Иринина смерть была неминуема?.. Там она нужнее сейчас? А здесь только разврат души? С ее потенциалом трудно примириться с той жизнью, что накатила на нее, – никчемность. Она не жаловалась, но я знала Ирину, чувствовала ее душевный дискомфорт до трагичности…

***

(19 августа 1991 г.)

С утра по радио и ТВ никаких передач, только одно – Петр Ильич Чайковский, «Танец маленьких лебедей»…

Наконец, выясняется – в ночь с 18-го на 19-ое в стране произошел военный переворот! Власть в руках ГКЧП. Воспользовались отъездом Горбачева на отдых в госрезиденцию в Крым в поселок Форос.

Теперь мне стало понятно, чего накануне так испугался военный… События, значит, готовились задолго… Как всегда, выходила из своих дверей на Садовой-Сенной и вижу - выгружают спецаппаратуру. Как-то стало вдруг не по себе, а лет сорока красавец офицер разулыбался, увидав меня. Я торопилась, но тоже удостоила его своим вниманием.

- Ну к чему нам на этот раз готовиться? - киваю на гору блоков. – Еще к какой смене?

Говорю, а сама не могу сформулировать, смены чего я имею в виду. Просто уже месяц, как у нас в министерстве изменилась не к лучшему телефонная связь. Теперь, прежде чем нас соединят с абонентом, слышишь в трубке наглое замкнутое пространство. Там перенабирают… Да к тому же не спешат. Если раньше мы даже и не замечали присутствия посредников, то сейчас эти стали даже нагло его демонстрировать, вступать с нами в диалоги, передразнивая нас. А голоса - гражданок от плиты!

Значит, власть перешла в руки самозванцев…

Появились, наконец, эти «новобранцы» на экране телевизора. Вид, словно пыльным мешком всех накрыло… В их состав вошли вице-президент СССР Геннадий Янаев, Язов - армия, КГБ, партийные функционеры, руководители из ЦК КПСС, правительства СССР. Среди них – Премьер-министр Павлов. Почему выделяю его, потому что его зам – бывший якобы друг Бориса – Шербаков. Почему бывший, да потому, что хорошо его «подставил» под увольнение, когда работали на КамАЗе. Впрочем, спасибо - все, что ни делается, все к лучшему. Так мы и оказались, в итоге, в Москве…

Что они хотели, никто толком не понял, да они и не производили положительного впечатления. У Янаева тряслись руки, когда он читал меморандум. Я вглядывалась в его такое мне откуда-то знакомое лицо со своеобразной формой носа, и рассмеялась…

Теперь мне стало понятно то видение, что прошло двумя днями ранее:

Я вся в стремительности действия в работе с видимо-невидимым Учителем. Слева вижу на табуретке сидит ко мне спиной мужчина средних лет в черном пиджаке, волосы редковатые, темноваты, масляные от изнурительности ли, тяжелых испытаний ли. На голове большая плешь со своеобразным пятном. Перед ним стоит человек с занесенным над головой топором… Я отчетливо вижу его. Я зарисовала даже этого «дровосека» - черного с широкими приплюснутыми ноздрями… Слышу, Учитель резко говорит мне:

- «Ищи! Ты это сможешь!»…

…И вот я уже держу в руках эту монаду – лицо монады светлое, то, с которым мы приходим, но наша свободная воля делает его или злым, или добрым. Я держу обеими руками эту светлую половину монады.

- «Быстро!» - командует Учитель.

- «Он?»

И только стремительность моих действий спасает его жизнь. Убийца моментально бросает топор… И … комедия - он начинает вылизывать длинным языком голову этой жертвы. И делает это так быстро и тщательно, что нет слов этому лицедейству!

Теперь, когда я увидала Янаева, в руки которого перешла власть, смеялась от души – он как две капли воды похож на того, которого я видела с топором. Я даже его зарисовала. Это тот самый, монаду которого я отыскала, и, главное, его добрую половину, и мы отыграли убийство.

Вот фашисты советские!

Сказала Борису - ГКЧП не надолго, Горбачев жив. Никуда не влипай. Скоро, очень скоро, начнется комедия.

Побежала на работу. Глухова предупредила, ближайших руководителей ГКС – тоже. Надеюсь, они знают, что с этой информацией делать. Как это ни странно, недоверия к моему сообщению не было. А я опасалась прослыть кликушей. Доверие здесь только на уровне сердца и моего сложившегося авторитета.

***

К утру подтянули танки к Кремлю, Белому Дому. Ввели бронетранспортеры, войска. В городе нависла свинцовая атмосфера. Над Кремлем летает одиночный вертолет…

***

Тоотс Наташа сообщила мне, что открытие выставки под угрозой. Л.В. была придавлена событиями. К тому же на этом настаивали Крамп и таллиннские рериховцы. Я сказала ей, что не надо ничего отменять, власть кратковременна. Та попросила меня помочь убедить в этом Л.В. Побежала в Фонд к Л.В. По дороге купила белую розу, как и программировала. С ней и пришла поздравить с выставкой.

- Вы понимаете, что это такое? Они же запретили работу всех общественных организаций! Все сборы! Все мероприятия! А завтра открытие выставки Н.К. Назначена пресс-конференция!

- А это даже хорошо. Все сразу проявятся, кто есть кто, чтобы легче было поганой метлой их мести, - ненавязчиво встряла я. - Вам официально запретили открытие? Нет! Так и нечего горевать. А эти события ненадолго, можно даже и не реагировать.

- «Ненадолго», это как?

- Мое число – два, - говорю, а сама думаю, а если вдруг я желаемое за действительное выдаю? Но не сдаюсь, вся внутри себя… да… это так… вроде бы нет противоречий…

- Два года?

- Нет.

- Месяца?

- Нет. Дня.

Здесь как раз звонит Наташа Бондарчук, спрашивает, будет ли открытие выставки.

- Будет, - говорит Л.В., и добавляет, - здесь вот у меня Галина Ивановна сидит, привет тебе передает.

Так решился вопрос. Хотя некоторые из рериховских обществ и такие, как Крамп и Андрей из Таллиннского общества, и кто-то еще, вопили, что надо отменить. Но когда от Наташи Тоотс узнали, что это я переломила ситуацию, поняли, сопротивление бесполезно, им со мной не тягаться. Ну и даже хорошо!

А мне еще в кабинете на сердце стало так легко…

***

Напряжение спало, а росло оно еще с декабря прошлого года. На лице от этого противостояния злу пространственному началась аллергия – появились красные пятна. В Мире Тонком меня предупредили об этом: я увидала свое лицо, почти все покрытое этими красными пятнами. Они шли сначала от подбородка, потом выше, выше… Но паники не было. Я безмятежно сидела перед зеркалом и улыбалась… Я знала, что это временно. Надо перетерпеть и приспособиться. Это неминуемый результат процесса жизни в двух мирах, земном и небесном – скафандр мой не выдерживает напряжения сверху и снизу… Я первопроходец... Богам есть теперь над чем работать... «Скафандр» надо менять…

А ведь пятна начались с моим приходом в Фонд… Какие они ядовитые, эти «небожители»…

***

ГКЧПисты ввели комендантский час. Ввели войска. Танки один за другим медленно ползут по Москве... Ведут себя гкчэписты неумно, такие меры дают обратную реакцию. Если ввели тяжелую технику, то против кого она направлена? Ответ прост – против меня. Значит, я должна защищаться. Тогда «получай, фашист, гранату»!

***

Сбегала к Белому Дому. Наконец-то обнаружила, куда делся народ с улиц города. Теперь вижу, куда! Он, не сговариваясь, подтягивается к Белому дому с момента объявления новоиспеченной властью чрезвычайного положения. Удивительное качество у русского народа – он сердцем чует, где правда! Не приказы сверху властвуют над ним, а то, что есть в его совести. А совесть - это божий перст указующий…

Перезнакомилась. Собрались со всех концов Москвы, Подмосковья. И даже приехали из других городов. Услышав по радио и увидев события по ТВ, многие приносят защитникам еду, теплую одежду. Ситуация поразительна! Лица у всех вдохновленные. В основном простой народ, интеллигенция, студенты, много бывших «афганцев». Это хорошо. Обосновываются фундаментально, строят баррикады…

Не сговариваясь, женщины обращаются к танкистам, агитируют перейти на сторону народа, не допустить кровопролития и братоубийства. И они братаются!

Но видела и других, явно из определенных органов… Не думаю, что они будут рисковать, да и, скорее всего, задание у них другое…

***

(20 августа 1991 г.)

Вечер, шесть часов. Пресс-конференция по случаю открытия выставки 175-ти работ Н.К. Рериха серии «Гималаи» в красивейшем дубовом зале старинного здания Академии художеств СССР.

Пришла опальная пресса. Бестужева, ведущая программы новостей главного канала телевидения. Наталья Бондарчук, она одна была с аппаратурой, поскольку у нее частное хозяйство. Сказала, что шла сквозь баррикады. Массовые демонстрации протеста. Таков ответ народа новоиспеченным властям.

У Бестужевой камера приехала лишь в конце с неимоверными приключениями, так как руководство запретило все мероприятия. ТВ оказалось в руках ГКЧП. Тем не менее, в программе «Время» Бестужева дала сюжет. И на радио – тоже. Полагаю, они убедили свое руководство в кратковременности новой власти, не зря же были на открытии выставки.

Л.В. высказала свои соображения по поводу переворота. И сказала очень хорошо, приблизительно такими словами:

- Когда тьма пытается остановить культурный процесс, силы Света восстают. И тьма быстро уходит. Так будет и сейчас. Залогом тому – выставка работ Николая Константиновича Рериха, наполненная энергией Сил Света… Там, где Рерихи – тьма отступает.

Все высказались по поводу переворота. И все были единодушны во мнении, что эта власть обречена на провал...

***

Как Л.В. говорит, каждая картина «Гималаи» это географический к тому же путь Туда, к Ним. Одна «Шамбала сияющая» чего стоит!

***

Общаюсь с Учителем. Сердечная чакра дала знать – в стране начались резкие перемены к Свету. К вечеру загудели центры на ступнях, словно там было окно, через которое мы гнали заразу… Ощущение того, что уходили танки*. И много жертв. Так я пропускаю через себя еще землетрясения…

Сопротивление народа организовал Б.Н. Ельцин, Президент РСФСР. Он хорошо использовал ситуацию. Словно Ленин на броневике в семнадцатом, влез на танк и обратился к народу. Сказал об антиконституционности переворота, призвал дать достойный ответ и вернуть страну к нормам жизни.

______________

* Оказалось и впрямь, уходили танки, переходили на сторону народа…

Но без жертв не обошлось. Трое молодых парней, как сообщили по ТВ, уже поздно вечером погибли в районе подземного проезда на Краснопресненской, где выстроили баррикады… Но не уверена, что это все жертвы, мои внутренние знания говорят об обратном…

***

(21 августа 1991 г.)

Всю ночь в Мире Тонком работала в аэропорту Шереметьево… и Фаросе… Под контролем держала два правительственных самолета, прямо у трапа… И когда среди ночи проснулась, успела сказать Борису:

- Все… Горбачев в Москве, жив-здоров…

И опять ушла в ночь… Помню, со мной была уже Ирина Рыбина.

То, что Ирина человек не простой, знала всегда. Но что уйти в мир иной 4 июля, а уже через сорок дней принимать участие в нашей работе! Высший пилотаж! Быстро она пришла в себя после гибели. Вот что значит уйти в мир иной стремительно, неожиданно, с болью. Оказывается, она так и хотела. Был такой разговор у нее с подругой за два года до трагедии.

Мы облетели с ней все морги, подсчитывая потери и приводя в сознание ушедших в мир иной защитников России. Сознание на «том свете» бесценно, оно гарантия того, куда попадешь, «рай или ад». И погибших было гораздо больше, чем давали официальные сообщения...

***

Почувствовала на сердце облегчение окончательное – народ победил.

Вот что значит действовать не умно, тайком от народа, прямо по Белинскому – «но страшно далеки они от народа»… Ну прямо очередное «восстание декабристов на Сенатской площади»…

***

Была у Белого дома. Народу прибавилось раз в десять, не протолкнуться…

Белый дом взяли в кольцо. Первыми рядами – «афганцы». Будут стоять до последнего. Сообщила одному, что все закончится быстро и убедительно. Не допустить бы только еще большей крови. На сердце – спокойно. «Не допустим»…

***

Вывод войск.

В 11,30 – Чрезвычайная сессия Верховного Совета РСФСР. Вся власть в руках Ельцина. Пока…

***

(22 августа 1991 г.)

День рождения сына. У меня отпуск.

Сегодня должна была вылететь в Барнаул, Верхний Уймон, а дальше с Владимиром Ивановичем на Белуху.

Все отменила. Открытие выставки Рериха и трагическая смерть Ирины заставили сменить планы… Тем более, накануне всех этих событий получила трогательное письмо от Натальи Тоотс: «20 августа должна открыться выставка 150 этюдов Н.К., половина из них – новых, еще не виденных. Какая будет красота! Но – нужны спонсоры, нужно очень много сделать, будешь ли ты с нами, наш Ангел-Хранитель? Не представляю без тебя этой работы. Будешь ли ты в отпуске? Конечно, Алтай – с ним трудно тягаться, но ты нам очень нужна. Целую – Наталья».

Билет на самолет не стала даже сдавать, настолько все это никчемно в свете сегодняшних событий…

День. Стою у Белого дома, тем, кто рядом, читаю «Криптограммы Востока». Ближе только защитники «афганцы» с оружием наперевес. Все ждут выхода Ельцина.

Оторвался от цепи и подошел ко мне один из «афганцев», молодой симпатичный белокурый парень лет тридцати. Я читала «Провозвестие Владычицы» в «Криптограммах», как раз на самом интересном месте, соответствующем этим событиям...

- Что вы так увлеченно читаете? Давно наблюдаю за вами.

- Смотрите, - я показала ему книгу со всех сторон, - а теперь читайте вот эти строки: «Придет время Мое, когда небесное Светило Мое к земле устремится, и тогда пойдешь ты исполнить волю сроков. И ненавистные будут спасителями, и побежденный будет вести победивших». Не правда ли, актуально.

- А дальше?

- «И три корня, разделенные проклятием, срастутся любовью, и вести их будет посланный не из их племени». Интересно?

- Да. Очень. А дальше?

- «До срока проклянут татар и евреев, и они проклянут землю русскую. Когда же твои кости будут преданы уничтожению, трем проклятиям исполнится срок. И невидимо видимый станет у престола, облеченный Венцами и Перстнем…»

- А что значат эти «три корня», кто это? И о чьих костях здесь говорится?

- «Три корня», о ком здесь и говориться, – русские, татары и евреи. А кости… это сложная история… Во время Отечественной войны кости Сергия Радонежского вынесли из Сергиевой Лавры в Загорске, и пытались их якобы спасти… Сейчас они опять на месте. А тогда могли быть уничтожены… Так что получается, мы участвуем в историческом событии, по всяким меркам, и небесным в том числе. Ведь объединились же вокруг России сейчас все национальности. Кто вокруг тебя в цепи защитников Белого Дома?

Так и познакомились. Звать Алеша. Пришел в первый день сопротивления. Рассказал много интересного. Но что-то не ощутила в его голосе радости на день грядущий, «много видел, чего не хотелось бы», было ответом... «да и устали за эти бессонные ночи, боялись провокаций, а они были»…

Приблизительно в два часа вышли Ельцин, Хасбулатов и другие. Народ скандирует. Ельцин зачитал Указ, в котором ГКЧП назвал госпереворотом. Все органы исполнительной власти и силовые структуры переподчинил себе в отсутствие Горбачева.

А Горбачев?.. Не назревает ли новая конфронтация…

***

Смотрю ТВ. Все, как накануне было в Мире Тонком!..

Аэропорт Шереметьево. Горбачев медленно спускается по трапу, опасливо оглядываясь по сторонам. Следом Раиса Максимовна, семья и другие… У Горбачева выражение лица, мягко говоря, своеобразное, если не сказать, взыскующее, не соответствующее чаянию народа, так постоявшего за него. Ни слова благодарности, что под танки свои жизни бросили. Ни Ельцину, что мобилизовал общественность, и мировую, в том числе. И, похоже, как Борис говорит, Горбачев знал о перевороте, но предал их в последний момент…

А за кого вступился народ на самом деле? Как всегда, за Родину, за справедливость! За Горбачева?.. Хотя он уже поднадоел ему со своей Раисой Максимовной… Почему она не воспринимается народом? Такая тягомотина видеть ее и слушать... Хотя моя минская тетка Мария защищает ее всегда:

- Ничего вы не понимаете! Она так медленно говорит из уважения к прессе, переводчикам. Я-то это хорошо знаю!

Тетка моя вместе с мужем, военным атташе, была постоянно на дипломатической службе, знает о Р.М. не понаслышке. Принимали их с Горбачевым в своих посольствах за рубежом… Где-то я соглашусь с Марией, а где-то нет. Народ обмануть трудно. Жеманна… Не хватает чувства меры, «тащит одеяло на себя». Но не она же, в самом деле, Генсек. Да и была бы еще как Жаклин Кенеди - глядишь и глядеть хочется, тогда, может быть, была бы другая реакция… Впрочем, если нет естества, то и не жди любви народа… Потому так и считают Горбачева подкаблучником. И это справедливо, сама знаю из Тонкого Мира, проверяли его через меня в свое время… И Ельцина проверим, достоин ли он России. Дай срок.

***

(1991 г. Август)

- Наконец-то я вернула все то, с чем пришла на эту планету! - плача от радости, говорю Ирине Рыбиной, недавно ушедшей в мир иной… А передо мной на школьном заборе гимназического сада, где я с детства спасалась от житейских невзгод, и который выкормил меня, сиял в обрамлении серебряных звезд огромных размеров остроконечный ромб, как трактует Учение: «Символ устремленности к иным мирам Вселенной, в сочетании с земными задачами».

Один из символов земли – квадрат. Еще года два тому назад в видении я видала его на своей шее… А теперь - ромб! Сияющий всеми звездами Вселенной!...

«Будущее человечества, будущее Космоса, есть ли что-либо более священное?! Но эта ликующая священность не в золоченой ограде, но в стреле устремления, в острие ромба, который сдвинул законченность квадрата в будущее».* «Дух изменил его рисунок, поскольку вырвался из его рамок и подчинил себе, устремив к иным мирам, что предстоит освоить человечеству»...

________________

* Листы дневника, 1927 г., Е.Рерих, Рассанта, Москва, 2012, с. 233.

Почему Боги сделали Ирину свидетелем? Может, оттого, что одно время Ирина не разговаривала со мной больше года. Причиной послужил непростой диалог:

- Прекрати всем помогать! Над тобой в Управлении все переводчики смеются!

Я опешила!

- А что, я что-то плохое делаю?

- Ты что, не понимаешь, что тебя используют?

- Ну и Бог с ними. Пожалеть можно их, а не меня. И не собираюсь в угоду им изменять себе.

Или, может, Они мне дали знать, что Ирина теперь поняла, наконец, что и в Тонком Мире жизнь продолжается, и мои уроки не прошли даром. Через сорок дней со дня своей гибели она тоже оказалась бескорыстной помощницей.

Размышления заставили меня вспомнить, как в первые годы сотрудничества в тонком плане мы с Учителем составляли защитную карту Москвы и ее окрестностей с уязвимыми для столицы местами, особенно на юго-западе. Средства ПВО были примитивны. Я вспоминаю, как в момент возвращения домой приходилось быть все изобретательнее, и ускользать из-под носа «спецорганов». Как в очередной раз возвращаясь из «командировочного» полета, на границе с городом натыкалась на очередную засаду: на земле стояли колонны солдат с автоматами наизготовку. Они пытались поймать меня в специально сделанные для этого сети. В воздухе висели вертолеты, отрезая путь. Я зависла меж ними, якобы сдаюсь, а потом, стремительно снижаясь, юркала в просвет и летела к дому, к дому! Но и там ждала засада. Все та же примитивная сетка, только уже с более густыми ячейками, казалось, не оставляла надежд на спасение. Я зависла над ней, уменьшалась в размере и, как в игольное ушко, проскользнув, влетела домой.

Вспомнилось, как ранее оказалась в «шарашке», месте, где в заключении работали «на оборонку» ученые. Преодолев забор и заполненный людьми двор, я проникла внутрь. «Шарашка» была надежно, с их точки зрения, защищена: из красного кирпича, с окнами из толстого бутылочного стекла, «прошитого» стальными нитями. И опять за мной увязался «спец». Следуя за мной по пятам, он уже не сомневался - я в его руках. Ускользая от него, я поднималась все и выше по этажам. Делаю вид покорной жертвы, а сама лихорадочно ищу выход! Усыпляя его бдительность, имитирую капитуляцию, лечу над узкой спиралевидной лестницей. Мелькают двери лабораторий. Одна приоткрыта, в ней сидят за столами женщины в белых халатах и украдкой наблюдают за нами. В прошлый такой же визит я улизнула от охраны, разбив каким-то подвернувшимся под руки тяжелым предметом один из квадратов оконного стекла. На этот раз под ухмылку надзирателя я бесполезно бьюсь о них в надежде найти хотя бы щелку. И тут вдруг - струя свежего воздуха! Кто-то из женщин этой лаборатории незаметно открыл форточку. Момент! И я, проскользнув в нее, оказалась в тесном дворике с высоким каменным забором с закрученной колючей проволокой. Заключенные с изможденными и якобы отрешенными лицами, сидя на скамейке, потягивали самокрутки. Они украдкой скосили глаза в мою сторону, а потом перевели их на стоящий на старте у высоких ворот грузовик. Я поняла! Юркнула под него, вцепилась руками и ногами в днище, один из заключенных подскочил, открыл тяжелые ворота, и грузовик вывез меня за пределы «шарашки».

Таких «шарашек» по Москве и московской области я «прочесала» не одну. Возвращаясь, оставляла вешки на карте Москвы. Так мы с Учителем проверили все степени защиты ПВО и оставшиеся в наследие от советской власти «шарашкины конторы». И то, что сейчас эта защита Москвы иного качества, наполняет меня знанием того, что наша работа не прошла даром.

Спустя месяц при очередном полете я обратила внимание на все то же подземное полукруглое помещение. Перед бойцами ПВО стояли экраны, на которые поступали сигналы с радаров. В одном из них я увидела изображение своего тонкого тела.

- Смотрите! Смотрите! НЛО! - тыча пальцем в экран, волновался молодой боец.

- Да это наша Галина Ивановна полетела, - взглянув на экран, успокоил подбежавший к нему старший по званию.

В начале такой работы, возвращаясь «из полета», я восхищалась смелостью и находчивостью другой «я». Удивлялась возможностям, ей подвластным. Но эта очередная возможность изумила даже меня.

Видение - многоэтажный дом, глубокая ночь, во всех окнах погашены огни. И только в одном горит свет. Я сижу на узком подоконнике с внешней стороны окна. Хорошо вижу внутри помещения силуэт мужчины лет пятидесяти. Корпулентный. Округлая крупная голова с коротко стрижеными волосами, широкие, слегка покатые плечи. И все это на фоне стены с крупным рисунком на светлых обоях. Я бы и сейчас узнала это помещение. В тесной комнатке за небольшим письменным столом он что-то увлеченно пишет. У меня в руках толстая тетрадь в кожаном переплете. Я «диктую» ему трактат. Он же в полной уверенности, что эти мысли рождаются в его голове. Да, конечно, в его. Ведь для таких трактатов голова должна быть готова.

Вот так я и узнала, как еще появляются открытия: прободай мыслью пространство, притяни к себе знание, что хранится в ноосфере, и тебе его предоставят на «тарелочке с голубой каемочкой», черпай из нее! Если это на службу мира и прогресса…

***

(30 августа 1991 г.)

Сразу после окончания событий начала подкашливать по нарастающей. Два дня лежу в постели. Воспалились все слизистые оболочки верхних дыхательных…

Вчера прорезался Алексей. Я успела познакомить его с Борисом. Сейчас жду его прихода.

Еще один тяжелый случай, но действенный. В Алеше, слава Богу, активная земная позиция еще не убита, несмотря на те ужасы, через которые он прошел в Афгане… Меня понимает правильно, кроме уважения, граничащего с обожанием, слава Богу, ничего. Мою вселенскую Любовь воспринимает правильно.

Борис помог ему с «подъемными». Как защитники Белого дома, новой властью востребованы далеко не все. Работы так и нет. А есть хочется всегда. И что тогда…

***

Эдуард от Союза писателей в воюющей Югославии… А я все пытаюсь проникнуть в загадку, почему я недосягаема для Сидорова в том месте, где родилась. Пожалуй, поняла… Пишу, и на страницы ложится звезда красивого голубого цвета…

***

Из сна. Вижу, горит проводка электроплиты. Огонь уже и на полу, и на стене. Приближается к розетке, еще мгновенье – и короткое замыкание… Тогда я, преодолев оцепенение, дотягиваюсь до розетки, дергаю за шнур и предотвращаю пожар…

Очнулась… Что это было? Опять сдаю экзамены? Проверка на реакцию?

***

(1991 г.)

Явь. Осень. Я вошла в комнату и остановилась как вкопанная! На верхней части пианино с правого края «пылал» бледно-небесный не жгучий огонь. «Неопалимая купина»! Высота пламени была больше моей ладони. Я смотрела и смотрела на него. А оно не исчезало. Тогда я медленно, чтобы не нарушить пространство, прошла на диван и села, прислонившись к стенке. «Пламя» продолжало пылать. Рядом стояла икона моего любимого Ииссы. Я перевела взгляд на него, и... о, чудо! Икона раза в четыре увеличилась в размерах! Я перевела взгляд на переднюю панель пианино. И икона переместилась туда. Что это значит? Символ иконы - к терпению.

На следующий день пришло печальное известие – в лощине между железнодорожными станциями в парах газа, скопившихся от повреждения трубопровода, сгорели заживо пассажиры поезда, шедшего из Уфы в Москву... И в основном – дети, возвращавшиеся с какого-то мероприятия в Башкирии.

- Что же ты так бездарно это использовала? - накинулся на меня Балашов, - надо было в тот момент задавать ей вопросы.

Я растерянно хлопала глазами. Не тому этот дар достался…

***

(2 сентября 1991 г.)

Силы зла не дремлют. В Мире Тонком пытаются уничтожить меня. Нашли всех, кто в моей жизни готов был бы им помочь. Даже из моей юности моих недоброжелателей и завистников из первых рабочих шагов по «почтовому ящику», когда те слышали о моих видениях… Оказывается, у них дилемма - или я должна умереть, или они. И они старались. Даже подтасовали событие на день раньше. Я сделала вид, что подчиняюсь неотвратимости, увидав пред собой палача с жутко безобразной физиономией… Вид не для слабонервных! Но я продолжаю спокойно взирать на всю эту мерзость и искать выход из положения. Делаю вид, что поняла всю безысходность своего положения. Вдруг вижу окно в пространстве. Вылетаю в него … И оказываюсь в ловушке… Передо мной замкнутое пространство, потолок забетонирован и сужен до пола… Они стоят и смеются надо мной, наконец-то они перехитрили, показывают, что они работают профессионально. Тогда я опять принимаю якобы смиренный вид, а сама не престаю искать выход и надеяться, что он будет найден!

- Ну коли так, это неизбежно, - говорю я им после своего умствования о жизни, карме, ну, словом, глаголю по Учению, космическим законам.

Потом они, кажется, так, меня омывают, как положено перед последней ступенью, перед дверью, которая ведет Туда, вернее, где это происходит с такими, как я. Снимают с меня вещи ценные, чтобы передать их родственникам, как свидетельство моей кончины. Я снимаю с себя все кольца, перстень с жемчугом, снимают цепочки с крестом, Божьей Матерью, с Николушкой Чудотворцем. Цепочка серебряная пригодится моим родственникам, думаю, глядя на эту процедуру… Хотя без креста я не остаюсь, глядя на себя… На меня новый что ли повешен… Словом, я уже готова войти в эту дверь, Уже сказала себе, ну и ладно, осталось недолго потерпеть эту боль перехода насильственного. Так мне и надо. Сама привлекла к себе такое «внимание», сама накликала эту смерть, все, уйду да уйду… Вот теперь и впрямь уйдешь, да что-то сопротивляешься... Желание изменилось? Жаль, что поздно осознала.

Вижу, как подталкиваемая моим жутким окружением, свидетелями моей последней черты, оказываюсь у этой бронированной двери с желтой кнопкой. Я нажимаю на нее и… очнулась…

Очнулась и задумалась, переваривая то, что ощутила в видении…

Что же произошло? Проверяли меня на истинное желание умереть? А то я верещу постоянно о смерти… А мысль материальна. Теперь надо сделать переоценку ценностей. И о смерти вообще молчи. Всему свое время. Как только, то сразу!

Но почему я остановилась в замкнутом пространстве, а не прободала бетон силой мысли? Сыграла жуткую шутку память Египетских Богов при уходе в мир иной… Когда дух умершего возносится по отведенному в пирамиде каналу туда, в вечность, к звездам… и так же приходит. А здесь все сделано, чтобы и не ушла, и не пришла. Словно и не было никогда…

***

(13 сентября 1991 г.)

Балашов расстроен. В Союзе писателей – переворот. Что и следовало ожидать, согласно нашему времени. Как он говорит - евреи и демократы расчленили Союз, обезглавили издательства и заняли его помещения. А красивый ресторан в ЦДЛ скупил наш вазовский авантюрист и бандит «Боренька» Березовский, оставив для них, словно кость бросив, кафе в подвальном помещении. И это все происходило, пока наши русские амбициозные мужики «чесали репу». Вот вам, плоды якобы свободы. Свобода от чего, или свобода для чего? Так любит вопрошать Л.В.

***

(20 сентября 1991 г.)

Из сна.

Я в Египте. Из тайника беру икону, сняла оклад, а там несколько чаш деревянных и статуэтка - женщина - обращение к Богоматери… Статуэтка – из дерева. Чаша – на трех сторонах орнамент из трех колец, связанных воедино. Еще помню, вытряхнула из иконы «рыбу-божка». «Рыба» - это же символ Христа! На серебре чеканка - вот хвост… чешуя… голова... Все это - работы египетских мастеров. Когда вынимала «рыбу», получила ожег в правый висок, «рыба», словно живая, задела, махнув хвостом.

- Потом разгляжу это произведение искусства, - сказала я, отложив этот шедевр в сторону.

Стала начинять заново икону. Помню, там во весь экран изгиб Богоматери, как у Владимирской, только слева направо и цвета пшеничного колоса и хлеба. Дальше беру чаши, обнаруживая, что одной уже нет, статуэтку женщины из дерева, с египетским орнаментом на подоле, положила к себе в карман у сердца. А потом, все-таки, вынула и поставила в углубление справа в верхнем углу иконы Богоматери. Знаю, что эта икона называется «Плодородие».

За это время моего действия мне пришлось «провести за нос» двух огромных черных великанов, шедших грозно в моем направлении. Подумала, что же это за страна такая, где я нахожусь? Еще убрала с пути великанов стол, чайник, стулья, чтобы не раздавили все это.

А ожег в висок получила, видимо, оттого, что неосторожно открывала икону, нарушила секрет, вот потому великаны и появились. Но, получается, я и их нейтрализовала.

А куда девалась чаша? Полагаю, она теперь в более нужном месте. Там, откуда «заказ» пришел...

***

Держу в руках фотографию Ииссы египетского периода. Сам Он стоит рядом. У него сияющий лик. Сзади копна волос, уложенных традиционно. Традиционный цвет волос, как пшеничное поле на иконе Богоматери. Мне Он говорит, указывая на фотографию:

- Это египетский Иисса.

А я Ему в ответ:

- Он больше здесь похож на Рамзеса II или на Тутанхамона.

Значит, Учитель дал понять - в тех воплощениях я была рядом с ними. Так же знаю, что была рядом с Ииссой и была его оберегом. В приливе нежности и Любви говорила Ему:

- Малышка мой… Мальчик мой маленький…

Что за отношения были меж нами? Целомудренные, сотканные из Высокой Любви. «Физике» при таких отношениях, полагаю, нет места, Он – «мальчик мой маленький»…

***

(16 сентября 1991 г.)

Писать стала из рук вон... Событий много, осмыслений еще больше. А времени написать – нет.

На сегодняшний день вокруг дышит всякая нечисть. Все обнажается. Ощущаю дыхание ее в самые уши…

Сначала угнали автомобиль, одиннадцатые «Жигули». Но наша старушка далеко не дала себя увезти. Через два дня вернули верные стражи. Теперь рэкет обложил. Пока только со мной имеют дело. Им нужен Борис с его капиталами. Интересно, как он с ними делиться будет, если для себя и семьи еще не постарался и спит на раскладушке. Кому скажи, долго смеяться будут. Сегодняшние предприниматели в таком статусе сразу за покупку домов берутся, или, как минимум, ремонт квартиры.

А Борис, слава Богу, в командировке. На этом они и прокололись, когда сказали, что сотрудники. Два амбала: молодой так вообще прямо сказочный герой - Добрыня Никитич, блондин с голубыми глазами, молочного цвета лицом, улыбка во весь рот, толстая золотая цепь на крепкой шее. Другой мрачный, в черной кожаной куртке, руки в карманах, правый оттопыривается – значит оружие. Все это сразу глазом выхватила, сообразила, кто передо мной и что хотят. Предложила им войти в дом, чтобы посмотрели, на чем миллионер, по их понятиям, спит.

- И не стыдно с такими данными побираться?

Они поняли, что я их расколола.

Ушли, пообещали через неделю вернуться.

- Ждем с нетерпением, - сказала я радушно.

Пока справилась сама. Главное не допустить их до Бориса.

***

Наталья Тоотс продолжает лить на меня помои. Пытается воздействовать на Светлану Б. и ее мужа из-за моего отношения к Л.В. Те ее поставили на место. Света растет, крепнет. Я рада.

***

Прошла пресс-конференция в Фонде. Повод – мэрия не дает помещения для работы музея. А я Л.В. предупреждала, что сейчас еще не время, у мэрии своих проблем выше крыши и ничего хорошего не выйдет. Надо самим использовать то, что уже в руках. А в руках прекрасный Дворец Культуры ЗИЛа. Берите! Все бесплатно, директор – великолепный, и ЗИЛа, и Дворца. Я через Колю Волосова решила этот вопрос. Тот – зам. министра автопромышленности, считай, что первое лицо, если учесть, что Пугин, министр, постоянно на Горьковском автозаводе. Вот Диму Попова я туда внедрила, с удовольствием теперь работает там со своим теософским обществом. Помещений для всех хватит.

***

В СФР прошли лекции Сергея Ключникова по Живой Этике. Все свел к медитациям. Конечно же, это не нашло в нас поддержки. Стрелы недобрые так и летали в нашу сторону. И, только прочитав молитву Учителя несколько раз, создала стену недосягаемости, а то прямо закашлялась, так бьет па горловому центру вместе со своей сестрой Мариной.

Были они года полтора назад у меня дома. Ее рассказ для журнала «Москва» печатала на машинке Галина Ивановна Кальжанова. Вроде бы девочка неплохая, а с братцем они оказались на посиделках просто исчадием адовым. И что он все выламывает руки Л.В. со своим пониманием Учения - медитация, видите ли, главное. Это в наших-то условиях городских! И ссылается ведь то на Далай-ламу, то на Е.И. А на самом-то деле и Далай-лама в интервью сказал, что это для него утренняя и вечерняя программы. И заключается она у него в думании о тех проблемах, что надо решить самому и человечеству в целом. И Е.И. все время твердила – «медитация - вся наша жизнь». Сама она от души смеялась, когда видела это закатывание глазок или сведение их на переносице, «на заседании» в позе лотоса.

***

«Возлагающийся – мертв. Следующий – жив». («Иерархия», 179)

«Неблагодарный, прежде всего, - неблагороден. Называем благородством благие накопления прежних жизней, ибо на Земле начали считать благородство лишь по родителям». («Иерархия»,182)

Нашла в Учении словно специально для Балашова иллюстрации к нашей теме о Бабуре…

***

(21 октября 1991 г.)

Наконец-то я осталась одна… В Мире Тонком… Вижу себя лежащей в постели… Вижу перед собой справа пронзительно синий энергетический столб света. Потом вижу, как из грудной клетки на уровне диафрагмы, как из щели, по всему объему тела вылетает пламя.

Ох, не так. Сначала ощущаю, как из верхней части груди, выходит голубое тело - овальная голова, потом такое же тело и вот потом уже начинается возгорание центров по объему под диафрагмой, потом в области колен и ступней. Причем на уровне диафрагмы я вижу особой интенсивности пламя. На уровне бедер – то же, ниже то же. А на уровне сердечного центра вижу, как вместе с нежно голубыми розовыми, фиолетовыми, серебряными, словом цветов радуги, от каждой молочной железы вдруг поднимается черное пламя и сгорает в этом потоке света….

Значит ли, что меня оздоровили, и мои проблемы, тянувшиеся с рождения сына, теперь ликвидированы?.. А накануне в Тонком Мире я была в онкологическом центре с этой «молочной» проблемой… Значит, я права в своих выводах - сожгли мои физические проблемы со здоровьем в потоке сердечных энергий… Ну спасибо, родные!

Дальше я поднимаюсь с постели и вижу Шапошникову. Спрашиваю ее, что она может сказать о возгорании центров. Она отвечает что-то неопределенное.

***

Теософы начали работу во Дворце Культуры ЗИЛа. Пришла на первое занятие специально, чтобы закрепить эту связь с Людмилой Евгеньевной, директором Дворца.

А вчера поговорили с Димой Поповым. Посоветовала направить работу его теософского общества в агнийогическом направлении, ведь Теософия - предтеча Агни Йоги, о чем писалось у Елены Ивановны и в Учении. Согласился…

***

(22 октября 1991 г.)

- Можно по глазам определить, как ты мучаешься, - кто-то сказал мне в Мире Тонком.

Да! И еще информация от него – «Это боль сердца, снятая со Святослава Николаевича Рериха»…

Вижу голубое небо и Гималаи в золотой дымке… И на сердце радость – все обошлось!

***

Очнулась от резкой боли в центре живота, пронзительные боли – вокруг сердца. Все тело обложило, больно шевельнуться… А Борису надо погладить рубашку. Едва нашла позу, чтобы встать, дышать трудно. Как справилась – диву даюсь… Как тела разъединяться умеют…

Показано было, что на работе я должна быть в половине второго… Но, увы. Пришлось мобилизоваться, хотя и начальник у меня золотой.

А в указанное время был криз – я в момент стала мокрая, как мышь… Боль ушла, но след еще не проходит…

Со Святославом Николаевичем все обошлось. Значит, жизнь его нужна еще для защиты наследия Рерихов, для защиты Фонда и Шапошниковой.

***

А в Индии вчера было сильное землетрясение, унесшее тысячи жизней… Вот почему пришлось помогать Святославу. И вот почему страдала физически…

***

(28 октября 1991 г.)

Вслед за событиями с землетрясением в Индии, после реанимации на физическом плане, через два дня последовало удивительное энергетическое внедрение в тело - через родничок, дальше к горловому центру, сердцу, в солнечное сплетение - такой вихревой энергетики, что я ощутила, будто в меня вогнали дышло крутящееся. Приказала себе не бояться, это раз, мысленно прочитать молитву Учителя, это два, и третье – не вызывать скорую помощь.

Выдержала. Что же это было? Предполагаю, что…

***

(14 ноября 1991 г.)

Видение. Небольшой зал. Надежда Константиновна Крупская разносит по залу бумаги. От внутреннего напряжения она трогательно вытягивает свои пухлые губки в трубочку, и они превращаются в пятачок, как у поросенка. Я едва сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. Мы же с Владимиром Ильичем стоим на свободном от стульев месте и разговариваем о предстоящем собрании. Он дает мне задание сделать обзор статьи и показывает ее на развороте газеты, она с правой стороны. В центре статьи - групповое фото. В верхнем ряду справа стоит женщина с зачесанными назад прямыми, но пышными волосами. Глаза красивые, кажется, серые…

- Обратите внимание, - говорит В.И., - Мария Макдебургская… Выберите все нюансы в статье, касающиеся ее.

Я поняла, я - аналитик. Он опирается на мои заключения. Между нами шныряет мальчик, нам известный из истории. Ничего не говоря, я обращаю на него свой взор… Владимир Ильич перехватывает мой взгляд и говорит:

- Не обращайте внимание. Вы же знаете, он даже не носит моей фамилии...

Я читаю статью, параллельно разговариваю с ним и наблюдаю за сценой внизу. А там – море, которое вдруг на глазах мелеет… А мальчик этот плюхается в обмелевшее до лужи море…

И что-то все вокруг пакостно…

***

(17 ноября 1991 г.)

Сегодня был Валера. Рада за него. Расстается с Натальей Б., теперь на старте своей новой жизни. Уезжает назад в Киев. Дай ему Бог!

***

Чудесные потоки. Который день.

Клею фото Учителей, репродукций Н.К. Рериха, что дала Л.В. Шапошникова. Среди них фото Учителя Кут Хуми. Конечно, рамка тяжеловата, но слава Богу, есть хотя бы такая в наше-то время… Поставила перед собой… и тут же пошел такой каскад чудесных волн – радостно тревожный, полный говорящей Любви… Горловой центр заходил, сердце наполнилось щемящей болью невыраженной любви, наконец, прорезавшей откуда-то этот источник… Это - Кут Хуми! Горловой центр – как напоминание о встрече в корабле, рождении дочери, сердечно-горловом – как напоминание встречи на Белухе в местах заповедных, где был показан и космодром с тем самым кораблем. Все встречи и разговоры, пишу и тут же возникла та звезда сиренево-фиолетово-аметистово-розово-синего тонов и легла на лист. Из «родничка» идет голубой цвет. И чувство находки друг друга не покидает… От этих мыслей Кут Хуми включился… Его лицо задвигалось, засияло золотом, стало объемным, и такой поток сердечный…

***

Вспомнила фрагмент сна на прошлой неделе… Я еду в такси по улицам старой Риги. Таксист завозит меня на безлюдную улицу в форме «скобки»… Замедляет ход и навстречу нам вышли молодчики-грабители. Я понимаю, что в ловушке, сопротивление бесполезно, так как таксист их сообщник и бежать куда-либо бесполезно. Я якобы сдаюсь. Думаю, ну чего же я лишусь в этом городе? Ну останусь без сапог, джинсов и куртки, Бог с ними… Это всего лишь вещи… Вижу, как они срезают подошвы сапог. Дальше я якобы готовлюсь снять джинсы, но завязываю дружеский разговор… Потом открываю мою любимую книгу Балашова «Глагол молчания», где хранится фото Учителя М. И книга в супер-обложке. Ее мне сделали по заказу рижские мастера «Дайльрады», обложка с тиснением золотом. Книга на глазах превращается в золотое руно. Оно светится и такое же по размеру… Вижу, это привлекает их пристальное и нездоровое внимание. Но я ложусь грудью на этот свиток и не отдаю…

Так и очнулась…

***

Явь… Опять радуга в постели. «Радуга – символ Обители»… И солнце пробивает темноту лифта. И когда подхожу к нему с улицы, он открывается сам… И на сердце – радость…

***

Забавный сюжет. Еду в Малаховку на вещевой базар на электричке. Бабы остервеневшие, с грузом, толкаются, орут друг на друга. Здесь заходит молодой человек, идет вслед за ними, и в разгар этой перепалки дружелюбно обращается к этой толпе разъяренных баб:

- Сударушки! Разрешите пройти!

И толпа сразу перестроилась! Все заулыбались, всем сразу места хватило, расступились…

Вот так!..

Любимая присказка моей бабушки Кати: «Одна улыбка разъяренную толпу укрощает».

***

(25 ноября 1991 г.)

Была в Фонде Рерихов. Вернулась из Америки Л.В. Шапошникова.

Я знала о готовящемся акте против Айвара Гарды и Галины Шпилько. От них зависит экономика Фонда. Один заместитель Л.В., другая - директор книжного магазина.

Готовит акт, как утверждает Наталья Т., новая пассия Л.В. советник-юрист Нина Карпачева. И Наталья попросила повлиять каким-то образом на Л.В., чтобы у этой Карпачевой ничего не получилось. Что-то я стала для них чем-то вроде Пышки Мопассана…

Карпачева как-то внезапно появилась рядом с Л.В. Как оказалось, ее привела близкая и давняя подруга Л.В. – Татьяна Петровна Григорьева, доктор наук, японист, член Правления СФР... И теперь эта пассия ведет себя соответствующе, к неудовольствию близкого окружения Л.В., в частности – Натальи Тоотс и Нины Георгиевны Михайловой, с кем живет в одной квартире Л.В. в качестве подружки ли, родственницы.

Этой Карпачевой лет 35. Небольшого росточка, из типа женщин, склонных к полноте, короткая шея, карие яркие глаза, говорящие о большом запасе психической энергии, но все на уровне самости, к сожалению. Любит взять «под колпак», и диктовать свою волю. А она у нее крутая, как я поняла, если Л.В. ходит рядом с ней словно придаток. Поразила стремительным порабощением всех темных и серых сил. Все живут, как кролики при удаве. Л.В. тоже. Хотя я и не верила этому, думала, девушки наговаривают, сгущают краски, и считала, что Карпачева просто ее очередная жертва. Многие опасались, прежде всего, верхушка, что придется долго терпеть эту власть, а может, будут даже жертвы. Ради этого назначен день заседания Правления, где и начнется эта резня. Как они говорят…

Теперь понимаю беспокойство «подружек», которые опять вспомнили обо мне с одной целью – отбить ситуацию назад, я, в их понимании, безобиднее. Хотя уже который месяц Наталья и ее компания ведут против меня подрывную работу. И отношение ко мне каждого из них мне понятно. Цель все та же - быть кукловодами в наших с Л.В. отношениях… Наталья в лоб попросила меня повлиять на Л.В., остановить расправу. Хотя сами забыли о своем гнусном поведении по отношению ко мне и Л.В. особенно. Только себе могут простить промахи, а вот Л.В. – никогда! Она же в их понятии Царь и Бог в одном лице, «непростительно».

Я вспомнила, что Наталья сама была под колпаком Нины Карпачевой… Я это видела на общем собрании московского общества Рерихов. Они с Натальей сидели буквально позади меня. Румянцева тогда активно вела это собрание вместе с Петром, руководителем общества, симпатичным пареньком. Тот полностью был в ее руках. Она лишь иногда позволяла ему открыть рот. Так вот, тогда на этом собрании от имени СФР должна была выступить Наталья. Нина сидела рядом с ней и диктовала, в прямом смысле, что сказать и когда выступить. У Натальи был потерянный вид, но она, словно кролик при удаве, заглядывала той в рот, мне даже стало жаль ее. До этого я знала лишь по телефону о таких способностях помощника-советника. Но не до такой же степени всех собою подменять.

Внутренне я давно устремилась на помощь им всем с первой встречи с этой фрей. И весь месяц не появлялась перед Л.В. Не хотела мешать созреванию их всех отношений с приходом этой дамы. И не испортить, и не затянуть игру. Пусть каждый увидит, кто есть кто. Ни один из этих лагерей мне не был симпатичен. А бабизм надоел. Пусть сами разгребают свое собственное дерьмо.

Ан нет! Востребовали!

Завтра заседание Правления. Сегодня понедельник. Надо идти.

Действовала из принципа «как Бог пошлет»… Утром Он послал мне пять скромных, но изящных и красивых роз. На работе у меня оказался мой же кувшинчик. Пришла после четырех. Нина безвылазно сидит у Л.В. в кабинете, хотя у нее есть свой. Все в страхе ожидают завтрашнего дня. С моим появлением Л.В. оживилась. Там кроме них сидело еще два человека, шло совещание. Я вышла, чтобы налить воду в кувшин. Налила горячую, чтобы долго стояли. Пришла в кабинет. Л.В. радостно меня приветствовала. Она вышла навстречу, мы обнялись. Я подарила ей розы, сказав при этом, что согрела их своим сердцем.

- И правда, - сказала она, взяв кувшин. Он был горячим. У Карпачевой глаза на лоб полезли, приняла за чистую монету. Ну и байки тут про меня рассказывают, мелькнуло у меня в сознании. Наконец, Л.В. села и предложила мне сесть напротив, рядом с Ниной. Чисто психологический момент: я посмотрела на это место, перевела взгляд на эту даму, и прошла к другому стулу, что стоял с торца стола. Поставила там же розы, так как стол Л.В. был забит бумагами и там уже стоял кувшин с гвоздиками. Она стала спрашивать, как мои дела. Я стала рассказывать о рэкэтирах, что в очередной раз должны прийти, по моим соображениям, именно сегодня. Нина К., наконец-то, сообразила:

- Я оставляю вас одних. Вам же надо поговорить.

За время встречи, а в пять должно быть очередное совещание, и потому у нас было не более сорока минут, Л.В. успела рассказать мне, как драматично добиралась до Нью-Йорка, как самолет попал в вихревой столб и пришлось снизить скорость, потому они прибыли в аэропорт с опозданием на два с лишним часа. Вдобавок, Америку трясло, было землетрясение. Вот так ей досталось – смерч, ураган под каким-то жутким именем. Она проспала у Кэтрин Кэмпбелл двадцать один час кряду. Подружки, т.е. Кэтрин и Ингеборг Фричи, даже забеспокоились, а жива ли. И только ее ровное дыхание успокоило их… Сказала, что привезла архивный материал Рерихов - путешествия по Средней Азии Н.К. и Е.И. Поделилась впечатлениями от прочтения протоколов заседания суда с Хоршами.

- Когда я приехала в Фонд, мне под нос суют очередной пасквиль на меня. Меня обвиняют в том, что я черный маг и т.д. и т. п. Это все Кувшиновы и компания... А я расхохоталась. Они подумали, что у меня крыша поехала, а мне действительно смешно стало после того, что я пережила, читая архивный материал судебного дела Хорша, зная, что выдержали Елена Ивановна и Николай Константинович. Это же на каком уровне травля была! Все верха были задействованы – пресса, суд за судом, предательство за предательством. Кстати, хочу предложить кому-нибудь этот материал, чтобы написали книгу.

И я поняла - если при мне Л.В. высказала эту идею, то, может, «этот колокол звучит по тебе?» Так и сказала Л.В.

- Но там же текст на английском языке. А вы его так не знаете.

- Ну если надо, я его освою вчера.

- Давайте вернемся к этому разговору, когда я разберусь с архивом.

На том и порешили.

«Если хочешь добра, умей противостоять злу», - в связи с предательством Хорша напишет потом Елена Ивановна в Агни Йоге. И еще - «не перегружай доверием, чтобы не было предательства».

В пять я встала, чтобы не задерживать ее, так не проронив и слова об обстановке в СФР и ни о ком из них. Но «действо» опять пошло само…

Я стала искать место для своего букета роз, так как они стояли на гостевом месте - на ее рабочем столе места для них не было.

- А, ладно! Пусть на вас смотрят с этого конца, - сказала я и поставила на прежнее место, гостевое. Уже закрывала дверь за собой, как вдруг Л.В. вернулась в кабинет со словами:

- Это несправедливо, - убрала тот огромный кувшин с гвоздиками и на их место поставила мои розы.

В коридоре мы столкнулись с Айваром, который только что подошел к своему кабинету. И все это на маленьком пятачке... За одно мгновение ситуация изменилась! Мы радостно с ним поприветствовали друг друга в присутствии Л.В. Тут же при нас она открыла дверь кабинета Нины Карпачевой со словами:

- Это несправедливо, - и жестом, не требующим возражения, поставила эти гвоздики ей на стол.

Вот так! Я поняла, завтра этой фре бой не выиграть, и Айвара – не съесть. О чем и предупредила Наталью, чтобы зря не переживали. Л.В. не такая уж слепая, как им кажется. Во всяком случае, она правильно расставит акценты.

***

(26 ноября 1991 г.)

Так и случилось! Была в Фонде. Пришлось реанимировать Галину. Она страдает больше всех. Ведь ее «успокаивает» Наталья. А она может вытрясти из тебя последнее желание жить.

***

(27 ноября 1991 г.)

Сдали в набор третий номер «Информационного вестника». Коллеги - молодцы. Как теперь их благодарить, мне надо думать, хотя они это делают от чистого сердца.

Я вдогонку села писать заметку о прошедшей в Днепропетровске конференции, посвященной 160-летию со дня рождения Е.П. Блаватской и столетию со дня ухода. Торопилась. Надо было дать его на вычитку Наталье и еще зайти к Л.В.. Она привезла мне из Нью-Йорка что-то специальное, вдобавок сказала, что можно будет почитать архивный материал Е.И. – записи переписки с Учителем. Е.И. разделила их на три части: одна у Святослава, что теперь в Фонде, другая – у Кэтрин, что теперь тоже в Фонде, третья – у Нэтти Хорш, что досталась ей от родителей, и что ей абсолютно не нужно, и она сдала их в архив какого-то университета американского. И вот теперь и это в Фонде.

***

Л.В. подарила мне четыре роскошных репродукции Н.К. Рериха – «Матерь Мира», «Мадонна Орифлама», Н.К. в костюме Далай-Ламы V, и «Сожжение тьмы», где Учителя стоят в молитвенном молчании, держа в руках ларец, из которого льется свет Чинтамани. Об обещанном архивном материале Учителей, что обещала дать при встрече, она и не вспомнила, а я не стала форсировать. Значит, не время…

Я опять пришла с розами, хотя прежние стали еще красивее, распустились, вдобавок еще и пахучими оказались, о чем с удовольствием сказала Л.В.

Карпачева ушла из кабинета притихшая. Л.В. рассказала, как она руками Л.В. хотела расправиться на Правлении с Айваром, и как ей пришлось вступиться за него. Этот рассказ так и заставил меня опять внутренне «пройтись» и ощутить каждого в коллективе… Л.В. подхватила тему. Она охарактеризовала Карпачеву как зомби:

- Программа у нее – то включается, то выключается. То втягивает людей в свое поле, где все пляшут под ее дудку, а главное, нашего Президента Печникова околпачила. Но этого бабника не жалко. Словом, я ошибалась, взяв ее в штат. Но те силы постоянно нашептывали мне… Я рада, что наш разговор состоялся. Я словно со своей души груз сняла…

Мы поделились с ней теми знаками, что были нам каждому даны от Учителей… Она о себе, я о себе… Произошел доверительный разговор, который может быть только между близкими по духу людьми.

- А знаете, почему я всех вперед пропускаю? Меня под левую лопатку в прошлом воплощении «убили».

А я ей в ответ про свои прошлые смертельные раны, и то, что тоже пропускаю всех вперед и люблю сидеть на последнем ряду, мне так комфортнее. А еще меня сжигали…

- Галина Ивановна, пропускаете вы всех вперед потому, что вы сильный человек и всех любите держать в своем поле.

Да… Хорошо она вывела меня на откровенный разговор! Пришлось ей сказать нелицеприятные вещи, сравнить ее с волевой Карпачевой, что та тоже умеет управлять людьми и подвигать их к откровенности…

- Только ваш уровень выше, а она этого недооценила, на том и погорела. Ваша защита якобы в вашей слабости, за счет этого качества вы быстрее распознаете людей. Вы безудержно доверяете сразу, и когда человек уже считает, что якобы держит Бога за бороду, тут же себя обнаруживает. Потому так много конфликтов вокруг вас. А поле энергетическое у вас сильно!

- Я хочу ее переделать. Дать ей шанс.

- Значит ли это, что вы хотите выпотрошить ее и наполнить своим содержанием? Вы готовы вести ее всю оставшуюся жизнь?

- Нет. Мне этого не надо. Но я все же хочу дать ей шанс.

- А не несправедливо ли это будет по отношению к коллективу, который она так замордовала? Вдобавок и оклад у нее, как у вас, говорят. Почему коллектив, к тому же, должен кормить такого, как вы сами сказали, некомпетентного человека? Не слишком ли это расточительно для решения личных вопросов?..

- Нет… Думаю, нет. Я ей сказала относительно этой ситуации: или уход, или резкая перестройка… И мне нужен компетентный юрист. Нет ли в вашем окружении таких?

- Да вы, Людмила Васильевна, ребенок большой!

- Зато никто из уволенных мной не мог подать заявление на меня в суд. Я делала все справедливо.

Пока мы разговаривали, получила внутреннюю информацию – рэкетиры на пороге моего дома. Потому я постаралась освободиться быстрее, посвятив Л.В. в мои предстоящие дела.

Рэкетиры сидели в «Жигулях», номер я на всякий случай срисовала в памяти. Попросила соседа проверить, откуда эта машина. Оказалось, подмосковная. Я подошла к машине вплотную, пыталась вытащить их для разговора на улицу, но они лишь нажали на кнопки дверей и сделали вид, что меня в упор не видят. Но не тут-то было. Я встала прямо перед лобовым стеклом и жестами пыталась выманить. Но они лишь дали по газам и медленно уплыли за угол дома. Я встала на крыльцо. Надо было дождаться Бориса с работы. И тут вижу: они опять появились во дворе, но уже с другой стороны. Я стояла минут сорок. Они тоже. Потом не выдержали и уехали. Бориса я дождалась. Его они опять не застали. Но я прекрасно понимаю, что на этом дело не закончится. О чем и предупредила мужа.

***

(27 ноября 1991 г.)

В четверг были в музее Востока на открытии выставки «Боги. Люди Тибета». Света Б. потянула меня в другой зал к картине «Гуру-гуру». Пришли. И оказались свидетелями грязного разговора Румянцевой с какой-то дамой. Румянцева продолжает рыть могилу Фонду и лить грязь на Л.В.

Света была в шоке, так как недавно они с Тоотс заверяли Л.В., что она успокоилась и больше в этой войне не участвует.

«Волк в овечьей шкуре», - сказала расстроенно Света. Мне тоже урок, я тоже только недавно уверяла Л.В., что та изменилась в лучшую сторону «и в войне больше не участвует», что даже похорошела и сразу стало видно, что она действительно красивая женщина. Когда-то она была балериной и утонченной красавицей. Так я ее увидала…

***

Вчера выхожу из ночного транса с памятью:

- Ты теперь знаешь, куда надо прилетать для очистки ауры…

И еще: я выхожу из глубокой ямы, ровной, как чаша. И вижу, что на краях ее висят змеи всех сортов и размеров. Одна пытается дотянуться до меня и укусить, но не получается. Даже серая гадюка здесь! И все они якобы мирно сосуществуют, несмотря на то, что я не боюсь их и перешагиваю через них.

Ну, где засел этот змеюшник, я уже давно знаю… Так что Учителям каждый виден, как на ладони… И не обольщаются… Но «другой муки нет». Так Учитель сказал Рерихам, когда те отправлялись в Америку начинать Его дело. И из всех, на кого можно было бы им положиться в этом деле, оставался лишь Хорш. «Мука внутри темная. Но другой нет». Вот и ты, работай с тем, что есть…

***

По-прежнему получаю знаки Оттуда. Эта работа не прекращается ни на минуту. Я постоянно в Их поле зрения и давно привыкла к этому. Кто бы ни был рядом со мной, он мгновенно входит в мой «список». И потому-то я спокойно расправляюсь с любым врагом, включая рэкетиров. Знаю, сила и уверенность Оттуда. Они всегда помогут. Если ты права!

По-прежнему получаю знаки при общении с Учителем. Его глаза оживают, Он улыбается. За его спиной появляется К.Х., и они уже вместе врачуют меня и потом окружают знаками, и я читаю. У К.Х. начинают светиться глаза, потом в них вырисовываются разные герметические знаки. И все заканчивается мозаичной Звездой, переходящей в Луч, направленный на меня потоком, разверткой, видно вращение Луча по часовой стрелке. Ход начинается в пол-оборота против часовой, а потом по часовой… И так можно смотреть до бесконечности…

Может быть и вправду взяться за судебный процесс «Рерихи–Хорши»?

***

(28 ноября 1991 г.)

Заказала телефонный разговор с Набережными Челнами. Жду. Задремала. Передо мной появляется географическая карта, по которой я прослеживаю путь от Москвы к Набережным Челнам. Потом появляется вторая карта. Я и по ней нахожу. Потом третья. То же. Иду по реке Волги, дохожу до притока Камы, на петле – Набережные Челны. Кто-то невидимый спрашивает меня:

- В какой стороне Татарии было особо развито монашество?

- В северной, - отвечаю.

А три географических карты о чем говорят? Ох, даже не хочется внедряться особо. То, что карты разновременные, то это точно. Из других воплощений, и знание – оттуда…

***

Из дневника:

(30 ноября 1991 г.)

Общалась по фотографии с К.Х… На синем фоне появилась геометрическая фигура - розово-сиреневая восьмерка. Поняла, это поля наши – от сердца к сердцу. То есть при общении мы уравновешенно автономно идентичны… И бесконечны… Вспомнила, как в одном из видений я говорю своей космической дочери, указывая на гору Белуху:

- Здесь женятся мужчины…

Вспомнилось, как показано было тогда воочию, как раскрывается вершина одной из прилегающих к Белухе гор, откуда вылетают космические корабли разной формы. Вспомнила, как выдавала замуж дочь…

Сколько вопросов должно бы быть к себе самой… а их почему-то нет…

***

(3 декабря 1991 г.)

Объявилась моя давняя подруга с институтских времен Сашка Миневич, которая сегодня по мужу - Ходорковская. Внутренне я уже знала о встрече с ее посыльным, и подготовила потому письмо и подарки. Все так и вышло. «Толстый» план подтвердил знания Тонкого Мира.

Из письма я поняла, что все в Америке у них не так уж и весело, несмотря на то, что в родственниках теперь ходит один из семи учредителей фирмы «Кока-кола».

По специальности устроиться на работу не удалось ни ей, ни мужу. А в Киеве Саша работала редактором в самом престижном книжном издательстве. «Синекура», такое впечатление осталось у меня от той «богадельни». Саша внешностью «косила» под Нефертити, так модную в наше время. Очень талантлива, причем, разносторонне, искрометна, с прекрасным чувством юмора. Так изящно могла держать сигарету в руках только она. На работу все приходили ради удовольствия, сразить эрудицией, подкосить очередной меткой эпиграммой, покрасоваться и показать зарубежные наряды, что на Крещатике приобретали у фарцовщиков. Когда Борис вернулся из Италии, я отдала ей всю косметику, которую в первый раз сама и увидела, - мне она ни к чему, а ей нужнее. Теперь ее муж Дима, ведущий пульмонолог Киева, - старший медбрат, так как не захотел сидеть «за одной партой с черномазыми», подтверждать свое образование. Он, конечно, как специалист коллегам уже понятен, и они бегают к нему за консультацией, но выше старшего медбрата прыгнуть не может, согласно их системе здравоохранения. А Саша вначале нянчила какого-то обормота в немецкой профессорской семье, а сейчас в парикмахерской делает «прически» на причинном месте. Лешка – надежда и отрада, молодец. Ему шестнадцать. Активен до материнской паники. Нашел себе работу в газете, скачет перед демонстрантами, фотографирует и еще имеет пять минут на радио. С обожанием относился к неграм, все давал репортажи со всех их заварух, пока они не накостыляли ему. Вот уж точно – «битие определяет сознание».

Письмо грустное. Конечно, евреи, не евреи, но коли ты всю сознательную жизнь прожил в стране Советов и впитал с молоком матери ее идеологию, это неистребимо. К тому же здесь в России живется простому человеку увереннее и стабильнее. Да, нет кокосов и абрикосов, но надежнее.

А Лазарь Моисеевич Каганович, сообщила Сашка в письме, тихо ушел в мир иной, сидя мирно в кресле. Приходящая домработница даже ничего и не услышала. И лицо было такое просветленное, такое ясное-ясное…

«Ушел последний верующий в свое дело коммунист Советского Союза, - констатировала западная пресса. - И символично - похоронная процессия на Октябрьской площади была остановлена эскортом машин, сопровождавших приезд Буша, Президента США, направлявшегося на лекцию в Институт международных отношений».

Символично до противного.

Еще когда мы с Сашкой учились в самарском институте, она рассказывала мне о своих родственниках: Лазарь Моисеевич, будучи у власти, не захотел помочь своей сестре, ее тетке. Она жила уже долгое время то ли на забайкальской границе или еще в какой-то суровой тьмутаракани, где служил ее муж. Тот заболел, и болезнь была такова, что немедленно надо было уезжать оттуда. Тот даже имел высокий военный чин, и попросить за него перевести в Москву не составляло труда. Но брат отказал. А у племянника, ведущего инженера какого-то московского предприятия, мы с Сашкой были в гостях где-то на Басманной в его однокомнатной квартирке. Эдик как две капли воды был похож на своего дядю. И тоже не был обласкан им. Вот тебе и еврей! Нет, дело не в национальности, а в морали, по которой живешь… Конечно, если есть и дух, и идея, и сила…

А когда-то наш московский метрополитен был имени Л.М. Кагановича... Вот привратница-судьба... Что ему только ни пришлось в своей жизни пережить... И взрыв Храма Христа Спасителя, в том числе. Дело его рук, идеи, силы…

***

(5 декабря 1991 г.)

Л.В. не отринула моего смелого предложения взяться за книгу, в основу которой ляжет судебный процесс Рерихов с Хоршами, начавшийся в момент наивысшего напряжения их деятельности, вышедшей на уровень государственного и международного строительства.

- Предательство должно было произойти неминуемо. Такова была высота духа, ими достигнутая, - сказала мне Л.В.

Неспроста же Л.В. заговорила со мной о книге - пронзила меня, словно кинжалом, мысль. А я привыкла откликаться на все проблемы. И, действительно, почему бы нет…

Я всегда утверждала: подвиг Рерихов состоит в том, что они, не отрываясь от жизни, а в ее гуще даже, смогли подняться на такую духовную высоту! Впрочем, другого и не могло быть. Это миссия – быть. И, тем не менее, Они как указатель возможностей человечества - «ручками и ножками»… Жизнь ничем особо их не баловала, все надо было делать самим: и семья, и дети, и служба. Каждый со своим непростым характером… Е.И. – от роли «светской львицы» и светской жизни, не попирая ее, – подняться духом, находясь в этой среде несовершенств людских и сюрпризов жизни, через свои же ошибки – вперед. Ничто не сломало ни ее дух, ни Н.К.!

Л.В. предупредила меня, что в работе с архивом придется пройти через боли сердца, возможно, тяжело заболеть, так все не просто…

- Все осмыслить и правильно увидеть жизнь этих людей… А то рериховцы все думают, что за них все Учителя решали… Так в том-то их и подвиг, что решать все самим приходилось. Давали-то им малость, а все остальное – сами. Са-ми!

Ну и слава Богу! Именно такими они и нравятся мне больше! Именно такими я и видела их всегда! Именно из-за этого у меня и были разногласия с Галиной и Кольченко. Эйфоричность в оценке их жизни мне претила всегда. Так что эта тема вдвойне моя. Жаль только, не знаю английского языка. Много на нем в подлиннике. Не даром Учитель мобилизовывал меня на изучение его. Но Л.В. обещала помочь. Как стыдно…

***

Опять у Фонда препятствия – не регистрируют новый Устав и Фонд, как международный.

Подозревают, что это работа Сережи Житенева, кого Л.В. с треском погнала за растрату средств из СФР, а теперь он правая рука у Бурбулиса, первого помощника Ельцина.

***

(8 декабря 1991 г.)

В Белоруссии в Беловежской пуще был узаконен государственный переворот.

Б.Н. Ельцин - Россия, С. Шушкевич – Белоруссия, Л. Кравчук – Украина подписали соглашение о роспуске СССР и создании СНГ - Содружества Независимых Государств. Якобы - «осознавая ответственность перед своими народами и мировым сообществом, и назревшую потребность в практическом осуществлении политических и экономических реформ».

И мы все с одночасье проснулись утром в новой стране. И никто не возмутился, никто не побежал строить баррикады. Почему? Почему вот только что строили, а сейчас все проглотили за здорово живешь? Народу не за кого было сражаться. Ельцин же по-прежнему возглавляет Россию. Сами его приветствовали во времена путча. А Горбачев сдал себя еще там, на мостике трапа, когда по возвращении из плена ГКЧПистов опасливо и трусовато оглядывался вокруг, и не произнес слов благодарности за вызволение из плена. Не удосужился помахать ручкой народу, что и за него клал головы на плаху. Тогда-то он окончательно предал народ. Это было видно по всему его облику… И народ не простил этого. А тут уже новоиспеченный лидер, который с удовольствием взял валявшуюся на обочине власть. Картинно все произошло. И танк оказался кстати. Прямо «Ленин Второй»!

***

(10 декабря 1991 г.)

Буду надеяться, что этот день радостный не только для нашей семьи – родился внук! Родился в то время, когда молитва светлых сил Планеты собирается воедино – «Пусть будет Миру хорошо». Пусть!

А в 1988 году в этот день в квартиру наяву пришел Щит Белого Братства…

А сейчас пришел знак от Учителя – на серебряной нити четырехлепестковый Аленький цветочек. И море радости! Поздравили вдвойне?

Пусть будет так.

***

(11 декабря 1991 г.)

Позвонила Л.В., поздравила с рождением внука. Продолжили разговор о делах. Регистрация должна состояться. И как я ей и говорила: «Этот вопрос вы решите сами, и никто кроме…» Так и получилось. Они с Айваром были у замминистра юстиции СССР, и вопрос решился.

***

По-прежнему при общении с Учителем – улыбка на его губах… взгляд, очищающий ауру… Особо впечатляет, когда Он поднимает очи вверх, чуть ли не закатывая их, а потом резко опускает… Я в такие моменты ахаю от восторга, а потом смеюсь вместе с ним над собой. Весело! Радостно! И свет – аметистово-розовый с золотым переливом. И от золота опять в аметистово-розовый… И все вокруг - и впереди, и с боков, и сзади - тот же столб света… И вот пишу – и ложится нежно-голубой, нежно-салатовый. Словом, в такие моменты у меня не жизнь, а сплошная сказка, как в Аксаковском раю с добрым молодцем… Ну и кто может разрушить его? Никто! Нигде и никогда!

А после свечения ощущаю в родничке, сердце и центрах такую наполненность - то и гляди лопну! Будто тебя втягивают-притягивают к магниту. Вижу - лик Учителя сияет при этом, и проступают серебряные канаты-дуги над головой, словно корона сияет…

Как ЭТО происходит?

Как только записала вопрос, тут же включился третий глаз… нарастают вибрации… давление на глазной центр… и оттуда выходит свет, ложится на портрет Учителя, портрет Учителя включается. Учитель ожил. Улыбнулся. Задвигались глаза. Сначала правый, потом вместе. Могут работать автономно. Все движения несут информацию. Так мне прорезали видение зрачковое, когда, не уходя в транс, можно было видеть абсолютно другую местность, совершенно не похожую на ту, где ты сейчас и с кем…

***

Прервалась из-за неимоверно сильных вибраций Любви, идущих от Учителя… Его улыбки, световых излучений и пронизывающих все верхние центры, весь верхний треугольник Любовью несказуемой…

***

(17 декабря 1991 г.)

Наталья Т. сообщила: меня и Григорьеву Татьяну Л.В. пригласила на новогодний бал в Фонд. Завтра торжественная регистрация нового статуса Фонда – Международный Центр Рерихов.

Страна развалилась. И потому статус должен соответствовать действительности.

Л.В. на высоте!

Что ищешь в Богах, ставшими людьми?

Корректности поступков? Плавности речений?

Иль дел благих? Земных преоборений…

Вспомнила эти строчки стихотворения, что я написала для Натальи. Уж очень она взыскующе к ней относится. Видите ли, та позволяет себе мальчишеские выпады. И ко мне такие же претензии. А это просто защита! Защита от тех, кто слабее духом. Чтобы не подставляли свои спины в качестве рабского пьедестала. Это провокаторы от тьмы, бессознательные их союзники. Вот потому эта пижонская бравада там, где другой не упустил бы возможности сделать из них пьедестал для своей самости.

***

(19 декабря 1991 г.)

День святого Николая Чудотворца.

Поздравила Л.В. с новым статусом – Международный Центр Рерихов. Звучит прекрасно! Получился неожиданно разговор, которого я избегала не раз в общении с сотрудниками Фонда Рерихов. Учитель проявил свою волю. Это он сказал моим речевым аппаратом: «Так и быть, берите меня…» И теперь я перехожу на работу в МЦР помощником Л.В. и безоговорочно! И я рекомендую Светлану Б. Л.В. не в восторге от моего предложения, сначала колеблется, а потом говорит, что поставит ее на место Майи Петровны Бекрицкой – возглавить отдел по связям с рериховскими обществами. Я даже и не ожидала такого, думала замом, чтобы не создавать ненужного напряжения ни ко мне, ни к Светланке. Но Л.В. «взяла быка за рога».

Домой шла вместе с Галиной Шпилько. Она ничего еще не знала, но начала разговор о моем переходе в МЦР:

- Я вижу вас в качестве заместителя Л.В., надо переходить к нам.

Может быть, все они правы? Может быть, хватит бегать от себя самой? И хватит давать лазейки для случайных людей типа Карпачевой? Может быть, пора в рукопашный бой? Тяжело, конечно, уходить от устоявшегося комфорта жизни, свободы и независимости, и взвалить на себя такую тяжесть. И как, главное, совместить с книгой? А от нее я не собираюсь отказываться. А как с рубиновым ожерельем? Оно мне было не так давно показано в Тонком Мире на моей шее, не размен ли это в этом бабском коллективе?

И потом, не прослушивается ли кабинет Л.В.? А, может, это все логично…